Угодил в плечо, но и этого хватило. Грек взвыл от боли, когда, вспоров кожу наплечника, острие меча вонзилось в его тело. Правая рука бойца обвисла, выронив меч, левой он пытался защититься, удерживая щит. Но, Ларин, примерившись, пнул грека ногой прямо в щит и тот, пробив хлипкое ограждение, рухнул вниз на крышу сарая, сломав себе позвоночник.
- Крыша крепкая, - как ни в чем не бывало пробормотал адмирал, заметив, что упавший на нее грек, не провалился внутрь амбара.
Следующая мысль пришла сама собой, когда он заметил, что единственная ведущая вниз лестница уже занята гоплитами. Более того, эти гоплиты с разъяренным видом приближались с обоих концов стены к адмиралу. Долго не раздумывая, он отбросил щит и прыгнул вниз, сжимая в руке лишь клинок.
«Только бы выдержала, - пронеслось у него в мозгу, пока он, сгруппировавшись, летел к хлипкой на вид крыше, - не хотелось бы сломать себе ноги и так глупо попасть к ним в плен. Вряд ли они меня пощадят».
За эти короткие мгновения Леха успел много передумать, но к счастью, крыша выдержала и он, перекатившись через голову, остановился в двух шагах от мертвого грека, что лежал в пыли, раскинув руки. Вопль разочарования, раздавшийся откуда-то сверху, послужил ему знаком, что он ушел. Во всяком случае, гоплиты не последовали за ним. Не став дожидаться пока это произойдет или кто-нибудь пустит в него стрелу, Ларин бросился вперед и перевалился на другую сторону двускатной крыши. Там, прикрываясь ее гребнем от возможных стрелков, следивших за ним со стены, он прополз вдоль нее еще метров пять. Затих в метре от края крыши, осмотрелся. Сквозь щели в нос ему все время бил какой-то смоляной запах. «Лодки они свои здесь смолят что ли, - подумал адмирал, соображая, что же делать дальше, - рыбаки, твою мать».
Судя по всему, греки овладели уже почти всей внешней стеной. Шум драки переместился внутрь крепости и не смолкая грохотал вокруг башни, где, как заметил Ларин, все еще мелькали скифские доспехи. «Токсар держится, молодец, - подумал Леха, услышав, как внизу под ним по узкому проходу простучали тяжелые башмаки, - надо бы к нему обратно пробиться».
За проходом виднелась еще одна крыша похожего сарая. Ларин примерился, не сможет ли перемахнуть туда по воздуху, чтобы не встречаться лишний раз с гоплитами. Но, расстояние было слишком велико и даже в минуту опасности его тело было на такое не способно. Это он понял сразу. «Ладно, придется спускаться, - решил Леха, - больше тут нечего вылеживать».
И, выждав небольшое затишье, спрыгнул вниз на удачу. Ему вновь повезло. Он оказался между двумя отрядами греков, которые разделяло метров пятнадцать. Их щиты и копья сверкали уже совсем близко. Но ему даже хватило времени перемахнуть через улочку, нырнув в щель открытой двери сарая. Здесь царил полумрак, стояли какие-то длинные столы, а на вертикальных столбах были развешаны сети. Воняло тут еще хуже, чем в первом сарае. Какой-то гнилой рыбой или дегтем. Бочки имелись. Не успев толком осмотреться, Ларин метнулся в дальний конец сарая в надежде найти потайную дверь, но уткнулся в глухую стену. Пнул ее один раз, потом другой, но, стена хоть и задрожала от его мощных ударов, но не рухнула. «Приплыли», - успокоил себя Леха, видя, как метнулись к двери тени с копьями в руках. И отступив дальше в темноту, спрятался за стоявшей там телегой.
Глава девятая
«Тирренское море»
Два дня, которые ушли на подготовку флота к отплытию, пролетели незаметно. Все это время Федор метался между гаванью, где проводил смотр кораблям и своим особняком, используя любой перерыв в делах, чтобы уединиться со своей любимой в ее спальне. Прислуга, получившая возможность регулярно слышать их бурное общение через открытое окно не могла нарадоваться такому развлечению. Но, Федор вообще перестал обращать внимание на такие условности. Ему предстоял опасный поход из которого он мог вообще не вернуться. Вот новоиспеченный наварх и старался взять от жизни все. Напоследок, - как он иногда грустно шутил.
