для встречи с доктором Ратором. Я сказал Амару Пури, что скоро вернусь проверить, как у него дела, на что тот посоветовал мне не беспокоиться.
Погруженный в больничные заботы, я совсем забыл про Амара Пури и его кислотное путешествие. Так прошло несколько часов. Вдруг будто что-то ударило меня, я бросил все и со всех ног побежал в дхармасалу. Но мне не пришлось даже переходить улицу, потому что в самом ее центре, окруженный застрявшими в огромной пробке гудящими автомобилями, грузовиками, автобусами, скутерами, орущими велосипедистами и велорикшами, кружился на одном месте растерянный Амар Пури. Я схватил его за трясущуюся руку и отвел обратно в дхармасалу.
Через несколько дней после злосчастного кислотного путешествия Амар Пури сказал мне, что понимает теперь, почему я решил покинуть родину и приехать в Индию. Еще он разрешил мне участвовать в ритуале повторения священной мантры 'махамритьюнджайя'. 'Высшая победа над смертью', вот как я перевел название мантры, которая является одновременно одним из имен Шивы. Амар Пури объяснил, что эта мантра и есть сам Шива, и что нет более мощной мантры для исцеления. Может, я захочу присоединиться к нему и провести сорокадневную практику 'джапа', чтобы вернуть Хари Пури? Услышав подобное предложение Амара Пури, я возликовал. Ведь эта мантра была одним из тех сокровищ, которые я искал.
ГЛАВА 11
В следующий понедельник, день Шивы, который приходится на каждый день Луны, началось мое обучение мантре, призванной спасти Хари Пури. Я принял душ на полчаса раньше, как меня попросил Амар Пури, чтобы у нас было достаточно времени для пуджи, яджны, ритуалов и медитации, и, может быть, для чилима-другого перед тем, как мы приступим к 'мантра дикше'. 'Дик-ша' — это маленькая инициация или 'указание пути'. Мы сели друг напротив друга. Амар Пури закрыл глаза и стал бормотать мантры, пока хватило дыхания, затем он сделал глубокий вздох и продолжил мантрирование. Наконец баба обхватил мою голову руками и прошептал-продул мантру в оба уха.
Затем Амар Пури улыбнулся и сказал мне, что мантра уже посажена внутри меня подобно семени. Теперь мне нужно взращивать ее, и первым шагом к этому было запоминание слогов. Баба медленно озвучивал слог за слогом, а я пытался их повторить. Улыбка Амара Пури поблекла, потому что я продолжал совершать одну ошибку за другой. Я хотел записать звуки, но он не позволил мне этого сделать. Мантру не запрещено записывать или даже публиковать, ибо она является целительным эликсиром для всего мира, но, насколько я понял, мантра не была 'книжным' знанием, поэтому Амар Пури настаивал на устной передаче, и в конце концов, мне все же удалось воспроизвести звуки правильно.
Когда я спросил докора Ратора, что я могу сделать, чтобы помочь Хари Пури, тот в ответ сокрушенно покачал головой.
— Можешь массировать ему пальцы на руках и ногах, если хочешь хоть чем-нибудь заняться, -сказал врач.
Растирая пальцы своего гуру, я повторял про себя мантру, хотя и не знал, было ли это правильно. Высшие силы поймут, подумал я.
На следующее утро Амар Пури повторил ритуал и проговорил мне в уши дополнительные семена мантры. Он объяснил, что более частое повторение мантры полнее раскрывает ее. В мантре есть сжатые элементы, которые обладают свойством самораскрытия. Поэтому мантра не для перевода, а для использования. Неважно, что мантра означает, важно, что она делает. Наименее важным элементом является перевод, непонятный без контекста и погружения в историю. Очень важным элементом является произношение мантры, соединенное с визуализацией определенного ментального образа. Ничего из этого я делать не умел. Нужно было глубже погрузиться в традицию звука, чтобы почувствовать нектар звука и познать вкус его плода.
