— С ним все время страшно, — сказала Алиса. — Он же бог. Я для него как собачка домашняя. Тебе хорошо, вы со Звонким Диском почти равные, а Джон… Он мне вчера такую жуткую вещь сказал… Ты, говорит, нашла себе самца слишком удачно. Как Синдерелла того дьякона. Не будет, говорит, у нас счастливой жизни. Потому что ты будешь вспоминать свое жуткое прошлое, и злиться.
— А что у тебя в прошлом жуткого было? — заинтересовалась Бродячка. — Вроде ничего такого не было.
— Я на каторге была, — сказала Алиса.
— А я тысячу дней Отвязной Патти прислуживала, — сказала Бродячка. — Это хуже, чем каторга.
— Хуже каторги ничего не бывает, — заявила Алиса. — Ты просто не знаешь. Если бы не Джон…
— А ты ребеночка заведи, — посоветовала Бродячка. — Лучшего производителя, чем Джон, ты по- любому не найдешь. Он вначале ругаться будет, но потом перестанет. Он у тебя добрый и любит тебя.
— Стану человеком — заведу, — заявила Алиса.
Бродячка немного помолчала, затем спросила:
— Слушай, Алиса, а ты никаких голосов не слышишь? Демоны, ангелы, пришельцы с Земли Изначальной…
— Не слышу, — ответила Алиса. — Их Джон часто слышит, он с другими богами разговаривает.
— Да ну? — изумилась Бродячка. — Это как?
— Ну как… — замялась Алиса. — Как бы это объяснить… Замирает, смотрит в одну точку и молчит, а потом снова нормальным становится. И говорит, типа, боги мне сказали то-то. Или ничего не говорит. А иногда ложится на кровать и медитирует, бывает, часа по подряд валяется. Он такой жуткий становится… Глаза под веками шевелятся, гримасничает, рожи корчит, иногда пальцами так перебирает…
— Странно, — сказала Бродячка. — Никогда бы не подумала. Он обычно такой уравновешенный…
— Он не сумасшедший, — резко сказала Алиса. — Он бог.
— Это он тебе сам говорил? — спросила Бродячка.
— Типа того, — кивнула Алиса. — Ну, не то чтобы так конкретно… Он очень редко о себе конкретно говорит, обычно он ничего не подтверждает и не отрицает. Я сама догадалась. Видела бы ты его в Оркланде, в штрафном загоне…
— А какой он бог? — спросила Бродячка. — Марс, Локи, Гермес, Джизес?
— Он не говорит, — покачала головой Алиса. — Говорит, потом расскажу, когда время придет. Когда я человеком стану. Шестьдесят дней осталось.
— Гм, — сказала Бродячка.
— Я не сумасшедшая, — заявила Алиса. — Через шестьдесят дней Джон сделает меня человеком. И Длинного Шеста тоже сделает. Может и тебя сделать, если попросишь.
Бродячка хихикнула.
— Нет уж, я как-нибудь обойдусь, — сказала она. — Мне и так неплохо. Ты бы тоже лучше приняла бы свою судьбу и не мечтала зазря. А то действительно как Синдерелла.
— Да пошла ты, сука! — заорала Алиса, встала и пошла прочь.
Бродячка проводила ее сочувственным взглядом и стала раскладывать вязание. Через минуту к ней подошел Звонкий Диск, сел рядом, обнял, они стали целоваться.
— Ну как? — спросил ее Звонкий Диск через несколько минут, когда губы устали.
— Лучше, чем я боялась, но хуже, чем ожидала, — ответила Бродячка. — Шизофрении нет.
— Отлично! — обрадовался Звонкий Диск.
— Но есть паранойя, — продолжила Бродячка. — Она вбила себе в голову, что Джон — бог. Когда она была на каторге, у нее в голове что-то подвинулось, а когда Джон ее с каторги вытащил, она решила, что он бог. Наверное, молилась всем богам, типа, спасите, пожалуйста, а раз Джон ее пожалел, значит, молитвы помогли, и поэтому он бог.
— Дурацкая логика, — сказал Звонкий Диск.
