сам считал «вторым рождением».
Их знакомство было случайным. Зинаида Нейгауз никогда не была поклонницей поэта Пастернака, его стихи казались ей какими-то непонятными. И она, не стесняясь, прямо говорила об этом.
Спустя годы Зинаида Николаевна вспоминала, что при первых встречах ей казалось, что Пастернак «как личность выше своего творчества», и она «была покорена им как человеком, но как поэт он был… мало доступен».
А Борис Леонидович сразу понял, что он встретил женщину, которую ни в коем случае не должен упустить. Кому, как не ему, одному из самых гениальных сочинителей двадцатого столетия, было знать, как важно иметь рядом с собой человека, ради которого хочется не просто творить. Хочется жить.
Увы, никого из живых свидетелей первого приезда великого поэта в Грузию не осталось. Но почувствовать, что же ощущал влюбленный Пастернак, прогуливаясь по кобулетской набережной, я попытался.
Как и попробовал понять, каким человеком на самом деле была Зинаида Николаевна.
Ничего, наверное, не бывает случайным. Ибо, зайдя в один из местных книжных магазинов, я увидел сборник писем Пастернака к жене, объединенный в одну книгу с воспоминаниями самой Зинаиды Николаевны.
Я сидел у моря, где на тех же самых камнях восемьдесят лет назад сидели герои этого рассказа, читал их переписку и понимал, каким трудом и каким наслаждением были их истинные отношения.
Недаром, когда через год после смерти Пастернака у Зинаиды Николаевны случился инфаркт, писатель Корней Чуковский заметил, что в этом нет ничего удивительного. Странно другое — что этот инфаркт не случился раньше…
Но все это произойдет потом. А пока ни Пастернак, ни его любимая женщина не подозревали, что их ждет впереди.
Да и к чему было заглядывать в будущее, когда на дворе стоял 1931 год, и единственное, в чем они были уверены, это в своих чувствах друг к другу.
Накануне их первой совместной поездки в Грузию Пастернак писал ей: «Любушка, прелесть моя неслыханная! Я знаю, что хотя я хуже Гаррика, и даже сравнивать ни с чем не смею твоей большой и истинной жизни с ним, но что твоя встреча со мной перемещает твою судьбу в какую-то более ей сужденную и более выражающую обстановку не благодаря мне, а той случайности, что с детства я поглощен тем самым, из чего ты вся соткана, тем настоящим, что условно и после многих видоизменений зовут мировой поэзией и что посвящено слушанью жизни и женщины в глубочайшей их первородности, как воздух предназначен для передачи звука!..
И я знаю, что так, как я люблю тебя, я не только никого никогда не любил, но и больше ничего любить не мог и не в состоянии, что работа и природа и музыка настолько оказались тобою и тобой оправдались в своем происхождении, что — непостижимо: что бы я мог полюбить еще такого, что снова не пришло бы от тебя и не было бы тобою».
Недаром совместная жизнь Бориса Леонидовича и Зинаиды Николаевны началась у моря — такими же то грозно бушующими, то ласково плещущимися были и их отношения.
Решающее слово в них оставалось не за интеллектом, а за влюбленностью, способностью Бориса Леонидовича любить («я хочу жить пронзенным и прозиненным», — писал он будущей жене) и за способностью Зинаиды Николаевны это принять и понять.
Спустя десять лет после «бегства» в Грузию, в августе 1941 года, когда Зинаида находилась в эвакуации, Пастернак писал, что остался в Переделкино совсем один и его навещают лишь Нейгауз и Милица Сергеевна.
«Я их очень люблю, они очень милы, но чужды мне в том главном отношении, в котором ты, как я, и так мне близка… Когда тебе не пишут, ты бушуешь, что тебя все забыли, а когда тебе говорят, что ты любушка и Ляля и что без тебя жить нельзя, ты досадуешь, что это только чувства, а не гонорар за несколько газетных фельетонов. Я страшно скучаю по тебе и почти плачу, когда пишу это…»
Пастернак поддерживал теплые дружеские отношения и с Нейгаузом, и с его второй женой. Общалась с ними и Зинаида Николаевна. Хотя было время, когда она, только-только родившая сына Адика и беременная вторым ребенком, едва ли не проклинала Нейгауза.