В ночь Махашиваратри, священную ночь Шивы, которую празднуют раз в год через определенное количество дней после окончания Кумбха Мелы в Каши, Амар Пури взял меня в поездку по многочисленным шиваистским храмам в Джайпуре. За всю ночь мы съели невероятное количество бханга, съедобной конопли, выращенной в Амлода Кунд. С собой в поездку мы взяли листьев эгле и стручков дурмана для Шива-лингама, большую сумку, наполненную монетами для подаяний, и гашиш в качестве священного подношения многочисленным встреченным нами садху Мы вернулись в пансион, лишь когда взошло солнце.
Я как раз растирал Бабаджи ноги, пытаясь вдохнуть немного жизни в его тело, когда в больничную палату начали входить баба с почтительно склоненными головами и сложенными на груди руками. Первыми прибыли Серебробородый Рагунатх Пури Баба и долговязый Даршан Баба, во рту которого уцелел всего один зуб. Рагунатх Пури привез из Каши специальное аюрведиче-скоё средство, пепел 'бхасму', приготовленное легендарным Трипурари Триведи. Я с безнадежностью посмотрел на лекарство, разложенное в десяток бумажных пакетиков. Дело было не в том, что средство прибыло слишком поздно, а в том, что я не мог придумать, как каждый день подмешивать его в капельницу.
После Рагунатха Пури и Даршана Баба прибыли Мангал Бхарти Баба с учениками, Капил Пури Баба, Каши Пури Баба, Рави Пури Баба и даже Лакшман Пури Баба. Туберкулезное отделение потихоньку превращалось в храм, ведь в нем появилось по меньшей мере пять могущественных и мудрых садху, к которым стали приходить пациенты больницы и их родственники, прося даршана и вибхути. Больничные повара стали нашими горячими приверженцами, и потому непрерывный поток горячего чая и разожженных чилимов был нам обеспечен. Думаю, что в курении чилима в туберкулезной палате не больше противоречия, чем в появлении средневековых садху в современном английском госпитале.
Новоприбывшие принесли новости о смерти Мадху Гири Баба, который покинул свое тело в предпоследний день мелы. Его привязали к деревянной раме так, чтобы и в смерти он сидел в той же йогической позе, что и при жизни. Огромная похоронная процессия понесла умершего баба от дхуни к сангаму Покрытый пеплом, осыпанный цветами ноготков, с малой в правой руке, Мадху Гири Баба торжественно проплывал мимо толп людей, бросающих ему цветы и монетки. Барабанщики загодя объявляли о приближении похоронной процессии. На берегу санга-ма тело баба положили в конопляный мешок и утяжелили большими камнями. Лодочник выгреб лодку туда, где белые струи воды смешивались с голубыми, и именно там закончилось последнее путешествие Мадху Гири. Его тело погрузилось в воду в месте встречи Ганги и Джаму-ны в сопровождении прощальной мантры:
Ом намах парватипате
Хара хара маха-а-а дев!
Хотя несколько баба стали моими гуру, и со многими другими баба я встречался на Кумбха Меле, только время, проведенное в больнице, сделало нас ближе и позволило баба увидеть меня в выгодном свете. Теперь все садху воспринимали меня как чела Хари Пури, выполняющего свой долг, 'севу', качество которой определяет отношения учителя и ученика даже больше, чем все преподаваемые учения. Инициации имеют значение, но именно сева скрепляет союз гуру-чела. Несмотря на все мои старания, прикладываемые мною в Амлода Кунд, я не мог служить гуру так же хорошо, как другие ученики. Теперь все было иначе.
Амар Пури и я продолжили утренние ритуалы, и на этот раз нам помогала целая группа йогинов. Хари Пури продолжал сопротивляться смерти. Через некоторое время трем садху пришлось уехать, осталось пятеро, число, необходимое для того, чтобы отнести тело умершего до места упокоения.
Ровно через сорок дней после того, как был начат ритуал Махамритьюнджайя мантры, Хари Пури открыл глаза. В этот момент я растирал ему руки. Гуру рассеянно взглянул на меня, словно пытался сфокусировать взгляд, затем его губы дрогнули в попытке что-то сказать. Хари Пури сделал еще одну попытку. Я услышал его тяжелый шепот, который помню по сей день:
— Я твой маленький мучачо.
Выражение лица учителя не изменилось, но я покраснел, грудь словно обручем перехватило, и