— Какая дура, такая и логика, — пожала плечами Бродячка. — Она еще про Джона другую странную вещь рассказала. Как бы у Джона у самого шизофрения не началась… Она говорит, он с богами разговаривает.
Звонкий Диск рассмеялся.
— Она, наверное, имеет в виду, что он иногда замирает, когда задумывается, — сказал он.
— Да, именно это, — кивнула Бродячка. — Как ты догадался?
— Мы однажды с Джоном курили, обсуждали эту его странность, — сказал Звонкий Диск. — Он о ней знает, говорит, это вроде нервного тика, ну, как бы привычка дурная…
— Не трудись объяснять, — сказала Бродячка. — Я знаю, что такое нервный тик. Патти одно время с психоаналитиком жила, а он так любил о своей науке рассказывать… Трахает и нудит…
— Сейчас ревновать начну, — нахмурился Звонкий Диск.
— Ах, все обещаешь, обещаешь… — сказала Бродячка и игриво улыбнулась.
Они снова стали целоваться.
Поход Длинного Шеста продолжался без приключений. Ни Роберт Нован, ни два его раба не создавали никаких проблем, первоначальный испуг прошел, Длинный Шест снова стал получать удовольствие от путешествия. Немного побаливали бедра, отвыкшие от долгой езды верхом, но это терпимо.
Все-таки, не так уж сильно он облажался. В чем-то даже хорошо — втроем путешествовать куда легче, чем в одиночку. Особенно в диких краях, где по ночам кто-то должен сторожить. Джон, правда, говорил, что в случае опасности предупредит, но кто его знает… О тех рыцарях он не предупредил.
Роберт Нован оказался неплохим мужиком, глупым, но не злым. Единственное, что в нем напрягало — он сразу признал безоговорочное превосходство Длинного Шеста. Все время заискивал, спрашивал разрешения по любому поводу — можно ли уже привал сделать, нравится ли почтенному этот отель или лучше тот, не приказать ли рабам осмотреть копыта лошади почтенного… Длинный Шест понимал, что он по всем статьям круче этого человечишки, но он привык считать свою расу низшей, и такое подобострастное отношение его коробило. Он всегда мечтал о равноправии орочьей расы, и вот в одной отдельно взятой компании это равноправие осуществилось, а ему не по себе. И еще рабы Роберта совсем не соответствовали мечтам о равноправии — настолько тупых существ даже в Оркланде трудно встретить. Длинный Шест однажды выразил удивление по этому поводу, и Роберт ответил ему:
— Ну, дык, ума-то им не надо. Расседлать, оседлать, корм задать, почистить, копыта обработать, костер разжечь, похлебку сварить…
— За колонной присматривать, — продолжил Длинный Шест.
— Да боги с вами, почтенный! — воскликнул Роберт. — Да ни в жизнь! За колонной особые рабы присматривают, в каждой колонне четыре охранника идет, иногда пять. Их прямо в Оркланде готовят. Дети полубоссов обычно или сами полубоссы. Бывает, провинится кто-нибудь или, наоборот, сам захочет мир посмотреть… Орки — они же почти как люди, они разные бывают.
— Да что ты говоришь, — улыбнулся Длинный Шест.
Роберт смутился, покраснел и принялся сбивчиво извиняться.
И вот их совместный путь подошел к концу, об этом ему сообщил Джон через серьгу. Длинный Шест успел уже отвыкнуть, что серьга разговаривает, даже испугался чуть-чуть.
— Стой! — приказал Длинный Шест. — Роберт, здесь наши пути расходятся. Спасибо за компанию, желаю удачного путешествия и хорошей прибыли.
— Тридцать долларов, — напомнил Роберт.
— Двадцать, — поправил его Длинный Шест. — Тридцать долларов я тебе тогда отдал, теперь только двадцать должен.
Роберт состроил обиженное лицо, как у ребенка, который вот-вот заплачет.
— Тридцать долларов, — повторил он. — Я помню, вы мне двадцать давали, а тридцать должны остались.
— Ну и бесы с тобой, — сказал Длинный Шест.
Полез в сумку, пересчитал деньги и убедился, что Роберт прав.
— Да, действительно, я тебе двадцать долларов тогда дал, — смущенно произнес Длинный Шест. —
