— Охуенно, — повторил Тейлор.
— Да ты заебал! — воскликнул Тандерболт и сильно толкнул товарища локтем в бок.
— Извините, — сказал Тейлор.
— Пойдемте, сэры, обсудим, как бойцов расставлять, — обратился к товарищам Хеллкэт.
Роберт проводил их взглядом и пошел искать Сильвера. Надо ему рассказать, на что он вызвался.
Мелвину не спалось. Продолжительная истовая молитва обычно весьма способствует сонливости, но сегодня все было не так. Робин не обманул, паховый зуд быстро утих, но на смену ему пришел другой зуд, не материально-низменный, а как бы возвышенно-духовный. Душа как бы чесалась изнутри, она словно вышла из обычного полуживотного состояния и внезапно озаботилась целым миллионом (то есть, тысячей тысяч) всяких нелепых вопросов, до которых дворянину и рыцарю нет и не может быть никакого дела. Вот, например, есть ли жизнь на Марсе? Да кому какое на хуй дело, есть ли жизнь на Марсе?! Марс суть блуждающая звезда, дырка в небесной сфере, какая там, к хуям, жизнь? И так все время, и молитва (медитация) почти не помогает, но всего лишь упорядочивает душевный зуд, придавая ему определенный ритм. Но не более того.
Как ни странно, Мелвин не чувствовал усталости, обычно сопровождающей бессоницу. Более того, он был необъяснимо уверен, что понятие «усталость» для него отныне бессмысленно, что отныне он будет жить и действовать неустанно, а отдыхать станет лишь когда сам захочет, а не когда будет принужден к тому несовершенством человеческой природы. Сейчас он, например, спать не хочет, потому что перестройка мозга и личности (что бы эти слова ни значили) еще не завершена, и потому спать пока не надо, а вот когда эта самая перестройка закончится — вот тогда спать будет можно и нужно, а пока преждевременно. Кстати, Робину тоже спать не стоит.
— Эй, брат! — позвал Мелвин. — Дрыхнешь?
— Никак нет, — отозвался Робин. — Медитирую.
— Чего-чего делаешь? — не понял Мелвин.
И немедленно узнал значение этого слова, ранее абсолютно незнакомого.
— Медитация — это как бы молитва, но не богу и не святым, а хуй знает кому, — озвучил Робин в точности то, что подумал Мелвин. И продолжил: — Я тут лежу, думаю. Сдается мне, мы с тобой не на кикимору нарвались, а на суккуба. Или даже на самого дьявола. Зря я той твари впердолил, и тем более зря тебя соблазнил. Прости, брат.
— Бог простит, — отмахнулся Мелвин. — Ты мне лучше вот что скажи, брат. Как ты думаешь, есть жизнь на Марсе или нет?
— Нету там жизни, — ответил Робин. — Раньше была, а теперь нет, только споры, но они не прорастают, потому что биосфера необратимо изменилась. Зато на Европе есть жизнь, примитивная такая, прокариотная. Ой, бля… Господи, спаси и помилуй, избави от лукавого, на тебя уповаю…
— Херово, — констатировал Мелвин. — Одержимы мы с тобой, брат, демоном. Очень херово.
— Сам знаю, — буркнул Робин. — А ты заметил, что в темноте видишь?
— Ну ни хуя ж себе! — воскликнул Мелвин. — Точно, вижу. Только как-то странно и нелепо. Вон, гляди, там, у воды, что за хуйня на ножках телепается?
— А я ебу? — пожал плечами Робин. — Либо русалка, либо кикимора. Мне похуй.
— А хули она светится? — удивился Мелвин.
— Ночью все светится, — объяснил ему Робин. — На себя посмотри.
Мелвин внимательно осмотрел собственные руки, затем перевел взгляд вниз, на чресла и ноги, затем на растущую неподалеку березу, затем снова на кикимору, и тогда изрек следующее:
— Это не кикимора, а какая-то хуйня неведомая. Во-первых, она светится не как нежить, а как живая плоть, а во-вторых, она одетая.
— И еще по воде хуярит, что твой Иисус Христос, — добавил Робин.
— Не сквернословь, брат, поминая господа, — строго сказал Мелвин. — Она не по воде идет, там у нее под ногами какая-то твердая хуйня, длинная такая и прямая, как стрела.
— Ебать, — сказал вдруг Робин и напряженно замолк, аж дышать перестал.
— Что такое? — забеспокоился Мелвин.
Робин немного помолчал, затем сказал:
— Отгадай, брат, загадку. Прямое как стрела, на острове начинается, в болото уходит, хуй знает где кончается — что такое?
— Ебать, — сказал Мелвин.
Он понял.
— Пойдем, проверим? — предложил Робин.
— Пойдем, — согласился Мелвин.
Он поднялся на ноги (тело совсем не затекло, странно), вытащил меч из ножен (легче идет, чем обычно, сил прибавилось) и зашагал навстречу неведомой херне. С первым его шагом означенная херня застыла на месте, и вдруг побежала прочь.
— А я знаю, кто это, — сказал Робин. — Это ангел божий.
— Хули без крыльев? — спросил Мелвин.
— Не всякий ангел крылат, — процитировал Робин священное писание, хер знает какой раздел. — На хер ему крылья, если он нам путь к спасению только что указал?
— Хуясе, — сказал Мелвин. — А ведь я был прав, брат! Не впадать в уныние следует благородному рыцарю, но молиться, веровать всем сердцем и уповать на всевышнюю справедливость, не ведая ни сомнений, ни этого… как его…
— Поститься? — предположил Робин.
— На хуя? — удивился Мелвин.
— Хер знает, — ответил Робин и пожал плечами. — Так, навеяло. Может, знамение?
— Ебал я в рот такие знамения, — сказал Мелвин. — Пойдем ребят будить.
Они разбудили ребят и разъяснили, что произошло. Ребята врубились не сразу, а когда врубились — воспылали энтузиазмом. Лучше всех общее настроение выразил барон Эйри.
— Да вы, блядь, ребята, святые, в натуре! — воскликнул он. — Ебать мой лысый череп!
— Возблагодарим же господа, — строго сказал Мелвин.
Помолились. Затем Робин обратился к Эйри со следующими словами:
— Слушай, Ричард, а давай кости разомнем. Что-то мне захотелось мечом помахать в учебных целях.
— Разве сейчас время? — удивился сэр Ричард.
— Время, — уверенно заявил Робин.
Они вытащили мечи и стали рубиться. Вскоре барон выронил меч, и никто не понял, как и отчего это произошло.
— Случайность, — заявил барон.
Подобрал меч и стал рубиться дальше. Но ненадолго — меч снова выпал из его руки, и на этот раз все увидели, что выпал он не сам по себе, а был выбит молниеносным и почти что неразличимым ударом Робина.
— Хуясе его благородие залупил, — прокомментировал какой-то кнехт.
— Сдается мне, это благоприятное знамение, — прокомментировал барон, подбирая меч. — Очень благоприятное. Не припомню ничего подобного со времен святого… как его звали-то…
— Да похуй, — сказал Робин и засунул меч в ножны. — Приколись, брат, с нами бог!
Надо сказать, что Мелвин испытывал в последнем вопросе серьезные сомнения, но высказывать их вслух счел нецелесообразным и просто подтвердил:
— Воистину с нами бог!
Тоже вытащил меч и стал им размахивать, пытаясь определить, снизошло ли божье благословение только на Робина или на Мелвина тоже. Оказалось, что только на Робина.
— Не печалься, брат, — сказал ему Робин. — Сдается мне, через полчаса господь наделит силой и тебя.
