На каждый из этих дворов выходили отдельные дворцовые ворота, соотнесенные строго по сторонам света.
Юная дочь эмира Бетсабулы и ее свита, оставив лошадей и мулов у коновязи, вступили под дворцовые своды через южные ворота.
Внутреннее убранство дворцовых покоев поразило простодушную Настасью еще больше. Какими маленькими и жалкими казались ей теперь бревенчатые терема князей и бояр, когда-то виденные ею в Серпухове. Своды дворцовых залов были столь высоки, что голоса людей и даже шум шагов рождали там, у потолочных балок, гулкое протяжное эхо. Пол повсюду был выложен разноцветным мрамором; стены были украшены барельефами и изразцовыми вставками в виде ромбов, квадратов и прямоугольников. Каждая колонна, каждая дверь, каждый стоящий в нише сосуд из гипса или алебастра являли собой яркий образчик высокого искусства.
У Настасьи голова пошла кругом от одной только мысли, сколько трудолюбивых рук корпело над всей этой красотой, сколько дорогого камня, дерева, стекла, красок, глины, извести и прочего материала ушло на воссоздание всего этого великолепия! Когда Настасья подъезжала к Сараю вместе с отрядом Бетсабулы, ей не встретились на пути ни горы, ни леса. Значит, камень и лес везли сюда, на выжженную солнцем и продуваемую ветрами равнину, из далекого далека. Вот оно, могущество Золотой Орды! Говорят, владения золотоордынских ханов простираются от Кавказских гор до приокских лесов, от Персидского моря на востоке до Угорских гор на западе! То, что в Сарае живут десятки тысяч рабов из разных стран, Настасья имела возможность увидеть своими глазами. И это не просто невольники, но искусные ремесленники, работающие на татарскую знать за пищу, одежду и кров. Они-то и возводят в Сарае дворцы, мечети и мавзолеи, мостят улицы камнем, роют пруды и сточные каналы.
«Нет, никогда русским князьям не одолеть Золотую Орду! – сокрушенно думала Настасья, шагая в свите ханской невесты по дворцовым залам и переходам. – Орда, как гигантский паук, опутала паутиной власти множество племен и народов! Войско Орды неисчислимо, богатства ее безмерны и страх перед ней холодит сердца тех государей, на кого пока еще не легло татарское иго!»
На новом месте Бизбике получила статус четвертой младшей жены хана. По этому статусу ей были отведены покои в ханском гареме. С прежней свободой Бизбике пришлось распрощаться. К ней приставили толстых лысых евнухов, которые заставляли ее соблюдать внутренний дворцовый распорядок дня, следили за каждым ее шагом, старались подслушивать каждое ее слово.
Не лучшая пора жизни началась и для Настасьи. Она имела несчастье приглянуться Мухаммед-Булаку, и тот повелел включить Настасью в число своих личных слуг и служанок. Это означало, что истинным господином для Настасьи отныне является хан, а с подружкой Бизбике ей удастся видеться лишь урывками.
Женоподобный и мягкотелый, Мухаммед-Булак был необыкновенно похотлив, почти все свое время он проводил с женами и наложницами. Прислуживающие ему рабыни, по его прихоти, должны были ходить по дворцу лишь в коротеньких набедренных повязках, с обнаженной грудью, увешанные украшениями и умащенные благовониями. Во время своих частых трапез Мухаммед-Булак обожал созерцать танцы рабынь из Персии и Ширвана. Утром и вечером ему делали массаж опять же рабыни, опытные в этом деле. Во время прогулок Мухаммед-Булака по дворцовому парку его сопровождала целая толпа невольниц, которые поддерживали хана под руки, обмахивали его опахалами из страусовых перьев, несли за ним сосуды со сладкой водой и яблочным соком на случай, если их повелитель захочет пить, также несли легкое плетеное кресло, если их господин устанет и пожелает присесть в тени тополей и кипарисов. Кто-то из невольниц развлекал хана беседой, кто-то наигрывал на струнных инструментах и свирелях, услаждая его слух.
Страдающий одышкой, Мухаммед-Булак все делал медленно. У него был очень неторопливый шаг, любое питье он пил маленькими медленными глотками, за трапезой он засиживался подолгу, так как очень медленно жевал, по утрам он с трудом просыпался, а ночью с таким же трудом засыпал. Лекари не отходили от хана, досаждая ему своими запретами и заставляя принимать горькие лекарства. Если ограничивать Мухаммед-Булака в еде и распитии вина лекарям еще как-то удавалось, то запретить ему интимные излишества они никак не могли.
