в окно, то в стол....
– Вам в проходную не нужно, оставайтесь здесь, – сказал я ему. – И пишите, пишите заявление!
Тот только кивнул, потом потряс расходником:
– После обеда деньги получите.
Когда трое здоровенных охранников в серо-белых пестрых камуфляжах, как школьники к завучу, застенчиво протолкнулись в кабинет, стало сразу тесно. Глотов, входя в роль отца родного и обнимая каждого за широкие плечи, подтянул их ближе к столу. Я встал, за мной и Софронов. Напротив меня оказался мой давний партнер по нокаутам, мы встретились с ним взглядами, но это теперь все в прошлом.
– Товарищи! Друзья... Братья! – Глотов стоял за столом, глаза у него сверкали. – Бандюги в синих формах захватили проходную завода! Они не пускают на завод наших рабочих! Производство сейчас встанет, вся надежда на вас! За вами пойдут рабочие из цехов, ополченцы, наш пролетариат! – Он повернулся ко мне за подсказкой, но, не получив ее, ткнул в меня пальцем: – Теперь слушайте его, он ваш командир, он поведет вас в бой!
Я прокашлялся.
– Ребята! Боевики из чужого ЧОПа заблокировали проходную и парализовали нормальную работу завода. Если они не послушают, не выполнят приказа генерального директора завода и не очистят проходную, тогда ваш прямой профессиональный долг – выкинуть их оттуда. – Я замолчал, всматриваясь им в глаза, изучая реакцию: не было никакой, как в строю на параде. – Что у вас есть из оружия?
– Две дубинки и электрошокеры.
– Достаточно. Применять умеете?
– Так точно.
– За вами пойдут рабочие, надо только вытеснить этих боевиков на улицу и обеспечить свободный проход. Отказники есть?
– Никак нет.
Глотов стукнул кулаком по столу и громко крикнул:
– Наше дело правое, победа за нами, ребята!
– Пять минут на сборы, и в бой! – Охранники двинулись к двери. Я обратился к Глотову: – Немедленно вызвать еще бойцов из старого ЧОПа на помощь, обеспечить ими круглосуточную охрану завода. И факс в этот вражеский ЧОП, прямым текстом: разрыв договора за самоуправство и обращение в суд на возмещение убытков.
Рабочие уже собрались внизу, и через десять минут я делил всех бойцов на три группы. Впереди каждой – охранник в камуфляже, сзади него – по трое работяг в грязных робах с огнетушителями. Каждому из них Глотов собственноручно повязал на руку красную повязку, из оставшихся в парткабинете от былых народных дружинников. Мы с Глотовым пошли первыми, у него в руках был громкоговоритель, старый «матюгальник».
Я первым распахнул дверь проходной и мигом оценил ситуацию. Один охранник в синем сидел за стеклом в будке, нога на педали турникета. Спиной к нам, облокотившись на турникет, стоял второй, еще двое – на другой стороне от вертушки. Вокруг стояла плотная галдящая толпа заводского люда.
Я пропустил вперед Глотова: все было уже нами отрепетировано. Он поднял свой «матюгальник» в дверной проем, как орудие.
– Начали, – негромко сказал я.
– Я – генеральный директор завода! – взревел «матюгальник» Глотова в тесной проходной. – Требую от охранников немедленно освободить проход нашим рабочим и покинуть помещение. Немедленно! Я требую!
В наступившей тишине я взглянул на часы и начал про себя отсчитывать секунды. Когда наступила десятая, я снова оценил ситуацию: охранники в синем оставались на местах, их лица были растянуты в насмешливые улыбки.
– В сторону! – И я легко оттолкнул Глотова от двери, махнул рукой и тоже шагнул в другую сторону от двери. Мимо меня, с кривыми от возбуждения лицами и горящими от предвкушения драки глазами, протопали первые восемь, остальным не хватило места. Из-за двери проходной сразу понеслись во двор горячие матюги и шальное лязганье турникетов.
