«Покуда на груди земной / Хотя с трудом дышать я буду, / Весь трепет жизни молодой / Мне будет внятен отовсюду» («Еще люблю, еще томлюсь…», 1890), «Сердце трепещет отрадно и больно» («Поэтам», 1890).
Но
Излюбленные фетовские мотивы —
Употребление слова дыханье при характеристике состояния природы (в предметном плане — для обозначения легкого ветра, веяния) укоренилось в русской поэзии благодаря В. А. Жуковскому (ср., например: «тише дыханья играющей в листьях прохлады» — баллада «Эолова арфа»), В стихотворении А. С. Пушкина «Осень» оно уже дано как привычный поэтизм: «В их (лесов. — А.Р.) сенях ветра шум и свежее дыханье» [Пушкин 1937–1959, т. 3, кн. 1, с. 320]. Встречается эта метафора и у Ф. И. Тютчева: «Лениво дышит полдень мглистый…» («Полдень» [Тютчев 2002–2003, т. 1, с. 66]).
У Фета «робкое дыханье» прежде всего предметно: упоминание о нем следует за «шепотом» и, очевидно, отнесено к влюбленной девушке[53]. Однако поэтическая традиция хранит память о метафорическом употреблении слова, относимого к состоянию природы. И у Фета слово при доминирующем прямом значении приобретает метафорические оттенки смысла: ‘дыхание природы’, ‘легкий ветер’. ‘шелест’[54].
Одно из любимых слов Фета-поэта, обозначающее как тихую, полуслышную речь (прямое значение), так и состояние природы и отдельных ее явлений (метафорическое значение, мотивированное легким звуком, шелестом). Шепот — выражение особенного, восторженного состояния души, он способен высказать то, что недоступно «обычной» речи. Примеры: сосны в отличие от лиственных деревьев «не знают трепета, не шепчут, не вздыхают» («Сосны», 1854), «Не помню, что пестрый нашептывал флаг» («Над озером лебедь в тростник протянул…», 1854), «шептал безумные желанья <…> И я шепчу безумные желанья» («Вчера я шел по зале освещенной…», 1858), «Поздним летом в окна спальной / Тихо шепчет лист печальный, / Шепчет не слова; / Но под легкий шум березы / К изголовью, в царство грезы / Никнет голова» («Нет, не жди ты песни страстной…», 1858), противоположное состояние — молчание листьев: «Молчали листья, звезды рдели…» (1859), «Подойду ли к лесному ключу, / И ему я про тайну шепчу» («Встречу ль яркую в небе зарю…», 1882), «Шепнуть о том, пред чем язык немеет» («Одним толчком согнать ладью живую…», 1887), «Что-то неясное шепчешь ты мне, <…> „Знаю, ах, знаю“, — тебе я шепчу» («Гаснет заря, — в забытье, в полусне…», 1888)[55], «Почему я простые реченья / Словно томную тайну шепчу?» («Почему?», 1891), «Грустно шепчет эхо снова: / Из-за туч» («The Echoes» — «Эхо», англ.).
Употребление слова
На фоне русского элегического пейзажа и других фетовских контекстов
Слезы, плач — частые у Фета слова, обозначающие, в частности (как в стихотворении «Шепот, робкое дыханье…»), восторг, экстатическое душевное состояние; иногда эта метафора (в предметном плане — обозначение росы на траве и цветах). Лексема слезы объединяет два значения, названные в стихотворении «Я знал, что нам близкое горе грозило…»: «сладость страданья» и «тайную радость страданья любви» (1847). Разнообразные примеры: «улыбка, вздох и слезы» («Добрый день», 1847), «Эти слезы — благодать!» («Эти думы, эти грезы…», 1847), «И женской прихоти, и серебристых грез, / Невысказанных мук и непонятных слез» («Муза», 1854), «в слезах молитвенных я сердцем оживу» («В благословенный день, когда стремлюсь душою…», 1857), «слезы умиленья» («Встает мой день, как труженик убогой…», 1865 (?)), «Ты пела до зари, в слезах изнемогая, / Что ты одна — любовь, что нет любви иной, / И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, / Тебя любить, обнять и плакать над тобой» («Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», 1877), «Вижу тебя я сквозь яркие слезы» («В страданьи блаженства стою пред тобою…», 1882), «в сердечке поникнувших роз / Капли застыли младенческих слез» («Знаю, зачем ты, ребенок больной…», 1882), «И, забывши о грозных словах, / Ты растаяла в жарких слезах» («Ныне первый мы слышали гром…», 1883), «Волшебный мир живых благоуханий, / Горячих слез и уст» (поэма «Студент», 1884), «Я понял те слезы, я понял те муки, / Где слово немеет, где царствуют звуки, / Где слышишь не песню, а душу певца, / Где дух покидает ненужное тело, / Где внемлешь, что радость не знает предела, / Где веришь, что счастью не будет конца» («Я видел твой млечный, младенческий волос…», 1884), «Былинки не найдешь и не найдешь листа, / Чтобы не плакал он от счастья» («Прости — и всё забудь в безоблачный ты час…», 1886), «Только у вас благовонные розы / Вечно восторга блистают слезами» («Поэтам», 1890), «Росою счастья плачет ночь» («Не упрекай, что я смущаюсь…», 1891), «тихая слеза блаженства и томленья» («Нет, даже не тогда, когда, стопой воздушной…», 1891), «Привет ваш райскою слезою / Обитель смерти пробудил, / На миг вскипевшею слезою / Он взор страдальца остудил» («Когда дыханье множит муки…», 1892)[56].
Этот образ у позднего Фета — метафора любви: «Зачем под прохладой так знойно / В лицо мне заря задышала» — с переходом в предметный образ зари и вместе с тем в парадоксальный метафорический образ незакатной ночной зари — «Всю ночь прогляжу на мерцанье, / Что светит и мощно и нежно, / И яркое это молчанье / Разгадывать стану прилежно…» («Сегодня все звезды так пышно…», 1888). Вечерняя заря как фон любовного свидания: «Гаснет заря, — в забытье, в полусне…», 1888). В предметном значении: «Эти зори без затменья» («Это утро, радость эта…», 1881 (?)).