По дороге к концу

здесь вдруг, если вы понимаете, о чем речь, и все тут, потому что человек не падает просто так с неба, по крайней мере, не в таких рассказах об обычных людях, их каждодневных надеждах и желаниях, ожидании будущего и тому подобном, в которых важна предшествующая уместность. Опять промолчать? Позволить ему в рассказе приехать в положенное время? В таком случае, первым, кто будет восторженно праздновать победу, так это Древний Змий, ведь рассказ будет создан исключительно холодным, дьявольским разумом и станет вымышленной конструкцией, в которой мне, так, чтобы вы могли представить себе все бесчисленные трудности, придется объегорить кассира, а сумму, отданную этим мошенникам, агенту и кучеру, разделить поровну на каждый день визита Р., так что не только часть, а весь рассказ потеряет свою ценность, потому что он будет пропитан ложными свидетельствами, исходящими из его нечестности, да еще и деньгами, которые и есть самое зло.

Но мы еще не закончили, что же произошло на следующий день? Мы выезжаем в Алгесирас на мопеде, отправив туда же наш багаж, четыре места, с автобусной станции, потому что, по словам моего собрата по перу британца Г.Б., проживающего недалеко в Чурриане,[202] «с водителем автобуса можно отправить все». (Ага, конечно.) Заранее, в отеле, я составляю письмо, в котором объясняю, что не я, а только мой багаж поедет автобусом, читаю это вслух мужику в конторе, мужик уверяет меня, что все будет в порядке и все доедет, я оплачиваю, получаю квиток, даю ему пачку сигарет за труды и с легким сердцем покидаю автовокзал, но, когда мы ранним вечером собрались забрать с автобусной станции в Алгесирасе наши четыре «тюка», то местный служитель, посмотрев на квиток, начинает орать, что наш багаж находится в камере хранения в Малаге и, судя по квитанции, там и останется, потому что его приняли только на хранение. Вновь, значит, Бессмысленный Факт, который в рассказе ничего не означает, потому что не является ни выражением характера (может быть, немного ревнивого, но все же очень милого) героя, ни содержит в себе какой-либо значительной связи: все это «вполне могло не случиться», а вы, в который раз, будете готовы прокаркать: «Тогда промолчи об этом! Промолчи!» Но чем оправдать то, что мы вечером, до половины десятого ждали на станции последний автобус из Малаги, в котором, благодаря телефонному вмешательству, все же должны были прибыть наши тюки? Я ведь не могу написать, что мы должны были кого-то встретить — того, кто еще и не приедет, вот как — в то время как во всей Испании мы, в сущности, не знаем ни души.

Первый Бессмысленный Факт можно рассматривать как дыру или как отъеденное начало, второй напоминает бессвязные пузыри, опухоль или учетверенную шишку; а в итоге речь идет, если так можно выразиться, о недостатке и, соответственно, изобилии, которые друг друга — и здесь исчезает наша последняя надежда — не исключают, потому что теперь я должен, приложив определенные усилия, разделить Р. на четыре багажных места, сдать его или на железнодорожном, или на автобусном вокзале в камеру хранения в Малаге, а потом сидеть и ждать его прибытия на одной из упомянутых станций, или же поочередно несколько часов на одной, несколько часов на другой, или даже в Алгесирас, потому что ради Искусства я готов перенести сопутствующие путешествию неудобства и усталость: как за это дело не берись, у автора просто нет никаких шансов, просто не получается, по крайней мере, не сейчас. Мне кажется, что нам необходимо до определенной степени абстрагироваться от предмета: может быть, последующие поколения будут в состоянии составить осмысленный рассказ о визите в Испанию молодого нидерландца Р. индонезийского происхождения, но на данный момент это неосуществимо, и придержите язык не пытайтесь меня убедить, что это возможно.

Но еще не конец: на следующее утро мы, значит, сидим в комнате номер десять в отеле «Мадрид» (я упоминаю эту деталь для «последующих поколений», современных пилигримов и дипломников), и я говорю:

— Слушай, милый, что это за пряный запашок в комнате? Что-то он мне напоминает, но не могу определить, что именно.

(Ночью была гроза и сильный дождь.) После чего Р. с душераздирающим криком обнаруживает, что он, несомненно, соблазненный во сне звуками льющейся воды, помочился прямо в постель, и почти плачет от стыда, пока я снимаю простынь с кровати и, промыв мокрое пятно чистой водой, вешаю ее сушиться на балкон.

