отдавшись в руки алчным продюсерам из RCA Victor в 1955 году. Другие относят кризис Пресли к фильму «Love Me Tender», ставшему своего рода «побочным эффектом» его первой «розовой» баллады. Политологи утверждают, что он был вынужден усмирить свое важное для карьеры и имиджа бунтарство, когда ушел- таки в армию в 1958 году, еще одни полагают, что Элвис сдулся, когда прекратил гастролировать в 1961 году. В итоге он стал еще одним Томом Джонсом.
Не стоит недооценивать ни одного из этих мнений. С Элвисом неразрывно связан образ розового «Кадиллака». Проблема розовых «Кадиллаков» в том, что за красивым широким стеклом не увидишь того, кто за рулем. Эта громоздкость, тяжесть, которая сама себя защищает от превращения в упадок... Правда в том, что Элвис не был порождением природы или массмедиа. Он и смышлен, и гениален. Он знает, что делает. Проницательность Колонела неоспорима, и его усилия, безусловно, подпитывали процесс создания Элвиса как легенды. Но его музыкальное влияние всегда было ничтожным даже в последние годы. Элвис сам полностью завоевал первый план и как артист, и как создатель собственного образа, оставив своему менеджеру весь бизнес. Натурален образ или нет — а я подозреваю, что натурален, — суть его ясна: Элвис — разудалый рокер, и в то же время, сентиментальный паренек-южанин. Привкус этакой «сопливости» чувствовался в самом начале его карьеры: первой песней, которую он записал, была композиция «My Happiness» — подарок матери, которую он обожал. И он всегда хотел попасть в Голливуд.
Элвис — как человек, очень достоверно исполняющий «черную» музыку — историческая необходимость; но великолепность его образа затмила эту необходимость и, наверное, даже создала ее. На ранних сессиях в Sun Records, в песнях, записанных в RCA, во множестве композиций на том самом телешоу в 1968 году, создавая классический хитовый сингл в 1972-м, Элвис представляет уникальные таланты: его чувство слога вместе с энергетикой, его жесткость вместе с нежностью, провокационная «беззаботность» его тембра — это необходимые, жизненно важные составляющие магнетизма, которого Чарли Рич, или Конуэй Твитти, или Карл Перкинс[22] никогда бы не смогли достигнуть. Более того, он, как выясняется, сам создавал свои записи, не только выбирая аккомпанирующих музыкантов и тот материал, с которым предстояло работать, но и работая над аранжировкой в студии. Если блаженная ответственность за «Rubber Soul» и «Сержанта Пеппера»[23] лежит на The Beatles, то Элвис Пресли —
Я начал осознавать это, когда слухи о большом живом выступлении, первом за восемь лет, начали распространяться в первой половине 1969 года. Все ожидали обычную программу выступлений на сцене. Когда объявили что этот величайший эксперимент будет происходить на сцене Showroom Internationale — Международного отеля Лас-Вегаса, — многие разочаровались. Я получил письмо от оказавшегося немиллионером человека с Лонг Айленда, который вылетел в Лас-Вегас только чтобы посмотреть на Элвиса, но никто из профессиональных рок-музыкантов с востока страны не ощутил такой необходимости. Нас всех восхищали Чак Берри, Литтл Ричард, Джерри Ли Льюис — представители славной плеяды воскресителей рок-н-ролла. И мы находились в ожидании чего-то достойного — добротного, профессионального рок-н-ролла. Безусловно, этот паренек с прилизанными волосами нас нисколько не трогал.
Элвис Пресли с 1956 года поддерживал лейбл RCA Victor, и этот лейбл был беспросветно окружен магией. Владелец Международного отеля в Лас-Вегасе пригласил команду корреспондентов из RCA на открытие. Мы могли остановиться на столько времени, на сколько заблагорассудится. Как и большинство приглашенных, я никогда не был в Лас-Вегасе. Элвис был существенной мотивацией, но только как часть целого «пакета».
