– Где Колов?
– Сегодня пятница... На работе, наверно... если, конечно...
– Не валяйте дурака! – резко перебил Сысцов. – Колов пропал. И вы это прекрасно знаете. Он пропал через день или два после вашего налета на «Интурист».
– Налета? – удивился Пафнутьев настолько, что даже свинину с хреном не донес до рта.
– Где Колов?!
– Понятия не имею. – Пафнутьев прижал руки к груди, точь-в-точь как это делал Худолей, выпрашивая у него водку.
– И не догадываетесь? – прищурился Сысцов.
– Может, в Америку удрал? – спросил Пафнутьев, сунув наконец приготовленную закуску в рот. – Прекрасный хрен... Сами сделали?
– Вы обманули меня, Павел Николаевич. – Сысцов откинулся в кресле и в упор посмотрел на гостя.
– Я?! Вас?! Обманул?!
– Успокойтесь. Не надо так красиво... Вы не на сцене, вас никто не снимает на пленку, аплодисментов тоже не будет... Малый театр вам не грозит. Вы обманули меня в том, что вина Анцыферова, как выяснилось, не столь велика, как вы это представили.
– Вы же сами сказали – пусть решит суд.
– Павел Николаевич... Мы же вдвоем... Не надо так красиво. Будем называть вещи своими именами. Именно для того, чтобы называть вещи своими именами, требуется больше всего и мужества, и самоотверженности, и таланта... Вы со мной согласны, Павел Николаевич?
– Конечно! – воскликнул Пафнутьев с таким подъемом, что Сысцов поморщился.
– Кончайте валять дурака. Противно.
– Виноват!
– Документы, которые вы мне подсунули, вы нашли не у Анцыферова. Вы их нашли у Голдобова. Это меня не столько озадачило, сколько обрадовало. Я понял, что все происшедшее с Голдобовым – правильно, справедливо. Все так и должно было закончиться. Но с Анцыферовым... Напрасно вы это сделали.
– Я ничего не предпринимал в одиночку!
– Помолчите, Павел Николаевич... – Сысцов налил в стакан красного вина, сделал несколько небольших глотков. – Анцыферов нашел возможность связаться со мной. И убедил, что с ним поступили несправедливо... Я поверил. Конечно, ему там несладко...
– Любой опыт – полезный опыт! – успел вставить Пафнутьев.
– Не думаю, что он задержится там надолго. – Сысцов не пожелал услышать последних слов Пафнутьева. – С ним все ясно.
– И он снова займет свой кабинет?
– Не сразу... Но займет. Если не подвернется чего-нибудь повыше. Скорее всего, подвернется... Но Колов? Меня интересует генерал Колов. Я не знаю, где он, что с ним... У меня нет оснований подозревать вас, Павел Николаевич, в его исчезновении... Но опыт, о котором вы только что говорили... Опыт подсказывает мне, что и здесь без вас не обошлось.
– В мире все взаимосвязано, – задумчиво обронил Пафнутьев нечто философское.
– Вот и я о том же... Вы, Павел Николаевич, единственный человек, который может знать, где Колов, что с ним... Я прав?
– Вы переоцениваете мое могущество! – воскликнул Пафнутьев, опять смещая разговор в область необязательного, легковесного. Одним только словечком «могущество» он сделал разговор несерьезным.
– Где Колов?
Пафнутьев, не торопясь, налил себе в стаканчик водки, поднял его, снова понюхал, протяжно, закрыв глаза, вдыхая хмельной дух хорошей водки полной грудью и прекрасно, негодник, зная, что все это не нравится Сысцову, выпил, замер на несколько секунд, закрыв глаза. Потом бросил в рот кусок белого мяса, потом еще один, уже с хреном, отломил и понюхал корочку черного хлеба, пожевал его... И только после этого поднял глаза на Сысцова, который, кажется, за это время впал в молчаливое бешенство.
– Я могу говорить? – спросил Пафнутьев.
