— Процессия растянулась на триста метров и заполнила самую широкую улицу столицы. Мы задержали трамваи на всех важнейших линиях, и все движение надолго остановилось. Мы не дали возможности ни одному экипажу или автомобилю обогнать процессию или пересечь ее. Разве вы, ваше превосходительство, не видели дервишей? Мы собрали их со всего Каира. А чтецы корана, которые шли впереди? Разве вы не видели целую группу людей с кадильницами и сосудами для благовоний? Они нам стоили немалых денег. Я купил для каждого из них новую повязку, поручил мастеру Абдо — шоферу вычистить их платья бензином и приказал Халилю выгладить их торбуши[2] .
Что касается слуг и приближенных, то вашему превосходительству известно, что мы купили для них новую одежду и обувь. Они привлекали внимание. Клянусь, о мой господин, что я видел, как по обеим сторонам улицы почтительно и молча стояли люди, пораженные торжественностью и великолепием похоронной процессии. Они спрашивали, чьи это похороны, и я громко отвечал, что это похороны тетушки Салям-паши, и они искренно сожалели о ней. Разве вы, ваше превосходительство, не слышали, как бедняки молились за вас, получив фрукты и пироги? Их призывы заглушали пение чтецов корана.
Паша слушал секретаря с величайшим удовольствием и гордостью. Однако он нахмурился и вновь закричал, прерывая Азиз-эфенди:
— А полиция? Где она была, глупец? Разве не стыдно, что на похоронах моей тетки были всего два конных и четыре пеших полицейских?
— Клянусь вам, господин паша, что мне не дали разрешения на большее.
— Тебе не дали разрешения! Однако они дали разрешение для похорон матери Абдаль Карим-паши на десять всадников и двадцать пеших полицейских.
— Вы, ваше превосходительство, знаете, что Абдаль Карим-паша был…
Салям-паша перебил его:
— Прежде всего, я знаю, что ты невнимателен. Какой позор! На похоронах моей тетки не было достаточного количества полицейских, соответствующего моему нынешнему положению и моей роли в правительстве в прошлом. А меня знают знатнейшие люди в стране! Что скажут теперь обо мне? Я предчувствую удивление людей. И все это из-за тебя.
— Вы услышите только восхваления.
— Ты завтра же должен исправить свою ошибку.
— Приказывайте что хотите.
— Газеты должны напечатать сообщение о похоронах, подробно описать церемонию, сообщить имена присутствовавших знатных и известных лиц и количество полицейских, сопровождавших гроб.
— Сколько же полицейских, ваше превосходительство, вы хотели бы видеть на похоронах?
— Сорок пеших и тридцать конных.
— Так и будет.
— Ты должен сообщить в газете все, что касается пышности похорон и всей церемонии, великолепия кушаний, известности чтецов корана и тому подобное. Щедро уплати газетам, не скупись.
— Все будет сделано, как вы хотите.
Паша зевнул, помолчал немного, затем заговорил по привычке приглушенным голосом:
— Ты дал задаток певице?
— Да, ваше превосходительство, но разве вы намереваетесь устроить вечер?
— Конечно, что же мне мешает? Я не хочу ничего изменять в своих привычках. Я не хочу отменять веселых вечеров, которые я всегда устраиваю. Что же касается траурной церемонии, то ты все знаешь. Ты хочешь, чтоб я повторил тебе распоряжения?
— Я все знаю.
— Лучше повторять таким глупцам, как ты. Через три дня после похорон нужно собирать чтецов корана каждую ночь здесь, в доме, и на кладбище… Каждую ночь вплоть до сорокового дня. Все это в честь покойной и исполняя долг перед людьми… Понял?
— Понял, господин.
Вечером следующего дня Абдаль Наби сидел подле паши, читая ему заметку, посвященную похоронам и траурной церемонии, составленную Азиз-эфенди. Паша слушал внимательно, кивая головой в знак одобрения.
В статье подробно описывались похороны, упоминались имена известных лиц, которые шли в процессии, рассказывалось, как раздавали милостыню бедным, как люди оплакивали покойную и призывали на нее благословение аллаха, восхваляя усердие паши, который наилучшим образом выполнил свой долг…
Заметка под заглавием «Внушительное зрелище» гласила: «Когда газета была готова к печати, мы получили от нашего специального корреспондента это сообщение и сочли нужным сразу же поместить его, принимая во внимание заслуги его превосходительства достойного Мухаммеда Салям-паши и его широкую известность».
Затем следовало пространное перечисление имен, сопровождаемых титулами «его высокопревосходительство» и «его превосходительство», упоминалось о полицейских и их количестве. Абдаль Наби прочел паше:
— «Гроб окружали тридцать всадников и сорок пеших полицейских».
Паша радостно воскликнул:
— Это верно. Они не отказали мне в этом количестве, и, если бы я попросил больше, мне бы никто не отказал.
Абдаль Наби ответил, потирая руки:
— Вы весьма известный человек. Разве вам могут отказать в просьбе, когда все знают, как вы преданно служили правительству?
— На похоронах матери Абдаль Карима их было всего восемь, как мне кажется…
Абдаль Наби продолжал чтение. В конце заметки говорилось:
«Паша, да сохранит его аллах, выглядел очень печальным и огорченным, что заставляло всех искренно сочувствовать ему».
— Это правда… Это правда. Вы были очень удручены, господин.
— Что же делать, друг. На все воля аллаха.
В то же время, когда паша и его приятель беседовали, читая газету, дряхлый старик который уже едва держался на ногах, сидел на корточках у порога дворца. Он курил сигарету, которую ему дал дворецкий, сидевший с ним рядом.
Этот дряхлый старик был одним из тех, кто долго служил в имении паши. Его глаза потускнели от старости, борода побелела. Он был в деревенском платье, с чалмой на голове.
После длительного молчания он заговорил слабым голосом, обращаясь к дворецкому:
— Клянусь аллахом, господин, я видел покойницу, она продавала тростниковые палочки детям в окрестностях Джарджи, и я не знаю, зачем все это устраивают. Разве я выжил из ума и не понимаю, что говорю, или стал видеть то, чего не видят другие?
Дворецкий придвинулся к нему и шепнул:
— Совсем нет. Ты прав, дядюшка Буюми. Но паша хочет этого, а желание паши превыше всего…
Госпожа Таваддуд
Перевод А. Рашковской
