поможет. – Янина негромко рассмеялась. – Какое забавное у него имя! Не иначе в детстве он капризный был.
По-древнерусски Ропша означает «ропшущий, недовольный».
Глава одиннадцатая
Фряги
Фрягами на Руси испокон веку называли итальянцев. Также их называли и в Золотой Орде.
Уйдя из дома, Прохор пешком добрался до Коломны, сей град запирает с юга рубежи княжества московского, возвышаясь на холмах близ впадения Москвы-реки в полноводную Оку. Через Коломну каждое лето двигались торговые гости речным путем с юга на север и обратно.
В Коломне Прохору улыбнулась удача. Занемогли после пьяной драки трое гребцов-русичей, подрядившихся в Твери на генуэзскую торговую ладью. Хозяин судна, которого звали Джироламо, посуетившись на коломенской пристани, нанял взамен покалеченных тверичей троих здешних гребцов, среди которых оказался и Прохор. С большим тяжелым веслом Прохор до этого никогда не управлялся, но он быстро усвоил все приемы этого изнурительного труда. Купец Джироламо своих гребцов кормил хорошо, давал отсыпаться на ночных стоянках у берега, по мелочам не придирался.
На фряжской ладье было тридцать гребцов-русичей. Кормчий, его помощник, слуги и телохранители Джироламо все были фрягами. Между собой Джироламо и его люди разговаривали на своем родном языке, а с гребцами общались по-русски, так как уже много лет ходили на ладье торговать на Русь. И все же из фрягов лишь Джироламо говорил на русском языке свободно и без акцента, остальные изъяснялись, сильно коверкая русскую речь.
Прохор привлек к себе внимание Джироламо тем, что быстро свел дружбу с его слугами, общаясь с которыми сильно поднаторел в изучении фряжского языка.
От Коломны до вольной волжской воды фряжская ладья шла по Оке восемь дней, по пути задерживаясь в Рязани и Муроме. От Нижнего Новгорода до Великого Булгара судно Джироламо шло еще семь дней. На путь от страны волжских булгар до Нового Сарая ушло двенадцать дней.
В столице Золотой Орды Прохор напросился в услужение к спесивому Джироламо, не гнушаясь никакой работы.
В пригороде Сарая у Джироламо был большой дом с садом и конюшней. На базаре у него была своя лавка, а на пристани в его владении был один из сухих доков для ремонта кораблей. Сначала Прохор трудился в гавани, где летом и осенью работы было невпроворот. Торговые суда сплошным потоком шли в Сарай с донской переволоки, с низовьев Волги от Персидского моря, с верховьев Волги, из русских княжеств и Булгара. В пути случалось всякое, поэтому починка требовалась многим торговым насадам. В артели корабельщиков, работающих на Джироламо, почти все были русичи. Кто-то пришел в Сарай на торговом судне, нанявшись гребцом, да так и остался здесь. Кого-то Джироламо выкупил из татарского рабства и взял к себе на работу.
Зимой всю артель корабельщиков Джироламо перебрасывал на заготовку древесины. Лес обычно рубили в верховьях реки Суры, потом на санях везли к Волге и сваливали на берегу, чтобы по весне сколотить из бревен плоты и спустить их вниз по Волге до Ахтубской протоки.
Прохор избежал этой участи, его Джироламо взял к себе в дом для различных поручений. Целыми днями Прохор мотался между базаром и домом Джироламо, вручая из рук в руки узкие полоски толстой бумаги, куда приказчики заносили перечень проданных товаров, а также товаров, утративших спрос либо пришедших в негодность. Сюда же заносились суммы вырученных денег. Джироламо часто писал записки другим фряжским купцам, с которыми он проворачивал различные сделки. Эти записки также доставлял их адресатам Прохор, который очень скоро исходил огромный Сарай из конца в конец.
Всюду, будь то базар, пристань или постоялый двор, Прохор завязывал знакомства с различными людьми, невольниками и свободными. Он искал таким способом Настасью, описывая ее внешность, выспрашивая о ней у людей знатных и простолюдинов, у мужчин и женщин. Так прошла осень, а за ней зима… Сметливый Прохор уже неплохо изъяснялся на фряжском и татарском языках, но ему пока так и не удалось разыскать сестру.
