— Вы очень добры.
Неожиданно Норман расхохотался.
— Меня уже давно подмывало вломить Хортону, — сказал он.
Эрнст ухмыльнулся.
— В другой раз, — сказал он, — померяемся силами со всеми скопом вдвоем.
— Мне это подходит, — сказал Норман.
— Ишь какие крутые, — сказала Салли. И, так и не вернув фотографию Ники на место, подсела к Эрнсту. — Вы, оба-два.
Норман снова зашелся смехом. Бил себя по коленям.
— Господи, — сказал он, — поглядели бы вы на лицо Хортона, когда он упал.
— Фашист, — Салли передразнила Хортона, — фашистский гаденыш.
Эрнст вскочил, изображая следователя, затряс перед лицом Нормана пальцем.
— Эту мерзость на зеркале в туалете написали вы? — вопрошал он.
Салли пьяно закачалась из стороны в сторону.
— Мы единодушно, — сказала она, — единодушно решили, что твой приятель просто-таки Пол Джонс нашего времени.
Троица покатилась со смеху и долго не могла остановиться. Эрнст согнулся вдвое, держался за бока. Салли повалилась на кровать. Норман бил себя по коленям, тер глаза. Когда они утихомирились, Норман, не переставая смеяться, отхлебнул виски, закашлялся, обтер рот, и на них снова напал неудержимый приступ смеха.
Наконец они отсмеялись. Салли вытерла глаза, заметила, что все еще держит в руке фотографию Ники и передала ее Эрнсту.
— Смотри, — сказала она, — это брат Нормана.
Эрнст побледнел так, будто от его лица отхлынула кровь.
— Как он умер, — спросил он, — при каких обстоятельствах?
— По-видимому, на маневрах. — Норман уже несколько протрезвел. — Подробности мне не сообщили.
Эрнст встал — его прошиб пот, — положил фотографию на место.
— Нам, пожалуй, пора спать, — сказал он Салли.
— Да ладно, — сказал Норман, — останьтесь, выпьем еще.
— Я не против, — сказала Салли.
— Нет, — сказал Эрнст, — я устал.
Салли поднялась — ей было и неприятно, и неловко.
— Может, оно и лучше, — сказала она.
Эрнст взял ее за руку.
— Спокойной ночи, — сказал Норман.
В дверях Салли чмокнула Нормана в щеку, крепко обняла и тут же высвободилась.
— Спокойной ночи, — сказала она, — и спасибо.
— А теперь изволь объяснить, почему мы не остались выпить еще, в чем дело? — спросила Салли, когда они вернулись к себе.
— Я устал.
— Ты был груб с Норманом.
— Мне его защита не нужна.
— Он из кожи вон лез, чтобы расположить своих друзей к тебе. По-моему, ты должен быть ему благодарен.
— Я не нуждаюсь в его одолжениях.
— А он уже оказал тебе одолжение, и очень серьезное. Мне казалось, ты хотел с ним подружиться.
— Тебе не понять. Мы никогда не смогли бы подружиться.
— Почему?
— Норман опасен, он… я имел дело с такими, как он. Они раскалываются первыми. Они…
— Хорошие?
— Да, — сказал он. — Ненавижу хороших людей, до чего же я их ненавижу.
— Я тебя не понимаю.
— А я и не рассчитываю, что ты поймешь. А вот Карп, тот понял бы меня. Карп, он это знает.
— Мне не нужно обращаться за объяснениями к Карпу. Теперь я знаю, что хорошие люди тебе ненавистны, и с меня довольно. Ты ведь так сказал?
— Тебе не понять.
— Мне не понять. Ты уже это говорил. Раз мне не понять, значит, не понять. Тебя это устраивает?
Эрнст ударил ее рукой наотмашь так, что она опрокинулась на кровать.
— Салли?..
Она молчала, скрючилась на кровати, уронила голову, лицо ее завесили волосы.
— Я тебя сильно ушиб?
Она закрыла лицо руками.
— Прости, я не хотел, — сказал он.
В глазах ее, когда она отняла руки, не было слез. Она была так потрясена, что даже не заплакала.
— Я не помнил себя, — сказал он.
Салли встала, убрала со стола, принялась раздеваться, одежду при этом складывала с особым тщанием.
— Сердишься? — спросил он.
— Давай ложиться. Ты устал.
Он подавленно и вместе с тем волнуясь смотрел, как она скидывала белье, вешала на спинку стула комбинашку, лифчик, трусики, надевала пижаму.
Он присел на край кровати.
— Прости, — сказал он.
Салли продолжала чистить зубы.
— Я не сознавал, что делаю.
В конце концов Салли подошла к нему, притянула к своему ровному, теплому животу, так что его голова уткнулась ей под грудь. Ее пальцы, точно корни, поползли по его волосам, добрались до шрама, змеившегося по затылку.
— Откуда он у тебя? — спросила она.
— Схватился с одним парнем.
— А что тот парень?
— Он мертв.
Салли отдвинулась от него:
— Я не думала, что ты и в самом деле…
— Первый парень, которого я убил, был вервольфом. Знаешь, кто такие вервольфы?
— И знать не хочу.
— В последние дни войны из истовых гитлерюгендовцев формировали особые батальоны — им было велено защищать Берлин до последней капли крови. Я схватился с одним из них через несколько дней после того, как Берлин пал.
— Почему ты стараешься меня напугать?
Что правда, то правда, подумал он. Я стараюсь ее напугать.
— Эрнст, что станется с нами?
— Не знаю.
— Мы могли бы пожениться.
