Ярость Колстона прорвалась наружу, и в нем закипела страсть. Живые люди, глядящие в завтрашний день, планирующие свое будущее, надеющиеся и ненавидящие, любящие и борющиеся, хорошие и плохие, знаменитые и безвестные. А многие ли из тех, кто сейчас смеялся, пил, любил, купался в лучах солнца, многие ли из них будут живы, когда оно зайдет? Он закричал.
Люди обернулись к нему. Он увидел их лица, одни — расплывшиеся, другие ясные и чистые. Лица Рэйнхэма и его жены были ясными; мужчина обернулся и, вынув трубку изо рта, надменно глядел на Колтона. Молодожены приостановились, причем девушка попыталась воспользоваться этим, чтобы сбить своего мужа с шага. Блондинка на руке «американца», женщина в бикини с мужем, стоявшие на террасе, Берт Воском, взвешивавший в этот момент связку бананов. Колстон удивился, почему они все уставились на него, и вдруг осознал, что он стоит на скамейке, крича и жестикулируя. Он был невероятно горд собой. Наконец-то он обрел свою аудиторию. Теперь его услышат! Он продолжал кричать…
— Проходите, пожалуйста! — властно сказал чей-то голос. — Проходите, прошу вас проходить.
Взглянув вниз, Колстон увидел П.С. Фримена и сержанта. Фримен сказал:
— Эй, вы, слезайте!
Колстон замолчал и шагнул вниз. Полицейские встали рядом с ним, как эскорт.
— Проходите, пожалуйста, представление закончено, — сказал Фримен стоявшим рядом людям. — Прошу вас, проходите.
— С нас достаточно, Колстон, — сказал сержант. — По закону я должен вас арестовать. Так бы я и сделал, если бы не сегодняшнее праздничное настроение. Видно, вы родились под счастливой звездой, потому что я сегодня встал с правой ноги. Но это ваш последний шанс, ясно? Больше я не потерплю, это последнее предупреждение.
Колстон кивнул.
— Договорились, — спокойно сказал он. Это было окончательным поражением. — Я понимаю. Спасибо. Я обещаю, что больше не доставлю вам никаких неприятностей. Это было моим последним предупреждением.
Сержант удовлетворенно кивнул. Колстон взглянул на его часы.
— Час дня, — сказал он. — Я немного выпью. Не соблаговолите присоединиться ко мне, джентльмены?
Полицейские ушли, а Колстон поднялся по ступенькам на террасу «Золотого льва», вошел в бар и наткнулся на взгляд хозяина, угрюмого, но вполне расторопного Харри Чисирайта, владельца лицензии на продажу пива, вина, крепких напитков, табачных изделий, а также на музыку и танцы. Чисирайт с сомнением глядел на него.
— Двойной, Харри, — проговорил Колстон, садясь.
Чисирайт решил, что Колстон, несмотря на быстроту своего появления, был значительно трезвее, чем обычно, и принял заказ, но не смог удержаться от предупреждения.
— Пей, но тихо! Понятно? — сурово спросил он. — Один выкрик, и я тебя вышвырну вон.
— Какое замечательное единство взглядов! — воскликнул Колстон. Как ни странно, он чувствовал какое-то сверхъестественное спокойствие, почти безразличие. Он поднял бокал. — Я сказал свое последнее слово, Харри. Я повторял его снова и снова. Теперь уже слишком поздно. Не более восьми часов. Но никто не хочет слушать, и я затыкаю пасть.
Клиенты слева и справа требовали обслужить их, но насторожившийся Чисирайт не обращал на них внимания. Он долго смотрел на Колстона внимательным взглядом. Наконец отвернулся, бормоча себе что- то под нос.
Колстон полуобернулся от стойки и встретился глазами с невзрачным мужчиной, чья жена, как припомнил он, была одета в черно-белый бикини. Теперь мужчина, посмотрев на него, с неожиданной решительностью заговорил.
— А что должно произойти через восемь часов? — спросил он.