Совокуплялся с женщинами Мухаммед-Булак тоже в своей ленивой манере. Он разваливался на софе или в широком удобном кресле, голый и покорный, а рабыни должны были сами доводить его мужское естество до стоячего состояния, затем одна из наложниц насаживалась сверху своим лоном на ханский детородный жезл, совершая плавные поступательные движения своим телом вверх-вниз. Остальные рабыни, как правило, поддерживали свою подругу за руки или бедра, чтобы она не потеряла равновесия во время этой сложной и долгой процедуры. При этом нужно было следить, чтобы случайно не надавить слишком сильно на толстый живот хана, не наступить ему на руку, не ткнуть коленом в лицо. Также нельзя было опираться руками на плечи хана или на его грудь. Одной из рабынь приходилось постоянно наблюдать за выражением лица Мухаммед-Булака, чтобы по движениям его губ, трепетанию век и учащенному дыханию контролировать ритм телодвижений наложницы, совокупляющейся с ханом. По сигналу наблюдательницы находившаяся сверху наложница либо замедляла свои телодвижения, либо убыстряла их, либо прекращала вовсе.
Настасье пришлось пройти через это испытание уже на третий день своего пребывания в ханском дворце. В тот вечер она прислуживала хану за ужином, а именно: стояла подле Мухаммед-Булака и пробовала все кушания, стоящие перед ним на столе. Яств было много, и все они были очень вкусные. Ничего подобного Настасья не пробовала даже в доме эмира Бетсабулы.
Мухаммед-Булак со слащавой улыбкой поглядывал на Настасью, то и дело касаясь своей холеной рукой то ее бедра, то живота, то коленей. Наконец, хан приказал Настасье опуститься на колени рядом с ним. Ему понравилась грудь Настасьи. Лакомясь различными сладостями и глазея на кружащихся танцовщиц, Мухаммед-Булак успевал потискать ладонями упругие груди Настасьи, вымазав их медом и сладкой патокой.
После ужина евнухи привели Настасью в ханскую опочивальню.
Там уже находилось несколько рабынь, две из которых делали развалившемуся на ложе хану массаж спины и голеней. Еще три невольницы, все очень красивые, сидели рядком на скамье, ведя негромкую беседу. При виде Настасьи они умолкли. Одна из них, с очами, как у лани, поманила Настасью рукой, унизанной серебряными браслетами.
Настасья несмело приблизилась.
– Присядь, – с приветливой улыбкой сказала большеглазая. – Меня зовут Лейла. А тебя?
Настасья назвала свое имя. На местном наречии оно звучало как Настжай.
– Ты родом с Руси? – промолвила Лейла. И после молчаливого кивка Настасьи добавила: – А я из Персии. Это Джамиля, – Лейла указала на свою соседку. – Она из Азербайджана.
Джамиля тоже улыбнулась Настасье и, в свою очередь, представила девушку, сидевшую с краю от нее:
– Это Галима. Она из Бухары.
Словоохотливая Лейла кивнула Настасье на двух массажисток и тихо проговорила:
– Та, что повыше ростом, это грузинка Манана. Та, что с рыжими волосами, аланка Леза. У них своя работа, а у нас – своя.
По взгляду и еле уловимому тягостному вздоху персиянки Настасья догадалась, что та имеет в виду.
Закончив массаж, грузинка и аланка уселись на скамью, утирая потные лбы тыльной стороной ладони. Обе были лишь в набедренных повязках, их крепкие, с легким загаром, тела блестели от пота, словно смазанные жиром.
– Боров уснул, – негромко обронила Манана, с неприязнью кивнув на ложе, где похрапывал хан, раскинув руки в стороны. – У вас есть время на отдых, подруги.
– Кто сегодня скачет на этом уроде? – шепотом спросила Леза.
– Вот она, – также шепотом ответила Лейла, указав на Настасью.
– Не бойся, девочка, – Манана погладила Настасью по голове. – Это только поначалу трудно, а потом приноровишься. Ты юная и гибкая, весу в тебе немного. Подружки помогут тебе. Боров сегодня в сильном хмелю, может, у него и не выйдет ничего.
– Если толстячок рассердится из-за этого, то опять заставит нас сосать свой мерзкий отросток! –
