переживал неудачи, и ему казалось, что родители имеют право оттолкнуть его за то, что он не может проявить себя так, как другие. Мы многократно пытались понять эту взаимосвязь и старались рассеять его бредовые представления путем реальных испытаний. Однако переживание упомянутой выше неудачи подверглось у него болезненной переработке. Он поступил на лечение в состоянии подавленности и говорил с горечью и вызовом: «Вы, наверное, снова мне скажете, что моя встреча на вокзале с человеком, который был одет в изорванный костюм, точь-в-точь как мой лучший костюм, того же цвета и материала, – чистая случайность, а не ясный и недвусмысленный намек на то, что я отверженный и опустившийся человек?» Мы смогли быстро объяснить с психодинамической точки зрения и его бредовую переработку пониженной самооценки, и ее психодинамические основы. Мы видим, как близко соседствуют друг с другом предрассудки и бредовые представления, и мы можем с достаточным основанием говорить, что предрассудки могут перейти в бред – они так же аффективно насыщены, их носители так же не готовы подвергать свои убеждения реалистической проверке и с трудом их корригируют, как пациенты крепко держатся за свои бредовые представления. Нечто напоминающее такую подозрительность мы можем наблюдать у себя в периоды душевного смятения, в состоянии непереработанного страха или при переживании чувства вины. В период Третьего рейха любые лица, высказывавшиеся против партии и власть предержащих, часто вызывали подозрение: не являются ли они опасными врагами, провокаторами из СА или СС, и не достаточно ли даже услышать высказывания, чтобы быть интернированным в концентрационный лагерь? Одиночество и изоляция, так же как отсутствие безопасности, являются реальным основанием для такого типа реакций. Когда мы остаемся одни в чужом доме или даже в чужой стране и слышим непонятный шепот, мы скорее будем склонны к ложному или даже бредовому его истолкованию, особенно при душевной смятенности, страхе или чувстве вины, чем когда мы расслабляемся в знакомой компании или общаемся с человеком, к которому испытываем доверие. Мы находим в подозрительности шизоидов еще одну большую проблему: их изолированность и межчеловеческую незащищенность. Примеры показывают также, как узка граница между здоровьем и болезнью, когда мы даем реакцию на экстремальную ситуацию, реакцию, которая нам известна как проявление болезни, и как при продолжительности экстремальной ситуации такая болезненная реакция дает развитие, которое мы расцениваем как самозащиту. Еще один пример того, как шизоидные пациенты по-бредовому перерабатывают свое подавленное и страстное стремление к контактам и нежности. Одинокий и замкнутый тридцатилетний мужчина сидел во время концерта возле экстравагантно одетого молодого человека. Он все время незаметно поглядывал в его сторону и испытывал все возрастающее желание вступить в контакт с этим юношей, заговорить с ним и понравиться ему. Неопытный в общении с людьми и руководимый лишь собственными побуждениями, он стал испытывать все более и более усиливающийся страх – для начала в форме неопределенного беспокойства, которое достигло степени паники, когда он представил себе, что от молодого человека исходит красный круг, в поле действия которого он попал. Это вызвало у него холодный пот и принудило в ужасе бежать из концертного зала. В данном случае хорошо видно, какие подавленные желания контактов, нежности и даже гомосексуальной близости находят шизоиды в намеках окружающих людей, которые об этом даже не догадываются и на которых они проецируют исходящие от них самих представления. В данном случае истинная ситуация оборачивается (и становится безумной) таким образом, что внутренний страх переносится на внешнюю угрозу, от которой можно спастись только бегством. Ясно, что при таком лабильном и незащищенном внутреннем и внешнем мире шизоиды пытаются разработать такой образ жизни («технику жизни»), при котором они никого не могут приблизить к себе, и, стремясь к спокойствию и безмятежности, остаются педантичными, отстраненными и по возможности независимыми. Они проходят через все стадии отстраненности, надменности и отчужденности вплоть до ледяной холодности и бесчувствия, а когда эти защитные меры становятся недостаточными, это приводит к внезапной резкости или взрывной агрессии, которые мы описывали выше. Окружающие могут оказать им реальную помощь лишь тогда, когда уяснят себе взаимосвязи их поступков и поймут, какая глубинная проблема порождает такой образ поведения. При терапии шизоидов мы соприкасаемся с пограничной ситуацией, вызывающей угрозу человеческому существованию. У них мы должны учиться тому, что для человека жизненно важно, какие семейные и социальные средовые факторы и в каких масштабах противостоят нашему развитию и, вообще, с каким