— Я немного посплю, — устраиваясь поудобнее в жестком кресле, сообщил диверсант.
Уже через несколько секунд он безмятежно спал. Операция развивалась в нужном направлении, а силы еще могли пригодиться.
Спустя три часа его разбудил шум работающего двигателя.
— Куда мы едем? — задал он вопрос, но не получил ответа.
Старший конвоя сидел за управлением машины, младший сосредоточенно вглядывался в прицел управления стрельбой. Шестиколесник, набирая ход, двинулся к известной только его экипажу цели.
Самум сосредоточился на восприятии пространства за бортом. Вскоре стало понятно, что машина держит курс в район старого космопорта, который в прошлое посещение Сохара они уничтожили, взорвав на его территории топливный транспортер.
«За мной прислали челнок», — понял диверсант.
Предположение полностью подтвердилось, когда колеса песчаного танка мягко покатились по ровной твердой поверхности.
Конвойные вели себя так, будто находились на вражеской территории. Несколько раз внимательно осмотрев прилегающую местность, они сняли автоматы с предохранителей и подогнали машину к самому трапу шаттла. Открыв боковой выход первым, на бетон выпрыгнул младший. Прикрыв своей широченной спиной противоположную сторону от распахнутого люка и фиксируя лежащее перед ним пространство, он подал сигнал на выход.
Старший конвоя выпрыгнул следом, буквально волоча за шиворот Самума, который, встав на бетон, оказался зажатым между двумя спинами штурмовиков. Три метра до трапа и по нему наверх все трое двигались приставными шагами, пока полностью не оказались внутри челнока. Аналогичная операция была проделала спустя полчаса, когда шаттл состыковался переходным модулем с кораблем. Старший конвоя шел впереди, молодой — сзади, прикрывая тыл.
Диверсант без труда узнал в присланном за ним звездолете лидер. Два аналогичных борта были «списаны» их группой из состава имперского флота, когда они бежали с Сохара на личном корабле шепчущего.
Как только захлопнулся внутренний люк кессона и раздался легкий хлопок, сигнализирующий, что челнок расстыковался, лидер начал разворачиваться.
«Торопятся, — подумал про себя Самум. — Может, действительно что-то не в порядке в империи».
Воображение ярко высветило в мозгу несколько картинок вакханалии творившегося на военных базах, в космосе и на земле. Толпы граждан, в спешке покидающих города. Пожары и разрушения. За красочными кадрами паники и разгрома возникало ехидно улыбающееся лицо Колдуна, и на фоне общего гвалта пробивалась его чуть слышная усмешка.
— Выпустили черта из бутылки, — пробурчал себе под нос Самум, торопясь застегнуть страховочные ремни, как только его ушей достиг корабельный сигнал начала ускорения.
Трое суток в двухместной каюте для нетраца не пропали даром. Сменяющие друг друга охранники, «очарованные» пленником, подробно выкладывали все, что интересовало их собеседника, и тут же забывали о переданной информации. В одном из разговоров прозвучали сообщения о Патриотическом фронте, диверсии на орбитальной верфи у Факома и массовых беспорядках в Босаке.
Колдун успешно претворял первый этап операции в жизнь. Империю начало слегка лихорадить. По словам штурмовиков, служба общественной безопасности и контрразведка были переведены в жесткий режим функционирования. Охранные части несли службу в повышенной готовности, а патрулирование орбит наиболее важных промышленных планет усилено.
«Мишке придется несладко, — подумал Самум. — Но эти лохотники еще не знают, с кем связались. Чем больше доставать этого авантюриста, тем хуже будет им самим. Когда они поймут, что сами являются дичью, то будет уже слишком поздно. А мы поможем им это понять побыстрее».
Диверсант не собирался долго задерживаться в гостях и уже готовил один из вариантов плана побега, разработанного еще на базе совместно с Шаманом перед заброской.
Корабельный сигнал выхода из прыжка означал, что путешествие в неизвестность закончилось. Вскоре по вибрации корпуса стало понятно, что корабль не остался на орбите, а идет на посадку к планете.