Колстон до дна выпил бокал и осторожно поставил его на стойку. Он улыбнулся, как добрый дядюшка, собирающийся преподнести красивый подарок дорогому племяннику.
— Примерно в девять часов вечера, — сказал он, — произойдет землетрясение.
Невзрачный человечек широко разинул рот. Он не знал, смеяться ему или нет. Между тем Колстон продолжал:
— Сила достигнет 8,73 балла по шкале Рихтера — сила землетрясения в Скопле — а эпицентр… — Тут он помолчал и посмотрел на опилки на полу бара. — Его эпицентр будет примерно здесь, — и он указал пальцем на пол. Улыбнувшись опять, он добавил: — А теперь, если вы не возражаете, я вас покину. Я собираюсь пойти домой и напиться.
Глава четвертая
Фотограф Маршалл стоял на очень выгодной позиции, немного выше виллы мэра, и смотрел вниз, на запад. Фотоаппарат с телескопическим объективом был направлен на город, море и заходящее солнце. Маршалл вытер лоб — сумерки не принесли облегчения от давящей жары. Единственным его желанием было поскорее закончить работу. Он бы с радостью выпил сейчас холодного пива, даже не одну, а несколько бутылок.
Положив в нагрудный карман носовой платок, он склонился над треножником. Через объектив весь город был как на ладони. Сверкающим каскадом он спускался с горы; он казался фонтаном изумрудов и сапфиров, рубинов и топазов, аквамаринов и жемчуга. Огни фар оставляли после себя желтые и белые полосы вдоль улиц, последние солнечные лучи омывали небо. Такие закаты были еще одним чудом, которым знаменит Арминстер: небосвод отсвечивал терракотовым, серо-стальным, малиновым и бледно- бледно голубым.
«Почти то, что надо!» — подумал Маршалл. Он взглянул на часы. Была одна минута десятого. Еще минута, пожалуй, даже меньше, еще тридцать секунд, и надо снимать. Если солнце и небо будут себя хорошо вести, еще несколько секунд прибавят богатство краскам.
Он опять вытер лоб и снова прильнул к фотоаппарату. Когда Маршалл взглянул на город, его огни мерцали. Он моргнул, думая, что жара пагубно сказалась на его зрении, и, прищурившись, глянул еще раз. Нет, зрение ему не изменило: огни Арминстера колебались, а некоторые погасли.
Жена и сыновья Барнса простились и вышли, перебрасываясь репликами. Сев в машину, они уехали в казино. Барнс вернулся к гостям.
— Не пересесть ли нам к кофейному столику? — радушно предложил он.
Рэйнхэм отошел от стола, и оба мужчины потонули в глубоких креслах под ветвями вяза, растущего над террасой.
Вежливая улыбка Барнса сошла на нет. Он резко посмотрел на Рэйнхэма.
— Кто продает, сэр Гай? — спросил он.
— Откуда я знаю? — вскинул голову министр.
— Я надеялся, что вам это известно. Это кто-то очень большой. На четыре шиллинга, черт побери! Упали на четыре шиллинга за неделю!
— Это меня не удивляет. — Рэйнхэм сделал глоток бренди. — Несколько недель назад я говорил вам, что акции стояли слишком высоко, на уровне, не отражавшем действительность. Их цена в понедельник, семьдесят девять и шесть пенсов, была идиотской. Вполне естественно, что любители легкой наживы решили погреть на этом руку, особенно после того, как главный редактор «Телеграм» посоветовал их продавать. Если вы еще не продали часть своих акций, то вам стоит сделать это.
— Я не продаю. Я покупаю. — Барнс сделал вычурный жест в сторону пейзажа. — Разве этот пейзаж не великолепен? — Он говорил так, будто закат, как и остальные достопримечательности Арминстера, появились на свет благодаря любезности «Владыки» Барнса. — Воистину он великолепен.
Он замолчал и нахмурился. Нагнувшись, он пристально посмотрел на «Имперскую Башню».
— Невероятно! — задумчиво сказал он. — Сегодня вечером, наверное, какая-то аберрация света.
