время.
Видно, вновь раздумывал: может, на хер ее, эту Русь, — и снова в Еврейское море уплыть и сапоги помыть у персидских берегов.
Но не пошел-таки в Каспий, а поплыл вверх по Волге. Взял Самару, Саратов и выплыл под Симбирском, красивый, потный, удачливый.
На Руси, надо сказать, казачки вели себя не столь дурно, как в Персии. Бояр — да, резали, но решение о казни почти всегда принимал городской круг: и если горожане просили оставить воеводу в живых — оставляли.
После взятия очередной крепости и следовавшего за сим событием праздника Разин запрещал пьянство.
Сам, может, и пил, а казачкам не велел. За кражу попавшийся разбойничек убивался на месте. Блуд являлся непрощаемым преступлением в среде разинцев: за насилие наказывали больно, а то и смертельно. А в Астрахани Разин вообще запретил не то что непотребство, но и произношение на улицах матерных слов. От ведь как, а вы говорите: русский бунт, русский бунт.
Разномастных жителей захваченных волжских городов Разин «приводил к кресту» — они принимали присягу, обещая «за великого государя стоять» и «Степану Тимофеевичу служить». И чтоб ни у кого не возникло сомнений в верности атамана государю и церкви, усадил он на свои струги лжецаревича Алексея Алексеевича и лже-патриарха Никона.
Как всякий великий смутьян, Разин понимал суть русского человека, который даже бунтовать против своего хозяина хочет заедино с царем и с патриархом.
Рижская газета «Северный Меркурий» в номере от 5 сентября 1670 года сообщала то ли в ужасе, то ли в радости: «…все приезжающие из Москвы подтверждают вести о мятеже. Глава его велит себя титуловать „князь Степан Разин, атаман“. Он, можно сказать, держит в своих руках оба больших царства — Астраханское и Казанское — и берет один город за другим».
В рижской газете писали почти правду: под Разиным находилась вся низовая Волга, крупнейшие города: Астрахань, Черный Яр, Царицын, Саратов, Самара. Окруженный Симбирск сидел без воды. Полдороги до Москвы было пройдено, остались Казань, Нижний Новгород, где Разин, скорей всего, намеревался зазимовать, Муром и Рязань.
Но под Симбирском удача отвернулась от Разина.
Подошедшее воинство князя Боротянского поломало хребет разинским разбойничкам. (Как же после этого в Симбирске было не родиться одному раскосому мальчику!)
Побросав мужиков, которым Разин не верил никогда, на немногих стругах позорно сбежал он на Дон.
Дурная слава обгоняла его: городские ворота в Саратове и в Самаре Разину уже не открывали.
Несколько месяцев метался несчастный атаман по донским станицам, зазывал казаков погулять по разбуженным русским просторам, но казаки не шли за ним.
Прошла зима, и пока Разин клял и резал не согласных с ним казаков, бунт в черноземной Руси все разгорался и разгорался, и имя разинское несли из уст в уста, как золотой цветок.
А он ведь предал, предал русского мужика, только что разлепившего глаза. Пнул и оставил одного под Воронежем и Рязанью, под Тамбовом и Нижним…
Мужика этого резали и били нещадно: только в Арзамасе воевода Долгорукий казнил одиннадцать тысяч смутьянов. Напомним, что самое жуткое проявление бессмысленного и беспощадного бунта случилось в Астрахани, где при Разине было убито… 66 человек.
Весной Степан свет закатный Тимофеевич собирался снова вернуться вверх по Волге, но в сырой день 13 апреля его пленили сытые да домовитые казаки и повезли в Москву.
И апрель везли, и полмая везли — словно на новое богомолье отправился Разин сквозь расцветающую русскую природу.
В Москву въезжал он в клетке, стоял привязанный, с раскинутыми, как на распятье, руками, а брат его Фролка, тоже побузивший свое, бежал, словно собака, за телегой, прикрепленный цепью за шею.
Разина пытали две недели, но он ничего не сказал.
6 июня 1670 года четвертовали на Красной площади, принародно. Он поклонился на три стороны, минуя Кремль и присутствовавшего при казни государя Алексея Михайловича и его бородатую свиту. В народных песнях Степана Тимофеевича Разина казнит не Алексей Тишайший, а Петр Первый: несколько мелковат в народном понимании оказался Алексей Михайлович для народного заступника. Великана должен великан казнить, как иначе…
Когда Разину отрубили уже руку и ногу, брат его Фрол смалодушничал и закричал, чтобы избежать казни, что откроет государю тайну… Разин, две недели беспрестанно пытаемый, с отрубленной рукой и ногой, крикнул брату:
— Молчи, собака!
Видите этот огрызок человечий? — паленый, горелый, с безумными глазами, с животом, изуродованным каленым железом, но кричащий истово: «Собака, молчи!» — видите, нет? Этим криком снял он с себя не один грех, а многие. Так надо уметь умирать.
Подверстывая самозваные итоги великих смут, можно сказать лишь одно: хоть и не дошли толком буяны до черной, буйной, грязной Руси, но тут их как ждали тогда, так и ждут до сих пор.
И не знали смутьяны мужика, и не жалели, и предавали его, а мужик все тянулся и тянулся корявыми пальцами к своим стенькам и емелькам — подальше от долгоруких и трубецких.
Казачьи бунтари были пассионариями в чистом виде: людьми, которым всюду невыносимо тесно.
Но ведь и русскому мужику тесно тоже, особенно когда у него сидят на шее и бьют пятками по бокам: н-но! пошел, мужик! вези, мужик!
Мужик везет, везет, а потом нет-нет, да обернется: может, нагрелось зарево где-нибудь у Царицына, может, пора уже, а? Может, дойдет хоть раз от станицы Зимовейской до его проклятой улицы праздник…
…Праздник сладкий, а потом соленый. Но сначала сладкий…
Зла не хватает
Вряд ли русские либералы — глупые люди, но ведут они себя, словно изо всех сил желают таковыми казаться.
Речь, естественно, о том, как воспринимается история всякой тирании в России и предпосылки ее появления. А воспринимается тирания как рукотворное деяние некоего конкретного маниака, жаждущего мести, крови, массовых убийств.
В то время как приход деспотии в Россию является нерукотворной, но совершенно понятной реакцией на то, какие мы есть.
Вот живем мы себе, хлеб жуем, смотрим вокруг, беды не ждем.
Страна наша красивая и обильная. Совершает она такое количество зла, что удивительно, как земля еще не разверзлась под нами.
Россия, к примеру, является одним из самых известных экспортеров рабов, детских и взрослых органов. Ежегодно в нашей стране пропадает 15 тысяч детей, и если мы всерьез себе представим хоть на мгновение, что с ними происходит после того, как их воруют, — нам прямой путь в психбольницу.
Но мы же не представляем.
Россия последние лет десять выдерживает стабильный показатель — один миллион семьсот тысяч абортов в год; но недавно эти чудесные цифры вновь начали расти.
И это что, женщины делают аборт? Это мужчины все для этого сделали, и в прямом смысле, и в