Однажды в середине апреля Джироламо, как обычно, отправил Прохора с письменным посланием к венецианскому купцу Козамо, дом которого находился в Гулистане, в той его части, что примыкала к заболоченному руслу Ахтубы. В той части предместья генуэзцы не селились, опасаясь болотной лихорадки. Зато венецианцы облюбовали это низменное, заросшее густым тростником место, прорыв там один обводный канал, годный для прохождения торговых судов, и еще несколько дренажных каналов для отвода вешних вод.
В доме купца Козамо Прохору уже доводилось бывать, поэтому в то утро он без труда разыскал знакомый каменный терем с красной черепицей на крыше. Козамо был чем-то занят в своем винном погребе, поэтому слуга попросил Прохора дождаться его во внутреннем дворике.
Прохор присел на скамью под цветущей липой, разглядывая узоры из разноцветных плиток, которыми был выложен весь двор. Вдруг мимо него прошла девушка-рабыня с корзиной в руках, направляясь из дома в кладовую.
– Милава! – изумленно воскликнул Прохор, вскочив со скамьи. – Ты ли это?
Услышав русскую речь, девушка остановилась и взглянула на Прохора. На ней было длинное платье с оборками, приталенное, с длинными рукавами. Причем платье было голубого цвета, а рукава у него белые. Голова ее была покрыта платком, совершенно скрывающим ее волосы. Платок был белый, немного похожий на мешок с вырезом для лица. На Руси такие платки не носили.
– Проша! – радостно промолвила девушка, выронив корзину из рук. – Очам не верю! – Она повисла у Прохора на шее, легкая и трепетная.
Прохор усадил Милаву на скамью, сам сел рядом и тут же закидал ее вопросами о своей сестре.
– Я с прошлой осени живу в Сарае, в доме одного богатого фряга, все это время занимаюсь поисками Настасьи, – молвил он. – Но все пока без толку!
Милава поведала Прохору о том, как татары привезли ее в Сарай, не единожды надругавшись над нею еще в пути, как всех невольниц, захваченных татарами в том набеге, за плату передали торговцам рабами.
– Меня купил фряг Козамо, – утирая слезы, рассказывала Милава, – Янку купил какой-то мясник, мордастый и страшный. Нас с нею продали в первый же день. С той поры я и живу здесь, – печально вздохнула Милава. – Я же младенчика родила два месяца тому назад, но, к несчастью, мертвого…
– Над Настасьей нехристи тоже надругались? – дрогнувшим голосом спросил Прохор.
– Настасье повезло, ее взял себе знатный татарин, самый главный в том отряде, – ответила Милава. – Настасью не трогали по пути сюда. А здесь мы с ней расстались еще при въезде в Сарай. Тот эмир увез Настасью и еще одну пленницу к себе домой. Вот и все, что я знаю.
– Что ж, это уже кое-что, – промолвил Прохор, обняв Милаву за плечи. – Не плачь, горлинка моя. Вот разыщу Настасью и сразу на Русь подамся. Тебя тоже заберу с собой.
– Козамо не отдаст тебе меня, – прошептала Милава, сдерживая слезы. – Он хочет увезти меня на свою родину, в город, где вместо улиц каналы и протоки. Люди там не по земле ходят, а плавают в лодках.
– А я выкраду тебя, и будет тогда кривоногий Козамо локти себе кусать! – усмехнулся Прохор, подмигнув Милаве.
В этот миг Прохор показался Милаве самым сильным, самым смелым и самым красивым на свете! Это же надо осмелиться приехать в басурманский Сарай и пытаться отыскать плененную татарами сестру среди скопища живущих здесь чужеземцев!
Джироламо собрал в своем доме всех живущих в пригороде Сарая генуэзских и венецианских купцов по очень важному делу.
– Мамай намерен этим летом двинуться на Русь, – объявил гостям Джироламо. – Для усиления своей пехоты Мамай нанял наемников в Кафе и Тане. Наемники уже находятся в пути сюда, наши собратья-купцы предоставили им свои корабли. Наемники пройдут на судах до излучины Дона, там выгрузятся на сушу и степью выйдут к Волге. Нам надлежит причалить на своих судах к волжскому берегу близ городища Сарыгач, взять на борт наемный отряд и доставить его к городку Увек, где разбит стан Мамая. За эту услугу Мамай обещает нам щедрую плату.
Купцы оживленно загалдели. Это известие не могло не радовать их: набег ордынцев на Русь обещает