– Вы обязаны.
– Вы дали мне слово? – спросил Пафнутьев, явно поддразнивая Сысцова.
– Говорите, – ответил тот сквозь зубы.
– Не знаю – вот мой ответ. Я действительно не знаю, где генерал Колов. Могу только догадываться...
– Ваши догадки, Павел Николаевич, куда ценнее ваших знаний. Поделитесь.
– Думаю, что он погиб.
– Я тоже склоняюсь к этому, – кивнул Сысцов. – Кто мог приложить руку?
– Не знаю.
– Я уже сказал, что меня не интересуют ваши знания. Меня интересуют только ваши догадки. И чем они будут неопределеннее, тем лучше. Поделитесь самыми глупыми и невозможными своими догадками, Павел Николаевич.
– Байрамов.
– Он мертв. И кажется, вы единственный, кто может сказать что-то внятное о его смерти. Но вернемся к Колову... Колов не мешал Байрамову, Колов ему помогал. Он помогал ему даже тогда, когда ему этого не хотелось. Анцыферов... Колов... Байрамов... Что происходит, Павел Николаевич?
Мясо очень понравилось Пафнутьеву, при одном взгляде на него сразу чувствовался высокий уровень приготовления. Холодное, с перцем и лавровым листом, с чесноком, который был каким-то образом введен в самую заветную глубину этого мяса... А ложка свежего хрена делала эту закуску на свежем осеннем воздухе не просто хорошей или очень хорошей, закуска превращалась в событие, в явление, в душе после нее оставалось тревожное потрясение и желание все повторить... Что Пафнутьев и сделал – все повторил, от глотка водки до бутербродика со свининой и хреном. И мысли в это время посещали Пафнутьева, и мысли. «Пока я пью, пока закусываю, – думал он, – это мое время. Самое главное начнется, когда закончится хрустальный графинчик, когда опустеет тарелочка с холодной свининой, хрен, хлеб... Вот тогда что-то начнется...»
– Вы отвлекаетесь, Павел Николаевич, – заметил Сысцов с раздражением.
– Нет сил, Иван Иванович! Нет никаких сил устоять перед этим запахом, цветом, вкусом. – Пафнутьев развел руки в стороны и окинул окрестности счастливым хмельным взором. И заметил несколько фигур, разбросанных вокруг, – раньше их не было. Один крепенький парнишка сидел под деревом, покусывая кленовый листок, второй маячил у ворот, третий сидел на ступеньках дома.
– Я слушаю, – напомнил о себе Сысцов.
– Бывает, Иван Иванович, что один и тот же человек может помогать, может и вредить. Это бывает в тех случаях, когда помогать ему приходится вынужденно.
Сысцов кивнул, принимая довод. Его шерстяная куртка в крупную клетку прекрасно вписывалась в теплые тона осени, в осенние краски, в возраст самого Сысцова.
– Но есть возражения... Колов исчез, когда Байрамова не было в городе. Это установлено точно.
– А Пахомов погиб, когда Голдобов был в Сочи.
– Да, – согласился Сысцов, принимая и этот повод. – Но погиб и Байрамов. Довольно странно погиб для своего положения, для своей роли в городе... Вам не кажется?
– Внутренние разборки, – беззаботно махнул рукой Пафнутьев.
– Нет, не согласен. – Сысцов помолчал. – Окружение, к которому принадлежал Байрамов, не пользуется обрезами. Если бы его прошили очередью из автомата израильского производства, я бы мог с вами согласиться. Но в него всадили порцию рубленого свинца. Скажите мне, Павел Николаевич... Скажите мне, пожалуйста, не лукавя, не тая... Если Колов действительно погиб... Вы знаете его убийцу?
– Да.
Какой-то бес вселился в Пафнутьева, и ему нестерпимо хотелось дерзить. Этот неторопливый, размеренный разговор, хозяйское одергивание Сысцова, его бесконечная уверенность в собственном
