два до того, как Арминстер можно было считать чем-то законченным. Итого, это было десять лет назад — а сегодня компания платит прекрасные дивиденды.
— А отель? — указал рукой Фенвик. — Это уже позже, не так ли?
— Да. Мы уже неплохо зарабатывали, но я чувствовал, что что-то упущено. Я решил, что Арминстеру нужен отель высочайшего класса, чтобы он мог соревноваться с любым отелем в мире по комфорту, сервису и кухне. А этот ровный участок земли был естественным постаментом для него. Я набросал планы строительства и приступил к делу. Когда я запланировал потратить на него полтора миллиона, то говорили, что я сошел с ума, и это будет белый слон[2]. Но я оказался прав. — Барнс вернулся к своему пиву. — Сегодня, через два года после постройки отеля, он прекрасно окупается. Все номера в нем заказаны на три года вперед, даже не в сезон. Мы принимаем заказы на пять или шесть лет вперед. — Он поднял бокал в свою честь. — И вы можете меня осудить, если я чувствую себя хозяином всего этого?
Фенвик покачал головой и сказал:
— И все же вы шли на большой риск. Например, несколько дождливых сезонов…
— Под настроение я шучу, что изменил погоду, убрав эту скалу. На самом деле риск был не слишком велик. Эта область всегда отличалась мягким климатом.
Барнс допил бокал и потянулся к звонку, чтобы вызвать экономку. И тут за стеклянной дверью послышались чьи-то шаги по гравию. Барнс увидел Колстона. Его лицо исказилось гневом. Он поднялся и, твердо сказав: «Простите!», решительными большими шагами пересек террасу. Колстон проговорил, глядя на него:
— Вы должны выслушать меня, Барнс. Вы должны… Барнс прошел в дом, буквально таща за собой Колстона.
Захваченный врасплох Колстон спотыкался, еле поспевая за ним.
— Вы, пьяная задница! Довольно! Я вас уже предупреждал и больше предупреждать не намерен. — Рука Барнса потянулась к телефону. — Пришло время полиции. Я не позволю, чтобы ко мне приставали в моем собственном доме!
— Послушайте! — отчаянно проговорил Колстон. — Вы должны мне поверить. Горячий сухой ветер с юга. Вы о нем читали — здесь все написано. — Он потряс рукописью. — И все становится правдой, каждое слово. — Увидев, что рука Барнса все же тянулась к телефону, он взволнованно добавил: — Уберите их. Уберите людей. Предупредите по радио, по системе громкоговорителей, как угодно, но эвакуируйте их!
Рука Барнса опустилась на трубку.
— Я не собираюсь обсуждать с вами этот вопрос, — сказал он, взвешивая каждое слою. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Вы — сумасшедший, и к тому же пьяный сумасшедший. Сколько бутылок вы сегодня выпили? Это ваш последний шанс, Колстон. Уходите, или я запросто запрячу вас в тюрьму.
Колстон задрожал, его плечи опали. Он покачнулся, его взгляд помутнел. Его дух был подорван разочарованием, ложными обвинениями и алкоголем.
— Не звоните, — сказал он. — Я ухожу, и больше не вернусь. — По его губам пробежала жестокая улыбка. — Некуда будет возвращаться.
И он ушел, ссутулившись, тяжелым шагом.
Барнс беспокойно смотрел ему вслед, как будто предсказание Колстона вызвало в нем тень сомнения. Затем он поднял трубку, но набрал номер не полиции, а виллы, расположенной выше по склону, и попросил к телефону сэра Гая Рэйнхэма.
Пэр Англии, 9–й баронет, кавалер орденов «За безупречную службу» и «Военный крест», член Тайного Совета, член парламента, государственный секретарь по внутренним делам, сэр Гай Рэйнхэм принимал у себя на вилле узкий круг избранных. Он состоял из болтливых женщин и вежливых мужчин. Женщины обсуждали сына сэра Гая, который только вчера женился. Мужчины говорили о деньгах.
— Дорогой сэр Гай! — говорила одна из женщин. — Ваш мальчик замечательно выглядел вчера. Такой ужасно, ужасно красивый. Хотя, — игриво добавила она, — и не такой красивый, как его папа.
Рэйнхэм улыбнулся, притворно негодуя.