Как выяснилось, Международный отель Лас-Вегаса — один из самых престижных и богемных отелей Америки, напыщенность и бессмысленность — идеально подходил Элвису. The Showroom Internationale, на удивление показушный ночной клуб с двумя тысячами мест, стилизовал свой филиал в Caesar’s Palace под придорожную закусочную. На открытии добрая половина публики, казалось, умрет сейчас же от подагры. По мере того как я восхищался заголовком «Воn Apetit» в меню, мне стало не по себе. Когда двадцатидвухсоставный оркестр прошелся по «How High the Moon», «Alfie» и «The Impossible Dream», мне стало
Все было как в пятидесятых годах. Мы пребывали в восторге, пока полностью не осознали, что на самом деле произошло. Одна девушка-критик восторженно скакала на своем стуле, а менеджер по связям с общественностью из RCA вопила и хлопала в ладоши так, как не подобает менеджеру по связям с общественностью. Каждый старикан показал абсолютную бесшабашность. Элвис был фантастичен. Он был одет стильно, но без выпендрежа. Бакенбарды выходили чуть вперед, волосы достигли идеальной длины. Его ребячески пухлые щеки превратились в четкие и по-взрослому выделенные скулы. Его репертуар был безупречен — от «That’s All Right, Mama» и до «Yesterday», но упор был сделан на старый добрый рок-н- ролл. Большую часть концерта его оркестр молчал; парень позади отстукивал время на виолончели. А группа Элвиса поддержала все выступление. Но самое важное — Пресли не просто доказал, что он не очередной слащавый паренек с гелем на волосах, но и показал очень точно свою ироничную натуру. В жизни Элвиса было достаточно и рока, и сентиментальности, чтобы найти ту точку, где одна сторона натуры отрицает другую. Каждый раз, когда он двигал бедрами или опускал веки, женщины кричали. Но сам Элвис знал, что они кричат, по сути, из-за воспоминаний, но не из-за того, что видят. И мы знали, что он знал. Как и битлам, ему было достаточно своей неприкосновенной славы. Это было частью его действа.
После этого я не видел Пресли почти три года и к тому времени был готов на всякие сюрпризы. А он был доволен собой. Хиты выходили чаще, но все были плаксивыми — он не выпустил ни одной удовлетворительной записи после «Suspicious Minds» и «Memphis to Vegas» — сингл и альбом, вышедшие после концерта в Вегасе. Билеты на большие концерты продавались мигом. Но все вокруг говорили, что его щеки снова стали пухлыми, а концерты проходили мягко и без эпатажа.
Все же в июне 1972 года в расписании Madison Square Garden было записано четыре шоу подряд. Впервые Элвис выступал в Нью-Йорке. И я даже не рассматривал возможности упустить это. Мне составили компанию два друга, которые в 1969 году были более озабочены политикой партии Weathermen, нежели приездом Элвиса в Лас-Вегас. Тем не менее мы слились с толпой. Она состояла из офанатевших девочек- подростков и юношей. Будто бы это было неотъемлемым дополнением к фанатам среднего возраста, которых Элвис всегда притягивал. Но, по крайней мере, половине пришедших можно было дать от 25 до 33 лет. Вы, конечно, можете сказать, что такого рода публику собирает Том Джонс, но эта публика была другой. Одежда была непринужденней, волосы — неряшливей; фанаты были разных полов и возрастов. Из 80 тысяч, пришедших в эти выходные на концерт, было около 50 тысяч, которые закончили школу где-то до приезда The Beatles[24] и после этого не видели друг друга ни разу. Элвис, таким образом, «случайно» организовал самую масштабную встречу выпускников в истории.
Ансамбль Sweet Inspirations был принят публикой хорошо, но в ту ночь, когда я был там, одного комедийного актера едва не закидали помидорами. Казалось, что подростковая злая энергия немедленно потребовала выхода. В антракте начали продавать сувениры, и толпу просили не вскакивать и не кидаться на что ни попадя. Свет приглушили, и оркестр сыграл несколько аккордов.
Зал осветился вспышками прожекторов, когда Элвис появился в невероятно крикливом бирюзовом костюме с взъерошенными волосами, окрашенными в черный цвет. Темные волосы на груди выпячивались из распахнутой рубашки. Сначала он запел «That’s All Right, Mama», затем пустил в ход современный мэйнстрим: бодренькие хиты Creedence, Three Dog Night и Тони Джо Уайта, баллады Баффи Сент-Мари и Дасти Спрингфилд[25], The Righteous Brothers. Все песни были замечательны. Визги и восторженные крики раздавались при самых непринужденных курсированиях Элвиса по сцене. Но больше удивлял и поражал тот контроль над людьми, которым он завладел, не прилагая никаких усилий. Все, включая меня, двигалась и дышали как одно целое. Эмоции были сравнимы только с политической гонкой-дебатами или победой спортивной команды. При этом источник этой
