— Равви, вели ей помочь мне, — повторила Марфа, — я с ног сбилась, а она сидит и ничего не делает. Справедливо ли это?
— Марфа, Марфа, — сказал Иисус, — ты хлопочешь о многом, а надо только одно — слушать Меня. Мария избрала лучшую долю, оставь ее.
— Но, Равви, ведь и я бы хотела, а надо другое.
— Если хочешь, садись и слушай. А если не хочешь так, чтобы все бросить, делай дело свое, но оставь Марию и не думай, что делаешь большее. Плод того, что она услышит, созреет не сейчас, но накормит многих. Ты хочешь накормить нас сейчас. Делай это, но с кротостью в душе. А справедливость... И Каин хотел справедливости.
— Кому ты уподобил меня, Господи?
— Я не уподобил, сама себя не уподобляй.
Шва 9. Лазарь
Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой, — сказала Марфа.
— Где вы положили его? — спросил Иисус и прослезился. «Смотри, как Он любил его, — говорили иудеи. — Не мог ли сей, отверзший очи слепому, сделать так, чтобы и этот не умер?»
— Воскреснет брат твой, — сказал Иисус.
— Знаю, что воскреснет в воскресение в последний день.
— Ты так говоришь, будто воскресение — не твое дело и не тебя касается. Кто-то сделает, а тебе трудиться не надо.
— Но, Господи, как же трудиться? Я могу только веровать.
— Вера и есть труд души. Веришь ли, что давший Хлеб жизни больше самого хлеба? Больше жизни и смерти?
— Я верую в Отца Небесного, всемогущего и всеблагого.
— Но Отец не только «там», Он и «здесь». Я и Отец одно.
И тут подняла голову Мария, которая пала перед тем к ногам Его и молча плакала.
— Ты — больше жизни и смерти, — сказала она, и в глазах ее зажегся свет, который был больше самой большой скорби и глубже радости.
— Воскреснет брат твой, — сказал Иисус и подошел к гробу.
То была пещера, и камень лежал на ней.
— Отнимите камень, — сказал Он.
— Но ведь уже смердит, — возразила Марфа.
— Отнимите камень.
— Но ведь четыре дня, как во фобе.
— Марфа, Марфа, не говорил ли я тебе, что нужно только собрать Дух свой! Я есмь воскресение и жизнь вечная. Верующий в Меня, если и умрет, оживет, а живущий и верующий в Меня не умрет вовек.
И возвел Иисус очи к небу и сказал:
— Лазарь, иди вон!
И вышел Лазарь, обвитый пеленами...
Глава 10. У фарисея
Как ты думаешь, Равви, кто был Иоанн Креститель? — спросил Иисуса ученый фарисей, пригласивший его в свой дом. Он возлежал с Иисусом, угощал Его и задавал Ему вопросы.
— Думаю, что это был великий Пророк, наибольший из людей, — ответил Иисус.
— Равви, вот мы оба с тобой люди ученые, сведущие в Писании. Сейчас так много говорят о Мессии. Многие говорили, что Иоанн — Мессия; но ты ведь этого не думаешь?
— Нет, не думаю. И сам Иоанн не думал этого о себе.
— А что ты думаешь о Мессии? Откуда он должен прийти? Когда появится? Какое знамение будет явлено? И как нам точно узнать, что это он?
Иисус молчал, подперев рукой голову.
— Почему ты не отвечаешь, господин?
— Я думаю, что имеющие глаза видят, а имеющие уши слышат.
— Но все мы не глухие и не слепые, не понимаю, о чем ты говоришь.
Иисус опять замолчал, а потом спросил:
— Скажи мне, как ты молишься? Много ли слов говоришь и какие?
Фарисей ответил, перечислил свои молитвы. Он благодарил Бога за то, что не создан женщиной и не создан грешным. И за то, что ему дано было постичь закон и пророков. И за многое другое.
— А не видел ли ты, как стоит в синагоге грешник и даже не смеет молиться рядом с тобой, и только плачет и говорит: «Прости мне, Господи, мерзость мою»? Так вот, молитва этого грешника дойдет до Бога скорее твоей.
Фарисей молчал. Налил еще вина в оба бокала, а потом улыбнулся и сказал:
— Мы оба с тобой богатые, а не нищие духом, как тот, которому ты велишь подражать. И за это богатство наше духовное, я думаю, мы оба благодарны Богу.
— Блаженны нищие духом, — сказал Иисус. — Почему ты приравнял меня к богатым? Птица небесная имеет гнездо и зверь логово, а я не имею, где преклонить голову. А мое духовное богатство? Где оно? И его нет у меня, ибо оно не мое. Оно Божье. Я ничего не копил и не собирал, ни в амбарах, ни в книгах, а бросил все и остался наедине с Духом живым. Так что ничто не мешало мне видеть и слышать. Я ничего не имею. Я только вижу и слышу то, что имеет Отец мой.
Фарисей сморщил лоб. В глазах его было недоумение. Что говорит этот человек? До сих пор не было ничего ни в книгах, ни в словах других людей, чего бы он не мог понять. А этот все время говорит вещи, которые невозможно понять. Или он не умеет говорить ясно? Почему с ним чувствуешь себя так неловко? Кто ему дал власть учить?
— А как ты сам молишься, чего ты просишь у Бога? — спросил фарисей Иисуса.
— Чаще всего я молюсь совсем без слов, — отвечал Иисус.
— А чего ты просишь у Бога?
— Ничего. Для себя мне ничего не надо. Потому что душа моя все получила и не алчет больше.
— Как?.. Совсем ничего не надо? Разве не бывает у тебя нужд, как у всех людей? Разве не испытываешь ты иногда тоску и желания?
— Все, что я могу пожелать, Отец мой знает прежде меня и утоляет желание. Внутри меня — все, чего я могу пожелать. И душа моя не рвется наружу из себя самой. Внутри меня — все небо и все звезды. И тоски я не знаю.
Фарисей пожал плечами. И подлил еще вина. И сказал:
— Я уважаю тебя, и говорил тебе уже, что почитаю тебя за равного по знанию. И я часто защищаю тебя перед моими друзьями, которые почитают тебя человеком невежественным и нарушающим Закон. Но вот объясни мне сам, почему ты так уверен в себе? Ведь ты же только человек, такой же, как мы все, и сам еще учишь других смирению. Почему бы тебе не посоветоваться с другими и не прислушаться к тому, что они говорят?
Иисус ответил ему:
— Ты слышал ли когда-нибудь, как поет соловей? Спроси у него, откуда он знает свою песню и почему так уверенно поет? Или бы ты хотел, чтобы он через каждое колено останавливался и советовался с другими, верно ли берет?