Уже в который раз судьба едва вернув его домой, к любимым людям, словно смеялась над ним и вновь разлучала, бросая в неизведанное. Но, Федор старался не роптать, так уж складывалась жизнь. Другого варианта у него теперь не было. Вообще.
Послезавтра на рассвете новоиспеченный наварх должен был покинуть гавань Тарента и отправиться с «карательной экспедицией» наводить ужас на римский флот. Эта акция устрашения вызывала у Федора смешанные чувства, когда он вспоминал о количестве предоставленных ему кораблей. Их было немногим больше, чем в римской эскадре, убравшейся восвояси после неудачного штурма. Но, недостаток вооружения, Федор, как истинный русский, намеревался возместить смекалкой.
Сильно подняло ему настроение золото Ганнибала, действительно выданное без промедления казначеем согласно указанию тирана. Дюжина бочонков и ящиков под охраной солдат перекочевала после аудиенции из каменных подвалов замка в подвалы особняка Федора. В связи с чем, отплывая в дальние края, Чайка нанял себе еще двадцать охранников, расселив их во флигелях вместе с прислугой. Мог себе это позволить. А золотой запас запрятал в самое дельнее подземелье. Половину золота вообще замуровал, не погнушавшись для такого дела лично взять в руки инструменты, и не допуская к этому никого из слуг.
- Подальше положишь, поближе возьмешь, - пробормотал Федор, отряхиваясь от земли и каменной пыли, испачкавшей всю одежду, - кто его знает, что в жизни может случиться. А это золотишко я отыщу, даже если весь дом рухнет. На черный день хватит.
Закончив тайную операцию, Федор отряхнулся и выбрался по узкой лесенке на «верхний» уровень своего обширного подвала, завалив проделанное отверстие камнями. Заставив затем все это место бочками с вином и кувшинами с маслом, хозяин имения остался доволен. Выглядело при свете факела все так, как будто здесь никто и не работал. А без света вообще ничего не найдешь. Но впервые в жизни Чайка поймал себя на мысли, что стал опасаться потери своего неожиданно приобретенного состояния. И вроде бы он его заслужил, но все равно большие деньги рождали новое беспокойство, с которым ему приходилось свыкаться уже второй раз в жизни. А еще Чайка подумал, что в той, прошлой жизни, такое вообще с ним никогда не случилось бы.
После того как он переоделся, привел себя в порядок и, наскоро перекусив, собирался провести остаток дня и ночи накануне отплытия флота в спальне Юлии, к нему явился гонец от Ганнибала. Это был офицер его личной гвардии, такой напыщенный и гордый, что своим видом напомнил Федору королевского пажа. «Да, - не мог не отметить Чайка новых настроений «при дворе», - все течет, все меняется».
Когда «паж» удалился, он с удивлением взял свиток, запечатанный личной печатью Ганнибала и осмотрел его, ожидая очередных тайных инструкций. Ему казалось, что все детали операции они уже давно обсудили. На печати имелось изображение Ганнибала, которое теперь чеканилось на всех серебряных и золотых монетах, поступавших из Нового Карфагена. Однако, решившись сломать печать, Чайка обнаружил там дарственную на свое имение в Сицилии. Ему отходил изрядный кусок земли на побережье возле Панорма. А также вилла, принадлежавшая раньше кому-то из местных богачей, столь неразумно поддержавших римлян или сенат Карфагена. Место было ему, в общем, знакомо. Проплывал мимо неоднократно. Панорм лежал как раз на пути из Рима в Карфаген в обход западного побережья благодатного острова. Тот факт, что чуть дальше по берегу в одном дне пути располагался Лилибей, еще подвластный Карфагену и давший приют его военному флоту, Чайку не смущал. Более того, Федор, невольно усмехнувшись, лишний раз убедился в безошибочном расчете Ганнибала, - едва получив дарственную и еще даже не увидев имения, он уже был готов драться за свою землю.
- Когда отплываешь? - тонкие руки Юлии обняли его сзади, а к спине прильнула теплая грудь.
- На рассвете, - пробормотал Федор, все еще стоявший в задумчивости у порога, - вот взгляни, что мне прислал благодетель.
Юлия, по-домашнему одетая в длинную белую тунику, перехваченную расшитым золотом пояском, взяла свиток и пробежала его глазами. Она уже отлично читала и писала по-финикийски.