— Да не волнуйся ты так, — говорю я, снова забираясь в постель. — Если пятно не исчезнет после просушки, мы просто выльем на простынь стакан коньяка и извинимся перед горничной.

— Но я ничего не понимаю, — жалуется Р.

— А я все прекрасно понимаю, — отвечаю я. — Ты нассал в постель. Знаешь, я б лучше умер, чем оказался в такой ситуации.

Р. снова сообщает, что он не может ничего понять. Этот, по сути своей не вызывающий интереса, обмен мыслями продолжается некоторое время, потом я задумчиво заявляю:

— Хорошо начать день с Жилетт. Верное замечание, хоть и без уточнения, что именно имеется в виду: начать день с бритья или с того, чтобы перерезать себе вены.

Затем еще несколько остроумных фраз, ремарок в стиле «Мне кажется, после этого ты стал привлекать меня еще больше, мне вообще нравятся проявления мужественности» и тому подобное, все смешнее и смешнее, с утра пораньше я иной раз бываю в ударе. Последнюю шутку я хочу заключить Собранными Ветрами, которые бродят в организме исключительно по утрам и выходят на свет не единовременно, а за два или три раза, но «представьте себе мое удивление», когда через несколько секунд я оказываюсь сидящим в куче собственного говна, и теперь я могу спокойненько пойти постирать собственную простынь. Я бы сказал, что лучшего примера Бессмысленного Факта не найти, и почему? Во- первых, потому что все это никакой функции в рассказе не несет, не ездят ведь за тридевять земель в Испанию только для того, чтобы обмочить, а потом обосрать постель, хотя на свете, конечно, достаточно душевнобольных людей, которые за такое удовольствие даже заплатили бы; но хочу вот хоть раз написать о нормальных, здоровых людях. Во-вторых, происшествие это не содержит никакой связи с характером Р. и не проистекает из него, потому что более чистоплотного и опрятного сына человеческого я не могу себе даже представить: все это произошло совершенно не по его вине, второе уж точно, да и первое, в этом я уверен. В итоге, все факты находятся в полном противостоянии тенденции рассказа, и это может его просто-напросто уничтожить, но решающим фактором является следующее: кроме Бессмысленного Факта, мы имеем дело с Неправдоподобным Нагромождением. Беда приходит нежданно- негаданно, первой беде еще можно было бы придать кажущуюся функцию, поместив в рассказ тут и там упоминания о неимоверной усталости Р., напряжении, накопившемся после нескольких дней в поездке, которое выразилось таким неожиданным образом, и так далее. Но со второй бедой меняется перспектива и проступает фальшивая эстетика или мнимая гармония: кажется, будто оба случая имеют какую-то связь, но это не так, подобная видимость разрушает любой рассказ в корне, связь происшествий, которые произошли с коротким промежутком времени (в нашем случае, примерно пять минут) — кажущаяся, на самом деле они никак не соотносятся. Может, это тоже задача для последующих поколений, которые будут располагать гораздо более развитым научным знанием, чем мы, оно поможет им, наверное, победить последнее, третье препятствие в создании рассказа о пребывании в Испании молодого нидерландца Р. индонезийского происхождения.

Между тем для меня борьба с Бессмысленным Фактом, который под предводительством Змия, в очередной раз прикинувшись отрезанной головой Карла Первого,[203] пытается проникнуть в мою работу и тем самым разрушить ее, почти всегда проиграна, лишь иногда, с грехом пополам — и какой ценой! — мне удается его победить. Сколько я хотел бы вам рассказать, сколько всего видел, думая, что вот как раз об этом-то и надо написать, но вновь и вновь Бессмысленный Факт, небрежно брошенный Древним Змием в собранный материал, рушил всю конструкцию. И это при том, что я не расцениваю как Бессмысленный Факт следующие события: внезапный обморок, лошадь, которая подворачивает ногу перед самым домом, мальчика, который разбивает окно мячом (и которого несомненно нужно выпороть за проступок, но сейчас не об этом), курение в постели и, как результат, дырку в простыне и так далее (потому что основной процент несчастий происходит у кого-нибудь дома из-за недостаточной безопасности бытовых приборов) — все это я великодушно пропускаю, так что меня вряд ли можно упрекнуть в мелочности.

Для полноты картины я хотел бы представить вашему вниманию повествование о том, как в последний момент, когда я, кстати, провел всю подготовительную работу по созданию рассказа,