— Иногда мне хочется, чтобы все эти писаки забыли о «красоте Рэйнхэмов». Я убежден, что в политике это не преимущество. Разве не справедливо, что ум и красота вместе не ходят?
Вандерс, лакей сэра Гая, что-то прошептал ему, и тот, извинившись, вышел к телефону. Выслушав взволнованного Барнса, он воскликнул:
— Я вам два дня назад говорил, что этот человек сумасшедший!
— Да, но сейчас ситуация изменилась. Он говорит, что…
— А я вам говорю, что знаю этого человека, — прервал Рэйнхэм. — Он маньяк! Без сомнения, он искренне верит, что его теория правильна. Но она не работает.
— Спасибо, — с облегчением вздохнул Барнс. — Я просто хотел удостовериться. Увидимся сегодня вечером, как договорились.
— До вечера. — Рэйнхэм положил трубку и вернулся к гостям.
Колстон сидел на разрисованной каменной скамейке в Ботаническом саду и глядел через променад на берег и море, но не видел ни того, ни другого. Он был погружен в себя, в свои невеселые мысли. Он проклинал себя, ругал Барнса, обвинял Хэджеса в предательстве. Ему никогда не стать дипломатом. Сверкающие зубы, ясный взор, свежее дыхание, хорошо отутюженный костюм, соответствующий лексикон — вот необходимые условия успеха в обществе. Роберт Колстон — новый Дейл Карнеги. Читайте его книгу «Как терять друзей и восстанавливать против себя людей»!
Наконец Колстон спустился с небес на землю и обратил внимание на окружающий мир. Смутные очертания стали резче и превратились в разношерстную толпу людей. Колстон с удивлением смотрел на них: хоть он и пытался их спасти, но не воспринимал их как индивидуальности. Для него они были массой, толпой, громадным количеством народа, обреченным на коллективную гибель. Теперь он увидел и понял их.
Он увидел Берта Боскома[3], с которым они пили в «Золотом льве», взвешивавшего яблоки на углу рядом со своим магазинчиком. По улице прошел констебль, высматривавший карманных воришек. Человек в шляпе с загнутыми полями, гавайской рубахе, с большой сигарой и гирляндой кинокамер и фотоаппаратов, на руке которого повисла высокая, сильно накрашенная девица, прошествовал мимо него. Типичный американский турист, ехидно подумал Колстон. Он ошибался. Его «американцем» был Гроинз Маккензи, специалист по продаже бриллиантов, который никогда не выезжал дальше Дартмура.
Рядом с ним на скамейке шепталась парочка. С первого взгляда было видно, что они молодожены, и мужчина — скорее даже юноша, он выглядел чуть старше восемнадцати, а его жена еще моложе — казалось, старался убедить ее в чем-то, с чем она не соглашалась. Наверное, хочет завлечь ее в постель, а она считает, что слишком рано, цинично подумал Колстон.
Его блуждающий, сардонический взгляд привлекло новое лицо. Оно плыло между незажженной трубкой в сильных белых зубах и шелковым платком, повязанным вокруг головы с особой изысканностью. Яркая фланелевая рубашка со значком на накладном кармане, фланелевые плавки и белые тапочки для гольфа. Стройная элегантная женщина с громадными глазами на овальном лице шла рядом, взяв его под руку. Колстон припомнил заметку, промелькнувшую в утренней газете. Гай Рэйнхэм, сын министра внутренних дел, известный спортсмен-любитель, больше не был самым выгодным женихом в Англии: свадьба состоялась вчера…
Высокая, стройная, хорошо сложенная женщина в черно-белом бикини поднялась с пляжа на променад и положила пляжный коврик. Она взяла за руку маленького ребенка и что-то стала говорить невзрачному мужчине, чьи рубашка, плавки и куртка представляли собой дурную копию элегантных одежд Рэйнхэма. Колстон увидел, как мужчина резко наклонился, обнял жену за талию и быстро поцеловал ее. Смутившись, она отдернула голову. Колстон с удивлением заметил, что мужчина покраснел, как будто был пойман на чем-то нехорошем. Вся троица прошла мимо Колстона к ступенькам террасы «Золотого льва», по другую сторону площади. Одновременно сидевшие рядом молодожены поднялись и пошли в противоположном направлении, причем девушка — явно неохотно.