Процедура передачи важного пленника была осуществлена в небольшом грузовом трюме, куда вполз бронированный «Холид». Конвой был тоже весьма значителен. Шесть штурмовиков, одетые в броню абордажных команд, замкнув кольцо, проводили нетраца к задней двери машины. В салоне он был уложен на жесткий стол, где его руки и ноги зафиксировали специальные зажимы, а грудь и бедра стянуты широкими эластичными лентами. Охранники расположились по обеим сторонам на жестких скамьях, не спуская глаз с объекта их заботы.
Машина вышла из трюма и, судя по едва слышному вою сирен, была тут же принята в коробочку сопровождения.
«Начало неплохое, — подумал Самум. — Как же они будут меня охранять, после того как услышат мое сообщение».
Звукоизоляция салона была исключительная, окна отсутствовали. Скорость с момента отъезда от корабля оставалась неизменной, так что определить, везут ли его по городским кварталам или по трассе, было невозможно. Единственной полезной информацией было пройденное расстояние и направление движения, почти строго на север.
С момента старта на космодроме «Холид» проехал пятьдесят километров, после чего начал снижать скорость и, сделав несколько крутых поворотов, остановился. Двери машины распахнулись. Под направленные стволы автоматов охраны в салон вошел офицер в звании капитана. Его холодные безжизненные глаза встретились со взглядом пленника.
— Доставить в сектор Д. Процедура первого уровня, — отдал он приказ, покидая салон.
Только теперь стало понятно, почему конвоем был избран такой странный способ транспортировки пленника. Дюжие охранники щелкнули зажимами и, отделив от основания платформу, на которой лежал Самум, вынесли его из машины. Бетонные серые стены со следами плесени, затхлый воздух — все говорило о том, что ангар, куда прибыл «Холид», находится под землей. Скованного пленника, как на носилках, несли по тюремным коридорам и лестничным маршам, опускающимся все ниже и ниже. По дороге им не попался ни один охранник. Процессию встречали и провожали бронированные двери и мигающие контрольные глазки телекамер. Пленника, под пристальными взглядами конвоя, просветили чем-то вроде рентгена, пропустили тело через металлодетектор и понесли дальше. Наконец открылась еще одна дверь, и диверсанта внесли в камеру. Все те же серые в потеках стены, кровать, застеленная серым одеялом, столешница, вмурованная одной стороной в стену, и ржавая раковина с плачущим каплями краном.
«Если кормежка соответствует обстановке, то я здесь не задержусь», — решил про себя Самум, сидя на кровати, разминая запястья рук и щиколотки ног, после того как конвоиры, освободив его от зажимов на переносном ложе, покинули камеру. Теперь оставалось только ждать. Психолог не без оснований надеялся, что не очень долго. Наверняка майор-контрразведчик с Сохара в своем рапорте указал, что пленник ссылался в своих показаниях на срочность получения имеющихся у него сведений.
Сделав вид, что решил поспать, диверсант лег на спину и закрыл глаза, проигрывая в голове варианты предстоящего допроса.
С момента помещения в камеру прошло не более двух часов, когда дверной замок щелкнул.
— Встать. Следовать за мной, — проревел возникший в дверном проеме гаюн, поигрывая в руке гибким электрическим шокером.
«Доверенное лицо прибыло», — понял Самум, поднимаясь со своего сырого ложа.
Далеко идти не пришлось. Подчиняясь командам конвоира, они поднялись всего на этаж выше. Помещение, куда ввели диверсанта, разительно отличалось от его камеры. Сухая, хорошо освещенная комната с чистым здоровым воздухом и мягким покрытием на полу. Стол располагался напротив двери, а перед ним стояло массивное кресло. Конвоир усадил в него пленника, защелкнул жесткие зажимы на его предплечьях, крепящихся к подлокотникам, и беззвучным истуканом замер за спиной. Хозяина кабинета не было, и это говорило о его значимости. К приходу хозяина готовились, его время ценили.
Появившийся в комнате гаюн был толст, лыс, и его лицо с отвисшими щеками и маленькими глазками