трудом эти факторы могут быть сглажены и компенсированы. Гениальные люди часто развиваются из подобной личностной основы, проявляя свои чувства в такой тотальной форме недоумения и вопрошания («In-Frage-gestellt-Seins»), что мы видим, как часто неразличимо тонка граница между гениальностью и психозом. В любом случае ясно, что если такие личности способны пережить и преодолеть свой страх, они могут достичь высшей степени гуманности и человечности. Следует еще раз подчеркнуть, что шизоидные расстройства могут иметь различную интенсивность. Когда мы пытаемся выстроить в ряд шизоидные личности от здоровых до больных, от менее тяжелых к более тяжелым расстройствам, то получаем следующую последовательность: легкая затрудненность контактов – повышенная чувствительность – индивидуализм – оригинальность – эгоизм – чудаковатость – странность – аутсайдерство (манера держаться особняком) – асоциальность – криминальность – психотические расстройства. Мы нередко встречаем среди них лиц с гениальной одаренностью. Для гениально одаренных шизоидов одиночество и незащищенность играют позитивную роль, так как делают их свободными от традиций и привязанности к прошлому, ограничивающих кругозор тех, кто связан с традициями и опирается на поддержку общества. Ситуация, в которой оказываются шизоиды, заставляет их получать знания и переходить за границы, в рамках которых остаются респектабельные граждане. Когда их эмоциональная жизнь не обеднена (чего следует ожидать при их сдержанности), шизоиды являются очень дифференцированными сенситивными людьми, питающими глубокую антипатию ко всякой банальности и пошлости. На самом деле, они могут находиться среди людей только при условии эмоциональной обедненности и холодности. Их отношение к религии носит, большей частью, скептический, даже циничный характер; они остроумно высмеивают «бессмысленность веры», критически относясь к ритуалам, традициям и другой «формалистике». Они вообще охотно лишают колдовского очарования и разоблачают все, что имеет ореол таинственности, безо всякой почтительности относятся к необыкновенным явлениям, объясняя их с точки зрения современной науки. С полной убежденностью они рационализируют все, что связано с недостатком информации, получаемой органами чувств, так что их суждения не вызывают дискуссии. Однако часто кажется, что эти установки относительно религии и веры являются своеобразной профилактикой разочарований. Они предпочитают не верить, чтобы не разочаровываться, и тайно ожидают «доказательств», которые могли бы их переубедить. Иногда они получают дьявольское наслаждение от нигилизма и деструктивности, потому что другие разрушили их веру. Но, стремясь поколебать веру окружающих, они подвергают сомнению собственные установки, быть может, желая остаться один на один с собственным неверием. Шизоиды с тяжелыми личностными расстройствами не способны к переживаниям любви и веры и склонны к атеизму. Они часто делают самих себя мерилом всех вещей, доходя до чудовищной надменности и самообожествления. Если они и обращают свои интересы к внешнему миру, то исключительно для того, чтобы оценить интерес к своей собственной персоне, своей мощи и значительности, рассуждения о которых постепенно заполняют все их сознание. Некоторые находят в религии не защиту и прибежище, их религиозность не основана на искренней детской доверчивости, но связана с верой в персонального, любящего именно их Бога. Многие допускают предположение о существовании какой-то надперсональной сверхъестественной силы, противостоящей свободной индивидуальности и реализации гуманных целей, которые должен осуществить человек как личность. Этика и мораль представляются шизоидам весьма сомнительными. Они считают, что большинство требований, предъявляемых человеку, чрезмерны и вызывают у него чувство вины. В связи с недостаточностью контактов у них отмечается слабая социальная приспособленность; будучи эгоцентриками, они учитывают только собственные интересы и, соответственно, считаются только с ними. Они придерживаются «морали господина», признавая ее для себя единственно достойной, и полны презрения к тем «слабым личностям», которые связывают свои действия с моральными соображениями, расценивая эти свойства преимущественно как трусость и недостаток мужества. Сильные шизоидные личности, живущие по своим собственным законам, по принципу «сила (и могущество) в гордом одиночестве», сами оценивают имеющиеся возможности и опасности. Только «сильные духом», как показано в этой главе, могут не только противопоставить себя другим, но и находиться в оппозиции к установившимся в обществе оценкам и суждениям. Слабые и хрупкие отстраняются от окружающих путем создания своего личного мира, способного обеспечить их всем тем, в чем посторонние не нуждаются. В
Вы читаете Основные формы страха
