— Во всяком случае, я всегда готов служить вам. Но можете быть спокойны, сейчас я тороплюсь и не буду долго надоедать вам.
Сделав еще глоток, я почувствовал желание подразнить дородного асьютинца.
Притворно улыбаясь, я спросил Абдуль Мавли-бека:
— Господин Мавли-бек ненавидит журналистов?
— Да, и притом смертельно!
— Очевидно, для этого есть причина?
— Есть или нет… но я их ненавижу, видит аллах… Волен же я любить или ненавидеть!
— Я — журналист и, мне кажется, вправе узнать причину вашей ненависти к моим коллегам. Быть может, мне удастся изменить ваше мнение о них.
— Вряд ли.
Он налил виски в стакан, стоящий перед ним, и выпил его залпом. Потом начал старательно приглаживать топорщившиеся усы. Второй стакан Абдуль Мавли-бек тоже осушил залпом. Кровь прилила к его лицу, угольками горели глаза. Мой друг шутливо похлопал его по плечу и настойчиво спросил:
— Заклинаю тебя аллахом, скажи нам, почему ты ненавидишь журналистов?
Знатный асьютинец размяк. Казалось, его огромное, тучное тело вот-вот сползет со стула. Наконец он равнодушно произнес:
— Это старая история, которая произошла двадцать пять лет назад, вскоре после окончания первой мировой войны.
Я ответил ему:
— Прошло много времени, все изменилось, даже журналисты. Главное, что характеризует журналиста — нашего современника, — это быстрота работы, честность, умение хранить важные тайны…
Усы асьютинца ощетинились, он покусывал их концы своими желтыми выкрошенными зубами.
— Так ли это? Мой старый знакомый, журналист, виновник той неприятной истории, не обладал подобными качествами. Пусть его имя будет предано забвению!
— Заклинаю тебя аллахом! Что тебе сделал тот журналист? — спросил его Атиф-бек и затем обратился ко мне:
— Абдуль Мавли-бек замечательный рассказчик, мало кто может сравниться с ним в этом искусстве.
Асьютинец расхохотался, его большой живот затрясся от смеха.
Он вновь налил себе виски, выпил, уселся удобнее на стуле и, растягивая слова, произнес:
— Хорошо, расскажу… В то время я учился в школе в Каире, жил там в пансионе и вел себя безупречно. Мой отец занимался хозяйством в нашем обширном имении в Асьюте и обещал послать меня в Оксфорд для продолжения образования, если я получу аттестат об окончании школы и буду хорошо вести себя. Я всеми силами стремился угодить отцу, ибо мечтал поехать в Англию и насладиться светской жизнью.
На мое несчастье я в то время подружился с журналистом. Меня привлекли его искренность и дружелюбие. Нередко мы вместе проводили вечера. Отец присылал мне мало денег, считая, что студент должен жить скромно, и мы договорились платить по счетам поочередно. Но жили мы беспечно и весело.
Однажды вечером я пересекал улицу Тавфик и встретил своего друга. Мы обменялись приветствиями, и он спросил:
— Куда идешь?
— В пансион.
— Так рано? — удивился он.
— У меня болит голова, и я хочу отдохнуть.
— У меня тоже болит голова, пойдем выпьем по бокалу целебного напитка. Я не задержу тебя, ты успеешь отдохнуть: меня ожидают в редакции, я должен еще написать рассказ.
В то время было очень много питейных заведений, не меньше, чем сейчас. Мы вошли в первый попавшийся бар и заняли столик в углу. В баре сидело несколько иностранцев-военных, которые не обратили на нас никакого внимания. Мы пили бокал за бокалом, беседа текла мирно.
Когда пришло время платить по счету, я заметил, что мой друг мешкает и делает вид, что чем-то занят.
— Пора уходить.
— Как ты желаешь.
— Но… счет?!
— Счет? На этот раз ты должен платить.
— Нет, ты, — сказал я уверенно.
— Ты ошибаешься!
Мы поднялись, наши взгляды встретились. Мы были похожи на петухов, приготовившихся к драке.
Молчание длилось недолго. Мой друг предложил:
— Пусть наш спор рассудит жребий!
К этому способу мы прибегали всегда, когда между нами возникали разногласия. Мы бросили жребий. Он пал на моего приятеля.
Смутившись, он пробормотал, запинаясь:
— Прошу… в этот раз заплати за меня…
Я смерил его гневным взглядом. Он продолжал:
— Дело в том… что у меня нет денег… Я возвращаюсь со скачек, где проиграл все, что имел при себе… Клянусь тебе!
Я вытаращил глаза:
— У меня также нет денег, клянусь!
— Как!? Неужели и ты был на скачках?!
Теперь настала моя очередь смутиться, я тихо ответил:
— Да, но только на других скачках… В доме у твоей знакомой — госпожи Ниамат.
Мой друг разразился громким смехом:
— Ты ничего не потерял, клянусь небом! Ты только выиграл.
— Шутки неуместны. Разве мы не в трудном положении?..
— Какое трудное положение? Ничего особенного, — возразил мой друг с улыбкой.
— Но дело очень серьезное.
— Дело пустяковое, мой друг… У нас есть два выхода: либо мы отделаемся побоями, отведаем палки хозяина и кулаков его слуг, либо проведем ночь на асфальтовом полу в полицейском отделении. Ну, а если нам повезет, получим и то, и другое.
Мне представились хозяин с дубиной, полицейские, асфальтовый пол и отец с нахмуренным лицом, тяжело вздыхающий, выкрикивающий свою любимую фразу:
— Ты никогда не добьешься успеха. Сбрею свои усы, если у тебя будет удача.
Взволнованный, возбужденный, я закричал:
— Нет! нет!
Вдруг мой приятель вскочил и воскликнул:
— Я нашел выход.
— Какой? Говори скорей!
Он посмотрел мне в глаза и сказал:
— Мы будем продолжать пить.
Раздраженный, я замахнулся на него. Он спокойно опустил мою руку:
— Не отчаивайся… Нам поможет аллах.
Мой друг подозвал официанта и заказал еще вина. Когда он увидел, что я не беру бокал, он подтолкнул меня и сказал:
— Теперь ничего не поделаешь, мы все равно получим взбучку и нас ждет асфальтовый пол. Так
