Вчерашняя пирушка, которую устроила первая эскадрилья, как-то превратилась в общую. Представляете не очень большая землянка на двадцать человек, сумела вместить в себя около шестидесяти. Люди сидели на стульях, двухъярусных кроватях, на коленях в конце концов, но всем было хорошо. Я сбегал за Мариной, и она пользуясь теснотой спокойно заняла мои колени, так и просидев на них, пока меня не заставили спеть, что-нибудь новенького.
Раздача подарков не заняла много времени. Девушкам духи, Марине особые, дорогие. Командованию, по бутылке коньяку, десять бутылок привез, для командиров обоих полков, умаялся тащить. Остальным по мелочи. Первой эскадрилье, шахматы, второй домино, третьей лото. Пусть отдыхают в свободное время.
Семенычу, набор инструментов, попался он мне на глаза в одном из магазинов. В общем, никто обделен не был. Так что гуляли до трех часов ночи в полной гармонии.
Сейчас попавшийся мне на встречу один из летчиков второй эскадрильи полка Никитина, шел в крайней степени похмелья. Это я один сок пил, не налегая на алкоголь. Ну не считать же алкоголем сто грамм коньяку выпитого с командованием полка. Это так, губы помазать.
— Привет Лех, — поздоровался я с ним.
— Привет Сев, поздравляю тебя, — сказал он мне, морщась от головной боли.
— Чего?
— Ой, там тебе объяснят, а я пойду, отлежусь, — держась за голову, ответил он.
— Может, похмелишься? — участливо спросил я.
— Не, переболею. Ну все, давай.
— Пока.
С чем он меня поздравлял, я узнал в штабе.
Пройдя мимо почтовой полуторки, я спустился в штабную землянку, где меня встретил не только Запашный, меня все-таки вернули обратно в истребительный полк, но и Никитин.
— Товарищ подполковник, пробный вылет на истребителе бортовой номер…
— Вольно лейтенант. На, читай! — ухмыльнувшись, протянул мне газету подполковник Запашный.
Открыта она была на странице списка награжденных бойцов и командиров.
«— Так, вот в чем дело, все-таки подписали!» — обрадовано подумал я, увидев свою фамилию на верхней строчке.
«— … Дважды представленный к высокому… О как, сразу две вручать будут, ну ничего себе. В моем мире я такого не припомню, не было вроде подобного. Так, а что там ниже… О, и Запашный и Никитин, смотри-ка и их тоже. Тарасов тоже. Никифорова не вижу, нет его. Сомов… посмертно. Черт, и Карпов. Блин, пацаны!..»
— Своих увидел? Садись воды выпей, — велел Запашный.
— Нормально все товарищ подполковник. Поздравляю вас, и вас товарищ подполковник с присвоением вам…
Обоим командирам полков тоже дали Героев. Кроме них, еще Сомину, посмертно. Карпову орден Боевого Красного Знамени, тоже посмертно. Список был длинным, не все из нашего полка конечно, всего одиннадцать фамилий, но и это тоже очень хорошо.
— Скоро должен прийти вызов в Москву, на вручение. Вместе полетим, — сказал Никитин.
После взаимных поздравлений, я подхватил один из пяти номеров и побежал к Марине, хвастаться.
Пока я сидел у своей девушки, эта столь ожидаемая всеми новость со скоростью МиГ-а разнеслась по обоим полкам.
Когда я вышел из санчасти, то поздравления сыпались со всех сторон, с улыбкой отвечая, я принимал и приглашал всех, после вручения наград всех на пирушку.
— Товарищ лейтенант, заранее приглашать примета плохая, — сказал один из механиков.
— Да? — удивился я.
— Проверенно, — веско ответил он.
— Ну тогда больше не буду, — к приметам летчики относились серьезно, не отставал от них и я.
Праздничная лихорадка от таких новостей, не прервала боевую работу полков. К обеду пришла заявка на истребительное прикрытие переправы, страдающей от постоянных налетов.
