раздали семена горчицы, кунжута и другие подношения огню. Бросая семена в огонь, я вдруг понял, что также всепоглощающий пламень знаний сжигает дотла окалину неведения.
Время шло, горящие дрова стреляли время от времени не хуже шутих, громкое песнопение сменилось молчаливой молитвой и тихими монотонными мантрами. Я закрыл глаза, повторяя про себя гуру-мантру, используя ее как лодку, способную добраться до Другого Берега. Ачарья, высший духовный авторитет акхары, стал обходить инициируемых, начав с самого дальнего угла мархи, и шептать мантры в их уши. Пандит Шеш Нараян выполнял в это время хаван. Внезапно двое баба схватили меня за руки, нарушив мою сосредоточенность.
— Что происходит? — спросил я. Они пробормотали какие-то объяснения, но я не понял ничего кроме слова 'ангрез', иностранец.
Я попытался сопротивляться, звал своих новых гуру-бхаев, объяснял, что у меня есть парча, что моего гуру зовут Хари Пури Баба, что я живу в палатке сразу за палаткой Шри Маханта, но они ничего не желали слушать. Тогда я решил, что они меня просто не поняли из-за чудовищного акцента, но я ошибался.
Спустя какое-то время Бхайрон Пури вернулся к дхуни Хари Пури и вызвал моего гуру на дебаты в присутствии всей акхары. Подобный спор был не интеллектуальным занятием, а, скорее, способом показать свою силу: силу голоса, силу тела и силу энергий. Тантрик желал созвать собрание сейчас же, не откладывая дела в долгий ящик.
— Ты хочешь устроить мне бой на потеху собравшейся публике? — спросил Хари Пури. — Чего ты добиваешься? А, я знаю чего: гади, трона, на который ты никогда не сядешь. Уджайн при надлежит не тебе, а тем великим, кто отказался от своего тела. Нет, пусть тебе буду противостоять не я, а сам Даттатрейя Махарадж!
Присутствующие при этих словах утверждали позже, что услышали звук взрыва, запахло жженой серой и появился желтый дым, столбом поднимающийся над Бхайроном Пури. Его глаза покраснели, с тела градом лил пот. Рагунатх Пури подошел к нему и пригласил присесть и выпыть чаю, но Бхайрон Пури толкнул миротворца так, что тот упал на землю. При виде этого Амар Пури и трое других баба вскочили на ноги. Хари Пури стал умолять их успокоиться.
— Ты немедленно вышвырнешь своего англичанина из санскара, или же я разделаюсь с тобой! — заорал большой садху.
— Я не выгоню Рам Пури из санскара! — сказал Хари Пури, и Бхайрон Пури вылетел вон, сопровождаемый двумя своими прихвостнями.
— Брат, ты сделал большую ошибку, — сказал Амар Пури. — Лучше было бы Рам Пури получить инициацию на следующем санскаре в Хардваре. В конце концов, что такое пара лет? — спросил он.
— Ты не понимаешь, — сказал Хари Пури. -Дело вовсе не в молодом иностранце. Браирон Пури искал способа напасть на меня с тех самых пор, как Гокарн Пури стал пиром. Я — легкая цель. Но пути назад нет, потому что я уже выполнил Бригу Тантру. Если я сейчас отзову Рам Пури, мы потеряем все.
— Тогда нам надо готовиться к битве, — сказал Амар Пури.
— Я не буду ничего делать, потому что не собираюсь сопротивляться, — ответил Хари Пури.
— Боюсь, ты не понимаешь, — сказал Амар Пури. — Бхайрон Пури вовсе не в игрушки с тобой играет. Он один из немногих живущих сейчас тантриков, которые знают, как убивать.
— Большинство из нас провело жизнь, практикуя обеты отречения от привязанностей и распространяя гармонию и мир, в то время как этот тантрик учился разрушать прану. И я должен преклоняться перед подобной силой? — спросил Хари Пури. — Нет, я буду жить так, как жил, и не собираюсь делать ничего сверх этого!
Амар Пури осознавал, что опасность была настоящей, поэтому созвал нескольких садху на совет. Он попросил двоих своих старых приверженцев, которые были купцами из Уджайна, сорваться с места в середине ночи, чтобы собрать все необходимое: золотые и серебряные блюда, кристаллы мускуса, кору березы, различные травы и другие магические предметы, необходимые для того, чтобы расстроить планы Бхайрона Баба. 'Самхарини критья', одна из самых мощных критья-мантр из шестидесяти четырех, может использоваться для убийства. Амар Пури знал, что как только Бхайрон Баба пропоет эту мантру и бросит в дхуни жертвоприношения, для Хари Пури не останется никакой надежды.
