значат ровным счетом ничего, они как пышный наряд, оставшийся со вчерашнего празднества на том, кто пробудился с головной болью среди остатков пиршества.
Настал час обратиться к книге с железными углами и перевернутой пентаграммой на обитой медью крышке, прочесть все ее пять раз по пять пергаментных страниц, но мне страшно подумать, какие открытия ждут меня под позеленевшей от времени обложкой.
Конец года
Я раскрыл Рукопись Бога.
Время, проведенное мною за чтением, не поддается подсчету.
Я не знаю, как это объяснить, но в древней книге есть упоминание о моем детстве, есть и обращение ко мне нынешнему.
Мне наконец удалось поспать несколько часов.
Когда я проснулся, перевернутая пентаграмма отпечаталась на моей руке.
Теперь я хранитель. Единственный.
Оставленный во всеобъемлющем одиночестве, чтобы трактовать Слово.
На произвол Судьбы и Свободы.
II
Севилья, начало Нового Века, день 361
Что же до тайного смысла кровопролития, то следует знать, что эманации жидких органических субстанций способствуют временной материализации астральных сущностей, иными словами, кровь порождает призраков.
1
Рано утром комиссар Арресьядо припарковал машину в третьем ряду у дома номер двести пять на проспекте Аргентинской Республики.
Затяжной, дьявольский, выматывающий душу дождь и не думал прекращаться.
Мертвых священников становилось все больше.
На рождественские каникулы особенно рассчитывать не приходилось.
Выйдя из машины, комиссар прошел мимо полицейских фургонов и немногих зевак, рассеянно отвечая на приветствия затянутых в форму патрульных.
У подъезда его ждал молодой человек со значком известной газеты на лацкане пиджака, старательно прикрывавший от дождя дорогую камеру.
– Прошу прощения, вы комиссар Арресьядо?
– Да.
– Мне велели спросить у вас разрешение… Нельзя ли сделать несколько снимков на месте преступления? Это займет не больше минуты.
– А может, лучше я сниму твою мамашу голой?
– …
– Ладно, дай знать, если надумаешь.
Комиссар зашел в подъезд. Немолодой полицейский, дежуривший у лифта, молча проводил его на четвертый этаж. Он давно знал комиссара. Знал, каким тот бывает грубым, агрессивным, неуживчивым, как ухлестывает за каждой юбкой, как отвратительно обращается с подчиненными, но всегда прикрывает их, если надо. Одни считали его леваком, навечно оставшимся в семидесятых, другие – фашистом старой выделки. Кто знает. В любом случае это был не тот человек, с которым стоит затевать разговоры в лифте.
Инспектор Романа Бенарке ждала у входа в квартиру.
Вместо приветствия комиссар уставился на ее грудь под бордовым пальто, туго обтянутую черной водолазкой.
Вдвоем они вошли внутрь.
– Привет, Педро. Его светлости до сих пор нет?
– Как это нет? И когда эти бездельники заберут труп? В восемь вечера, когда следователь соизволит закончить отчет, чтобы пришлось до утра ждать результатов вскрытия?
– …
– Гонсалес! – заорал молодой инспектор, который все время смотрел в окно, чтобы не глядеть на труп.
– Сеньор?
– Звони прямо сейчас этому педику судье, пусть тащит сюда свою задницу. Скажи, у него двадцать минут, потом я забираю труп под свою ответственность. Все понял?
– Да, сеньор.
– Пошевеливайся.
Комиссар энергично шагал по квартире, и Бенарке едва поспевала за ним, панически боясь наступить на труп.
Увидев распятого на полу голого старика, Арресьядо резко остановился и замолчал.
Над трупом возился следователь в сером спортивном костюме под дождевиком, словно он на минутку заглянул на место преступления во время утренней пробежки. Он заговорил первым, не дожидаясь, пока комиссар к нему обратится.
– Мужчина семидесяти шести лет. Приблизительное время смерти… Где-то час ночи. Причина… На самом деле ни одна рана не является смертельной сама по себе, так что причиной смерти, вероятно, стал болевой шок и кровопотеря. Что касается техники нанесения увечий, то могу предположить, что действовали профессионалы, по крайней мере, люди, более-менее сведущие в хирургии. Раны наносили систематически. И в то же время… Чудовищная жестокость. Каким же надо быть ныродком, чтобы сотворить такое с живым человеком.
– Профессионалы заплечных дел?
– Сам видишь. Собственно, это все, что я могу сказать до результатов вскрытия. В отчете все будет подробнее.
Комиссар пожал плечами. Опустился на колени, приподнял убитому веки. Поднялся на ноги и по- прежнему в сопровождении Бенарке отправился осматривать роскошную квартиру. В комнатах толпились легавые, искали улики, фотографировали. В глубине квартиры располагалась уютная спальня, вероятно, предназначенная для гостей, которые никогда не приходили. Опершись о подоконник, Арресьядо наконец соизволил поглядеть на женщину, покорно следовавшую за ним с серой папкой под мышкой. С багажом из университетского образования и обеспеченной папочкой стажировкой, в Лионе, жизненным опытом длиной в двадцать восемь лет, черной гривой и профессионально-нейтральной улыбкой.
– Пока тебя не было, я собирала информацию. Труп нашла домработница, она же и позвонила в полицию; наш оператор зафиксировал время: семь тридцать утра. У домработницы случился нервный срыв, ее наспех допросили и отпустили домой.
– У тебя новые духи?
– Нет… Те же, что и всегда, – ответила девушка, улыбнувшись одними губами. – Имя жертвы Коронадо Баскьер Тобиас. Священник. Согласно сведениям соседей, покойный был богат, давно вышел в отставку и жил один. Вел тихую и спокойную жизнь. Домработница утверждает, что, на первый взгляд, из квартиры ничего не пропало. Кстати, она сказала кое-что интересное. Похоже, у нашего священника была незаконная дочь лет тридцати трех или тридцати четырех. Они с отцом почти не общались, и домработница просила, чтобы ее не заставляли сообщать дочери печальную новость. Насколько я поняла, это непростая девица. Я связалась с управлением, и они дали мне всю информацию. – Бенарке раскрыла папку. – Она живет и работает в сиротском приюте ордена Милосердных Сестер.
– Тебе в пальто не жарко?
– Немного. Ты хочешь, чтобы я прочла тебе данные девицы?
Педро Арресьядо подошел к девушке вплотную и прошептал ей на ухо:
– Я хочу, чтобы ты поцеловала меня в зад. Крепко поцеловала. От всей души.
На пороге появился инспектор Гонсалес, но инспектор и не подумал отойти от Романы.
– Их светлость господин судья прибыли.