Причиной стало известие о том, что у мужа родилась дочь от другой женщины — Милицы Бородкиной.
Зинаида Николаевна говорила, что даже хотела покончить с собой и с ребенком. И лишь «чувство материнства взяло вверх», ей стало жалко ребенка, и она вернулась домой.
Спустя год после того события, в 1927 году, и состоялась первая встреча Зинаиды Николаевны с Пастернаком.
Когда поэт провел у Зинаиды Нейгауз первую ночь, она на следующее же утро написала письмо мужу, который был на гастролях. Потом Зинаиде Николаевне рассказали, что ее письмо передали Нейгаузу прямо перед концертом. И во время выступления пианист вдруг закрыл крышку рояля и заплакал.
Нейгауз вернулся в Москву, у них состоялось объяснение, и Зинаида Николаевна пообещала, что останется с ним. «Увидев его лицо, я поняла, что поступила неправильно не только в том, что написала, но и в том, что сделала». Но и Пастернак отступать не собирался. «Он писал большие письма по пять-шесть страниц, и все больше и больше покорял меня силой своей любви и глубиной интеллекта».
Мучительный треугольник, в котором очутились влюбленные, разрешился летом 1931 года. Тогда-то Пастернак и привез Зинаиду Николаевну в Кобулети.
Решение было принято, и Зинаида Нейгауз стала Зинаидой Пастернак. В 1937 году у Пастернаков родился сын Леонид.
Беременность Зинаиды Николаевны выпала на страшные дни набирающего обороты террора. Она вспоминала, как в один из дней к ним домой приехал «собиратель» писательских подписей под письмом с одобрением смертного приговора врагам народа маршалам Тухачевскому и Якиру. «Первый раз я увидела Борю рассвирепевшим. Он чуть не с кулаками набросился на приехавшего, хотя тот ни в чем не был виноват, и кричал: „Чтобы подписать, надо этих людей знать и знать, что они сделали. Мне же о них ничего не известно, я им жизни не давал и не имею права ее отнимать. Жизнью людей должно распоряжаться государство, а не частные граждане. Товарищ, это не контрамарки в театр подписывать, я ни за что не подпишу!“ Я была в ужасе и умоляла его подписать ради нашего ребенка. На это он мне сказал: „Ребенок, который родится не от меня, а от человека с иными взглядами, мне не нужен, пусть гибнет“.» В итоге, правда, подпись Пастернака в опубликованном в газете письме появилась. А вскоре родился и сын Леонид. Он прожил всего 39 лет и скончался в 1976 году.
За несколько дней до Победы умер сын Зинаиды Николаевны от Нейгауза. Да и сама она выглядела настолько плохо, что жена Асмуса Ирина Сергеевна, та самая, которая, собственно, имела виды на Пастернака в 1925 году, даже предложила Зинаиде Николаевне написать завещание, согласно которому воспитанием Лени после ее смерти займется именно Ирина Сергеевна. Так как Пастернак, говорила Асмус, обязательно снова женится и ему будет не до ребенка.
Зинаида Николаевна никакого завещания писать не стала. А потом и вовсе не сдержалась и ответила Асмус, что еще вопрос — кто раньше умрет.
Эта фраза мучала Зинаиду Пастернак до последнего дня.
«В сентябре они (Асмусы. — И. О.) уехали в Коктебель, оттуда приехали в начале ноября, а в декабре Ирины Сергеевны не стало, она умерла от рака крови».
Обо всем этом я читал в книге воспоминаний Зинаиды Пастернак.
А Вера Ивановна знала как очевидец.
Ведь даже попытку самоубийства из-за казавшегося ему равнодушия со стороны Зинаиды
