«Главное, чтобы пары вытекшего бензина не вспыхнули» — подумал я управляя «планером».
Шасси я убрал еще на взлете, так что под самолетом было чисто, когда я стал планировать на ВПП.
«Есть касание!» — подумал я, и меня затрясло на неровностях почвы. Вдруг с хрустом отлетела часть поврежденного крыла, оставшись за хвостом.
«Все. Амба! Хрен его теперь отремонтируешь!» — зло подумал я.
Как только мой разбитый «ястребок» замер, я расстегнул ремни, и с трудом откинув слегка заевший фонарь назад, стал вылезать. Ко мне уже бежали со всех сторон. Ревя мотором подлетела полуторка, в кабине которой сидела Мариночка.
— Цел? — не успев вылезти из кабины машины, крикнула она.
— Нормально. Хорошо плюхнулся, — ответил я, расстегивая парашют. Потом стал обходить и осматривать машину. Как я и думал – только на запчасти, фюзеляж «ушел».
— Цел? Жив? — захлестнула меня волна служащих аэродрома.
— Норма, — смеясь, ответил я. Хотя хотелось не смеяться, а плакать. «Ястребок» было жалко до слез.
— А ну разойдись!! — вдруг рявкнул кто-то. Люди расступились, и я увидел рядом с полуторкой, чужую «эмку». Она была точна не наша, у Никитина была прострелена крыша, а это чужая.
«Это еще кто?» — мысленно подумал я, сердце сжалось от нехороших предчувствий.
Рядом с машиной стояли трое командиров, в форме НКВД.
— Младший лейтенант Суворов? — спросил старший по званию, капитан. Двое других, лейтенант и старший лейтенант, молчали.
— Да, это я, — ответил я несколько растерянно, кинув взгляд на слегка бледного Никифорова. Кириллов был тут же, и тоже молчал. Видимо документы у приезжих были на «уровне».
— Вы проедете с нами. Сдайте оружие.
Толпа ахнула. В военное время это значило одно, что я уже не вернусь обратно.
— Есть сдать… — я стал снимать ремешок с кобурой, но тут мне пришла мысль побарахтаться. Просто какое-то наваждение.
— Товарищ капитан, а можно ваше удостоверение посмотреть? — твердо сказал я, прекратив снимать оружие.
— Вы что, лейтенант, не поняли? Сдать оружие! — выпятив челюсть, резко приказал он.
— Кому? — нагло спросил я. Меня уже отпустило от неожиданности, и я ответил тоже довольно резко.
— Мне!
— А вы кто?
— Лейтенант, вы издеваетесь. Я уже предъявлял удостоверение вашему командиру и особисту, — кивнул капитан на Никифорова, и стоящего рядом Никитина.
— Удостоверение личности, пожалуйста, — протянул я руку, сделав два шага вперед.
Я заметил краем глаза, как напряглись остальные, не исключая обоих особистов, их тоже что-то напрягло. Капитан – это тоже увидел, поэтому усмехнувшись, расстегнул клапан нагрудного кармана и достал удостоверение.
— Ваша бдительность достойна уважения, младший лейтенант, — показалось мне или нет, но в его голосе была угроза.
Открыв удостоверение, я мельком осмотрел его. Сомнений не было, как и следа от скрепки.
— Фальшивое, — растерянно сказал я. А так как была тишина, то услышали все. Не успел я ничего осознать, как кто-то схватил меня за воротник и дернул назад. Падая, я успел заметить блеснувшее у лица хищное лезвие финки.
«По горлу метили» — подумал я. Дальше я уже ничего не видел, на меня навалилось чье-то безвольное тело, но зато все слышал. Часто хлопали пистолеты, один раз протрещал автомат, где-то вдали несколько раз гулко ударила винтовка, и множество криков, в основном мат.
Скинув с себя тело бойца из подразделения БАО, я доставая маузер, стал одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось, пока я барахтался под телом бойца, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле лежал ППД, который на моих глазах подхватил кто-то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого-то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца, на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее это Кирилов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что-то полуобморочно бормотал в ответ.
«Допрос в боевых условиях!» — отстраненно подумал я.
Обернувшись, я посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавших на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда-то тела, перевернул его и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.
На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.
«Что я натворил?!!!» — это мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками я спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.
— Одиннадцать убитых. Восемнадцать раненых! Это что такое? — орал комдив, который довольно шустро прилетел в наш полк на У-2.
— У них было подстраховка, и она вступила в дело, когда с поля донеслись выстрелы, товарищ полковник, — морщась от беспокоившей его раны отвечал Никитин.
Это действительно было так. Группе немецких диверсантов, был дан приказ на мой захват. Причем пленный рассказал, что велели доставить только живым, а в случае невозможности захвата, уничтожить. Работали не в первый раз, дело знали туго, а тут из-за меня осечка. Группа подстраховки из восьми человек была на полуторке, вот они то и вступили в бой чтобы дать уйти группе захвата. Когда поняли, что уже поздно, просто ушли, бросив одного своего, и девять наших. В результате у нас четыре трупа, один пленный и две машины. Свою полуторку диверсанты почему-то не забрали, бросили ее недалеко в лесу и ушли пехом. А наткнулись на нее наши, только через полчаса.
Именно это и докладывал Никитин полковнику.
— А вы чего молчите? Стыдно? — грохнув кулаком по столу спросил полковник у обоих полковых особистов, которые тоже присутствовали.
Я сидел позади всех в землянке и с интересом слушал, до сих пор не понимая. Я то здесь зачем? Кроме командования обоих полков, больше никого не было.
— Документы у диверсантов были изготовлены очень высокого качества, просто отличные. Для проверки было слишком мало времени, проводная связь была перерезана до их приезда. Скорее всего ими же. Так что установить принадлежность к немецким подразделениям было довольно тяжело, — спокойно ответил Никифоров. Несмотря на рану в боку, он как и Никитин тоже присутствовал.
— Установить тяжело? А мальчишка сопливый только заглянув в документы, сразу определил что они фальшивые, это как по-вашему? — орал полковник тыкая в меня пальцем. Видимо ему было пох, кто перед ним сидит.
Никифоров уже подходил ко мне с подобным вопросом и я подробно объяснил, как определил фальшивку, рассказав, что меня научил этому один из пограничников, когда ходили по немецким тылам. На вопрос «кто?», я осторожно сдал Слуцкого.
— Мы уже выяснили, кто научил лейтенанта определять подмену. Так что мы теперь тоже в курсе, — коротко ответил Никифоров.
— А сами значит были не в курсе? — едко спросил полковник. Он действительно переживал. Погибло на земле, не в воздухе, а на земле семь летчиков, это не могло его не расстраивать.