— Работаем парами. Смелов ты на нижней высоте. Горелик, на средней, ну, а ты Суворов, как всегда в одиночку на высоте. Будешь прикрывать нас сверху.
— Понял, товарищ подполковник, — как и все сказал я.
В полку осталось всего одиннадцать латанных-перелатанных «чаек», которые на своей крепкой спине выносили первые месяцы войны.
Машина капитана Горелик насколько я знал, был подбита пять раз. Пять раз она садилась на вынужденную, сменила двух летчиков, пока не остановилась на Горелике, державшемся на ней уже две недели. Своеобразный рекорд.
Глядя как «чайки» пошли на взлет, я допил свое чай, и махнул рукой, приказывая заводить.
Выносной компрессор запустил мотор, пока я накидывал лямки парашюта, и застегивал их. Дождавшись пока Семеныч покинет кабину, он запускал мотор, я залез на свое место, и махнув рукой, приказывая убрать стопоры, закрыл фонарь и дал газу.
Вылетел я позже, на три минут. По подсчетам наших штабистов, с такой разницей во времени мы должны были прибыть на место одновременно. Посмотрим, недаром ли они едят свой хлеб.
Штабисты ошиблись, я прибыл первым, и сразу увидел привычную девятку бомбардировщиков. Саму переправу они не бомбили, мост был целый, они работали по скоплениям войск на обоих берегах.
— Добычаа, — прорычал я в ларингофон. Радиостанция была включена, так что в динамике, что висел у штаба, все меня слышали.
— «Клин», я «Лютик». В районе переправы наблюдаю, немецкие бомбардировщики в количестве девяти штук. Выхожу на глиссаду атаки. Как слышите меня? Прием.
Понятное дело говорил я не открытым текстом, а своеобразным кодом, который мы разработали в нашем полку. Так что те, у кого на руках нет листка с подсказками, не смогут разобрать о чем мы говорим.
— «Лютик», я «Клин». Вас поняли. Атакуйте!
— Ииииееехууу, — издал я вопль, и бросил свой истребитель вниз, на ведущего бомбовоза.
На первый заход, и бомбардировку я опоздал, но на второй заход, зайти им не дал. Зенитная батарея, которая азартно стреляла с другого берега, почти сразу же прекратила огонь, как только я атаковал.
Отбомбившись «лаптежники» встали в круг и начали пулеметную круговерть.
Именно в этот момент я и свалился на них с четырех километров. С пологого пикирования, набрав приличную скорость, я сверху свалился на ведущего и короткой очередью поджег его. Свалившись через крыло, он пошел вниз оставляя черный, какой-то вязкий на вид дым.
Выйдя из атаки я резким движением развернувшись атаковал третьего по счету «лаптежника» и всадил в его желтое брюхо, две короткие очереди.
Он последовал за первым, однако из этого штурмовика успел выпрыгнуть человечек и открылся парашют, что не скажешь про первый сбитый мною сегодня самолет. Там выпрыгнуть никто не успел.
Строй немцев рассыпался. Командира, а ведущий был именно он, сбили, потом второго, и немцы запаниковали, тем более на виду уже появились «чайки», которые вел капитан Горелик. Однако это не означало, что их оставил в покое я. Моя следующая атака вырвала из группы удирающих самолетов еще один штурмовик, который так же упал в районе переправы.
Самое забавное в этом вылете было то, что связаться с командиром я не мог, то есть у капитана Горелик радиостанции не имелось. Как оказалось их на «чайках» вообще не было. Общались определенными сигналами, вроде покачиваниями крыльев, и маханием рук, это если близко.
Я уже озвучивал генералу Жигареву, памятную фразу, сказанную кем-то во время войны:
«Лучше иметь десять самолетов с рациями, чем двадцать, без».
Сейчас я понимал эту фразу как никогда. Скорости вполне хватало, поэтому выйдя из глубокого пике, я стал в стороне набирать высоту, атаковать сейчас смерти подобно. Несмотря на то, что они летели