В сумятице и тесноте было видно только мелькание серо-белых камуфляжей наших охранников. Справа один из них махом погасил дубинкой того, что стоял сначала к нам спиной, а работяги-ополченцы, поднажав и раскрутив турникет, вынесли сразу и второго. Но тот, кто был в будке, пробовал обороняться, заперся, потянулся к кобуре с пистолетом, начал махать им – газовым или боевым, ведь не спросишь! – поэтому ломанули дверь, и электрошокером ему в ногу, и еще разок, для верности. Напрасно во второй раз: тот вывалился из будки, как мертвый, даже ногой подрыгивал. Кто-то сразу схватился за его пистолет, поднял над собой, как главный трофей, отбежал к Глотову и всунул тому в руки.
А на другой стороне от турникета заводские ребята, услыхав и увидав своего директора, сообразили, в чем дело, сами заломили руки оставшимся охранникам и прижали их к стене. В потоке победителей к ним вынесло и меня.
– На улицу этих синих, подальше! – крикнул я, перекрывая гам.
Сквозь сутолоку повели к дверям одного, другого... Победа осталась за нами. Надолго ли? Я уж было пошел обратно из проходной во двор, но увидел возле окна знакомое лицо. Ба-а, да это сам Стукалов... Он поглядывал на происходящее отстраненным взглядом, хотя было ясно, он-то и командовал до этого в проходной, на той стороне. Я подошел к нему вплотную.
– Господин Стукалов! А вы как здесь? – Тот не ответил. – Вы такая со вчерашнего дня знаменитость! Позвольте сделать ваше фото.
Не дожидаясь его согласия, я вынул мобильник, примерился и снял его крупным планом. Заводской люд начал протекать мимо, турникет однообразно и непрерывно скрипел, никто уже не спрашивал у проходивших пропусков. От окна отделилась светлая фигура и направилась к турникету – они со Стукаловым стояли вместе. Я спросил:
– Господин Киселев? – Тот прервал шаг. На улице я бы не узнал его: в белых джинсах, светлых замшевых туфлях, высокий, стройный. – Позвольте сделать и ваше фото.
Я снял его дважды, такое интересное и удивленное было у него лицо.
– Что здесь происходит? Кто вы такой?
– Генеральный директор вам это скажет, спросите. Он разыскивает вас с утра, – я повернулся и влился через турникет в общий поток.
За турникетом стояли двое в серо-белых камуфляжах, среди них был и мой знакомец. Я задержался и крепко пожал им обоим руки.
На улице шел мелкий дождь. Небо заволокло грязно-серыми облаками, а ведь такое было утро! Я перебежал двор к заводоуправлению и под козырьком подъезда остановился. Мне хотелось просто перевести дух. Достал мобильник, включил просмотр и пощелкал один за другим все три забавные фотографии. Набрал номер коттеджа – гудки, гудки... Еще раз, и снова гудки. Позвонил ей на мобильник – «абонент временно недоступен». Посмотрел на лужи в мелких кружках и послал ей SMS-ку: «Хочу увидеться. И хочу!»
Когда я вошел в кабинет, Глотов отчитывал юриста Киселева. На столе перед ним, пуская масляное пятно по бумаге, лежал конфискованный у охранника газовый пистолет.
– Ты когда являешься на работу! К обеду? Мы с утра тут путч подавляем, а ты с этим самозванцем в проходной лясы точишь? Может, ты с ним заодно?
– Я не знал, что тут у вас такое...
– Не знал... Вырядился, как на пляж, а здесь у нас фронт! Чтобы сегодня эту бумагу в суд накатал, сегодня чтобы там была! Ты понял меня? Его во всем слушай! – Глотов показал на меня пальцем и повернулся: – Митинг я назначил через час. Рабочим все объясню и призову к борьбе. А ты помоги этому лодырю навалять, чего нам говорил, сам ведь не догадается!
Наконец мы встали и пошли в кабинет юриста.
– Я остаюсь тут на ночь, как в окопах Сталинграда! – крикнул мне вдогонку Глотов.
Кабинет юриста выглядел после директорского как хлев. Металлические шкафы, выкрашенные
