ноги, разжег небольшой костерок. Насадив на прутик найденные накануне сосиски, он обжарил их и с удовольствием позавтракал.
Машина, которая вчера привезла мусор с пальцем, появилась уже после обеда.
– Привет, – сказал Ваня, подходя к водителю. – Помнишь меня?
– Старик, ты чего? Вчера же встречались! Я еще пожелал тебе счастливых поисков и находок… Нашел чего счастливого?
– Нашел, – кивнул Ваня. – Ты это… Помнишь, откуда вчера привез свое добро?
– А я всегда привожу с улицы Пржевальского… А что?
– И номер дома помнишь?
– Номер? Подожди, дай подумать… Значит, так… Вчера я заправился, потом мент пристал… Форма на нем была милицейская, хотя на самом деле уже, наверно, числился полицейским, как ты думаешь? Очень старался… Хотел я от него поллитрой откупиться – не взял. Представляешь, поллитру не взял?! Потом я зацепил машину какого-то придурка… Вспомнил! Это был двадцать четвертый дом… Точно! Двадцать четвертый. Но, знаешь, там большой двор, потому что три дома под одним номером… Корпус один, корпус два, корпус три… Врубился?
– Да, вроде…
– Неужто нашел чего?
– Письмо забавное, – слукавил Ваня. – Хочу найти, кто писал.
– Тогда надо с почты начинать, – посоветовал водитель.
– Ты это… Может, подбросишь?
– Что, прямо сейчас?
– Мои сборы недолги, – Ваня махнул в сторону своей коробки.
– Заплатишь?
– Бутылка водки… Непочатая.
– Хорошая водка? – с настороженностью спросил водитель.
– Гжелка… Кристальская… Поллитровка.
– Годится. Поехали.
Двадцать четвертых домов действительно оказалось три. Расположенные буквой «П», они замыкали большой двор с детским садом, школой и заброшенной хоккейной площадкой. Дома были девятиэтажные, блочные и какие-то непривлекательные – с ржавыми потеками, которые тянулись от железных прутьев балконов, кое-где застекленными, развешанным для просушки бельем, сваленным на них хламом…
Почту Ваня нашел быстро – она располагалась в одном из этих домов. Возле входа висел телефонный автомат – ныне большая редкость в Москве. Сняв с крючка трубку, Ваня убедился, что автомат работает – редкость еще большая.
Посидев с полчаса на отсыревшей скамейке и освоившись с новой обстановкой, Ваня постонал, покряхтел, что-то преодолевая в себе, и наконец как-то подневольно подошел к автомату.
– Капитан Зайцев? – спросил он, услышав знакомый голос.
– Ну?
– Ваня беспокоит.
– Какой Ваня?
– Бомжара, блин! – освоившись, Ваня, решил, что немного фамильярности не помешает.
– А! – разочарованно протянул Зайцев. – Давно не виделись… Как поживаешь, Ваня?
– Спасибо, плохо. Слушай, капитан… Тебе задание… Записывай… Улица Пржевальского, дом двадцать четыре… Там три корпуса – охватить надо все три. Позвони на почту…
– А почему на почту? – спросил Зайцев, не вполне еще соображая, о чем ему говорит бомж.
– Не хочешь на почту – позвони в пожарную команду. Но лучше на почту. Нужно узнать, кто из жителей этого дома выписывает газету «Коммерсант».
– А зачем мне это нужно?
– Чтобы сообщить мне.
– А тебе на фиг?
– Для пользы дела.
– Так, – протянул Зайцев. И еще раз повторил, – так… Ты где сейчас?
– Возле дома номер двадцать четыре. Звоню от почты.
– Еду! – И Зайцев бросил трубку.
А минут через пятнадцать быстрой, порывистой походкой вышел из остановившейся машины и, подойдя к скамейке, с ходу сел на нее.
– Ну? – требовательно произнес он, не глядя на Ваню. – Слушаю.
– Она здесь жила, – Ваня кивнул на громаду дома.
– Кто?
– Эта женщина.
– Какая женщина? – терпеливо спросил Зайцев, но чувствовалось, что терпения у него немного, совсем немного.
– Как тебе объяснить, капитан… Женщина… Чей палец я нашел на свалке.
– Это ты по пальцу узнал ее адрес?
– Да, – кивнул Ваня. – По пальцу.
– На нем больше ничего не было написано?
– Было… Могу рассказать.
– Ваня… – Зайцев пошевелил желваками – видимо, его терпение заканчивалось. – Не тяни кота за хвост.
– Хорошо, – вздохнул Ваня. – Значит, так… Ей около пятидесяти… Может, немного поменьше… Было.
– Что значит было?
– Вряд ли она живая… Похоже, она неплохо жила, в достатке… Но что-то случилось – ушел муж… Или помер… А женщина незакаленная… И дрогнула. Чтоб тебе, капитан, было понятно… Опустилась. Слегка. Потеряла к себе интерес…
– Это все тебе палец нашептал?
– Все он… Я тебе еще не все рассказал…
– Пока достаточно. Теперь о «Коммерсанте».
– Газета так называется… Палец в нее был завернут. Газета целевая, случайный человек ее не купит… А уж коли она в доме оказалась во время пыток…
– Каких пыток, Ваня?
– Ее же пытали, капитан!
– С чего ты взял?
– Ну… Люди с собственными пальцами так просто не расстаются. Только по принуждению. В наше время пытают в двух случаях – узнать, где деньги лежат, или же заставить человека подписать какие-то бумаги… Деньги у нее вряд ли были, а вот бумаги… Скорее, бумаги… Я мог бы еще кое-что сказать тебе, капитан, но боюсь, это преждевременно… Ты не поверишь.
– Конечно, не поверю! – Зайцев поднялся, постоял в раздумчивости, раскачиваясь взад-вперед. – Хорошо. Я выполню твою просьбу. О результатах доложу лично. Где тебя найти?
– Сороковой километр, – Ваня беспомощно развел руки в стороны. – Где же еще… Там теперь мое место. В картонной коробке из-под телевизора. Неплохая коробка, – продолжал Ваня вполголоса, – он уже разговаривал сам с собой. – Только вот сырости боится… Протекает, морщится и перестает быть коробкой.
– Хорошо, Ваня, – Зайцев похлопал бомжа по плечу. – Я все сделаю.
– Только это… Не тянуть бы… Можно опоздать.
– Куда опоздать? – оглянулся Зайцев уже от машины.
– За событиями можно не поспеть.
– Будут события?
– Грядут, – улыбнулся Ваня.
