дирекции?
– Кто-то есть... Не знаю. Да, есть... никогда не могла понять – кто.
– Это важно. Убийца вашего мужа – свой человек, из самого ближнего круга, кому директор доверял. Если его вычислим, то Портному конец. Он сядет, и надолго.
– Говорю вам, не знаю, я работала на этом заводе секретаршей только полгода!
– Стукалов? Глотов? Юрист? Сын директора? Отдел кадров? – Я говорил медленно, с расстановкой, вглядываясь в ее лицо, надеясь, что она выдаст себя.
– Я говорю – не знаю! – вспыхнула Алла.
– Что Портному было нужно, что вы ему передавали?
– Все.
– Конкретнее?
– Все передавала! Сплетни, разговоры, бумаги копировала... Я же секретаршей директора стала, никого ближе к нему не было. Но только я никого не убивала! Вы на это намекаете?
– Да Бог с вами...
– Я замуж за него вышла, мы любили друг друга. О, господи!.. Налейте мне еще. У вас есть что-нибудь покрепче?
– Нет. – Я налил ей последнее оставшееся в бутылке шампанское, и она с жадностью его выпила.
Оно снова хорошо на нее подействовало, в глазах появились искры, на губах заиграло подобие улыбки. Она слегка отодвинулась от кухонного столика, закинула ногу на ногу, рубашка приоткрыла ее полные бедра, и в упор посмотрела на меня.
– Только не понимаю, зачем вы копаетесь в этой грязи? Вам кто-нибудь платит?
– Нет.
– Вам сегодня угрожали бандиты. Вы не боитесь?
– Боюсь.
Я мог бы еще сказать ей, что считаю минуты, когда во Владивостоке наконец кончится раннее воскресное утро, мои дети проснутся, и я смогу услышать по телефону их голос. Звоню я им редко, но сегодня я считал минуты...
– Странный вы человек... Делаете это только для меня?
– Для вас... и для себя.
– Я вам заплачу, обязательно... только потом, сейчас у меня ни копейки. Вы мне верите?
Алла расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и встряхнула золотистыми волосами. Я молча смотрел на нее и ни о чем не думал. Она встала, отвернулась от меня, подошла к окну и прижала руки к груди. В черном вечернем окне отразились ее лицо и полуоткрытая грудь.
Затем повернулась ко мне – очень медленно. Все пуговицы на рубашке были сейчас расстегнуты, и первое, что сразу бросилось мне в глаза, – белая грудь на смуглом загорелом теле.
Я не мог отвести от нее глаз.
– Можно мне сесть? – Не дождавшись ответа, она села мне на колени и посмотрела в глаза. Увидев в них что-то, только ей понятное, обняла меня руками за шею и тесно прижалась грудью.
– Больше ни о чем меня не спрашивай. Хорошо? Ни о чем... Мне так хорошо с тобой, спокойно... Не прогоняй меня.
Ее пальцы скользнули мне под рубашку, но не задержались и скользнули ниже. Влажные полуоткрытые губы коснулись моего подбородка, нижней губы... Но дальше я их не пустил. Поднялся, взял ее на руки, и она звонко и радостно засмеялась. Я понес ее в спальню, уложил на кровать, лег рядом и крепко обнял. Логика вещей ускользала от меня в туман, и все сейчас казалось неважным.
Желанная вспышка молнии и небесного счастья, и туман начал быстро рассеиваться. Я перевернулся на спину, и она сразу свернулась калачиком, устраиваясь на моей груди.
– Меня прямо дрожь берет, как подумаю, что надо ехать обратно в этот коттедж. Темно, тихо... и одна собака.
– Оставайся.
– Я тебе не нужна, я это чувствую. А тебе вообще кто-нибудь нужен?
– Не знаю. Мои дети.
– Ты за них испугался?
– Да.
– Эти на все способны... бандюги. И ничего ты с ними не сделаешь... – Она вздрогнула под моей рукой и прижалась еще теснее. – Какой же ты смелый, совсем их не боишься! Слава Богу, отдал им эту сумку... Ты же их не обманул?
– Нет.
– Они больше не тронут меня?
– Нет.
– Боже, я теперь буду молчать как рыба. Но коттедж ведь они не украдут?
– Нет.
– Ты их только не зли больше. По-мирному, по-мирному, как-нибудь... И сам целее будешь. Ничего ты с ними не сделаешь, одного-другого посадишь, а за ними еще больше... Это как головы у дракона. И они в конце концов придут за тобой. Я все равно боюсь...
– Не бойся.
– Только не зли их, прошу тебя, оставь в покое. Оставишь?
– Нет.
– Господи, Николай! Ты что, думаешь, этот Портной со своей шайкой сам по себе? Да он собачонка на привязи, за чужие деньги служит!
– Кому? – Я резко повернул к ней лицо.
– Кому-кому... Олигарху одному!
– Олигарху?
– Мешку денежному, миллиардеру, ты что, слова такого не знаешь?
– Ты его видела?
– Его все видели. И ты видел. По телевизору его моська мелькает! Ты что, думаешь, у Портного хватит денег на ваш завод? И на другие заводы, и пароходы, и все остальное, что он накупил, когда я там работала? Вот, опять меня, дуру, понесло... язык мой – враг мой!
– Фамилию знаешь?
– Не знаю я никакой фамилии. И не спрашивай меня больше ни о чем.
– Мне он нужен.
– Он ему нужен, – язвительно передразнила она меня. – Тебя к нему на километр не подпустят, у него армия, а не охрана! Зачем тебе это нужно?
Если бы это был действительно вопрос, он был бы хорошим вопросом. Мой единственный в этом деле заказчик мертв, и, что бы я ни сделал, он уже ни копейки не заплатит. Заказчица, лежавшая рядом со мной, даже если бы когда-нибудь и заплатила, этих денег я уже никогда не возьму, об этом не может быть и речи после того, как она легла в мою постель. Секс я люблю, но не с клиентками. Следователь Шаров? Пошел бы он в задницу со своими подозрениями! Давно бы уже меня арестовал, если мог и хотел. Так зачем, действительно, мне все это нужно?
Алла приподнялась на локте, заглянула мне в глаза и с милой гримасой спросила:
– Ты что замолчал? Обиделся?
– Жду, когда мне скажешь.
– Фамилию?
– И где его найти.
– Ты с ума сошел, честное слово! Он мотается по всему свету, у него три океанские яхты, он живет в другом мире!
– Почему его показывают по телевизору?
– Потому, что денег у него много, и это людям интересно. А еще он депутат городской думы.
– В Москве тридцать пять депутатов. Ты назовешь фамилию, чтобы всех не тревожить?