— Если ты собираешься устроить какой-нибудь фокус-покус, на меня не рассчитывай! -прокричал Гуруджи из палатки.
Я же тем временем пытался затормозить, упираясь пятками в холодную глиняную землю, и стряхнуть с рук двух варваров, тащивших меня прочь от церемонии. Баба побольше загавкал на меня подобно собаке. Я чувствовал себя униженным и боялся, что меня побьют. В этот момент на сцене действия появились приставы, одетые в красное баба-полицейские, я закрыл глаза и снова начал повторять про себя гуру- мантру.
Вытолкнув меня за пределы освященного пространства, громилы внезапно отпустили мои руки. За оградой стояли Хари Пури, Амар Пури и Пандит Шеш Нараян. Амар Пури хорошенько пропесочил двух моих обидчиков, а затем отпустил их, попутно спугнув собравшихся вокруг зевак угрожающим размахиванием своего посоха.
Когда Хари Пури наказал мне не есть и не пить ничего из того, что мне будут предлагать, в моем горле застрял комок Я спросил, что случилось. Гуру заверил меня, что все просто чудесно и что я должен возвращаться обратно на собственные похороны. Он сказал мне, что Шеш Нараян скоро выполнит для меня последние обряды.
Новоинициированные сидели так плотно, что мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я добрался до прежнего места рядом с огнем. Я увидел, как Пандит Джи идет в мою сторону, а почти все сидят с закрытыми глазами. Над сидящими струился дым, словно созданный из тысяч душ Мира Обыкновенного, ожидающих открытия врат в Мир Сверхъестественного. А может, это был сам Шива, обратившийся в туман, чтобы раздать свои благословения.
Шива, Шива, Шива.
Горящий огонь поглотил из воздуха почти весь кислород. Что же я делаю? — вдруг подумал я. Это сумасшествие. Кто такой я, который совершает это отречение? Кто такой я, который получит после отречения то, что называется даром? Тот ли это я, молодой искатель приключений из хорошей американской семьи? Я не тело и не ум, но разве эти мысли не мои? Может, они просто летят сквозь меня и мимо меня? Может, я просто привязан к мыслям и воспоминаниям и потому ассоциирую себя с ними? Мои воспоминания — это истории, рассказываемые в настоящем, что создавало иллюзию наличия прошлого.
Даже если я скажу, что отрекаюсь от привязанности к иллюзии прошлого и будущего, то все равно буду привязан к 'себе'. Я чувствую запах опаленных волос на икрах Я чувствую запах своего собственного пылающего тела. Время двигается очень медленно, а потом совсем останавливается. Я вижу, как вся жизнь проносится перед моими глазами, но не в прошлом, а в настоящем, и понимаю, что рассказываю историю о том, что происходит прямо сейчас. Я готов, думаю я. Я свидетель. Но еще я тот, кто пытается понять то, что сейчас происходит. Рациональный ум пытается понять то, свидетелем чего я являюсь. Он воспринимает импульсы, присваивает им категории, а потом задает порожденные культурой вопросы типа: 'что это символизирует?' или даже 'что все это, черт побери, значит?'. Но все это не я. Я — кто-то другой, кто просто наблюдает, видит, смотрит...
Только начало светать, над землей появился туман. Я задрожал и попытался сесть еще ближе к огню, который сейчас был всего лишь жалким подобием того великолепного столба пламени, каким он был ночью. Пандит Шеш Нараян закончил обряды похорон. Теперь, в ритуальном смысле слова я был мертв. Мое тело, состоящее из пяти грубых элементов: земли, воды, огня, воздуха и пространства, превратилось в пепел, смешанный в великом погребальном костре с пеплом других инициируемых.
Неофиты открыли глаза, когда ачарья в сопровождении священного совета приблизился к нашему погребальному костру, чтобы прошептать в наши уши 'Махавакью', ведическую мантру Высшего Утверждения. Звук, исходящий от этого садху, чье тело представляет Ади Шанкару на земном плане, прекращает цикл бесконечных рождений и смертей. Как только ты услышал эти звуки, возвращение становится невозможным. Они подобны тарака-мантре, которую сам Шива шепчет в уши умирающих в Каши. Они — лодка, достигающая Дальнего берега.
Над всеми членами священного совета башней возвышался Бхайрон Пури Баба. Я постарался
