Поморщившись, она отбросила свои длинные, до талии, светлые волосы за спину и направила луч на мотор. На ее взгляд все было в порядке. Все было черным и в масле. Так почему же, черт побери, машина не трогалась с места?
Почему, черт возьми, она не отдала машину на техосмотр перед своей поездкой? Потому что ей понадобилась пара новых балетных туфель, а ее бюджет не позволял того и другого. У Лайзы был свой распорядок трат. Даже сейчас, стоя в одиночестве в темноте около заглохшей машины, она бы не поступила по-другому. Она бы сначала купила балетные туфли, а потом еду, и часто делала именно так.
Уставшая, раздраженная и потерявшая терпение, она сделала круг, освещая себе дорогу фонарем. Она увидела изгородь и поле, и разбросанные огоньки на расстоянии, как ей казалось, по крайней мере двух миль отсюда. Вокруг были леса, густые и темные, и черная дорога, исчезавшая за поворотом.
Где же были заправочные станции, телефонные будки? Где, черт побери, закусочная Макдональда? Как вообще люди могли жить вот так? Она хлопнула крышкой капота и уселась на нее.
Может быть ей, как это написано в руководстве для скаутов, оставаться на месте, пока кто-нибудь не найдет ее?
Она посмотрела на пустынную дорогу от начала до конца и продолжительно и глубоко вздохнула. При таких обстоятельствах она превратится в глубокую старуху, пока доберется до обитаемого места.
Она могла бы отправиться пешком. При весе в 100 фунтов и росте 5–4 она могла произвести впечатление хрупкого и субтильного существа, но нелегкий труд танцовщицы сделал ее тело крепким. Она была не менее, а возможно, и более вынослива, чем средний игрок в бейсбол. Но куда идти, и сколько времени это займет?
Смирившись с судьбой, она вернулась к машине, где были карта и подробные указания, оставленные ей Роем, и которые она каким-то образом умудрилась спутать. Она оставила дверь открытой и села сбоку на водительское место, пытаясь понять, где же она совершила ошибку.
Она проехала Хейгурстаун. В этом она была уверена, потому что съехала там с главного шоссе, чтобы заправиться и выпить диетической кока-колы. А также съесть плиточку шоколада, напомнила она себе с упреком. Затем она поехала по шоссе номер шестьдесят четыре, точно так, как велел Рой, и повернула направо.
Черт побери! Она опустила голову на руки. Она ведь повернула налево, теперь она была совершенно уверена в этом. Мысленно она вернулась к перекрестку, увидела на одной стороне магазинчик, на другой поле. Остановилась у светофора, жуя шоколад и напевая мелодию Шопена. Светофор дал зеленый свет. Она сделала поворот. Ее брови нахмурились от напряжения. Над неспособностью Лайзы различать, где правое, а где левое, смеялась вся их балетная труппа. Когда она танцевала, то одевала резиновый жгутик на правую кисть.
«О, да, — поняла она теперь. — Она-таки повернула налево».
Беда была в том, что она родилась левшой, а отец заставлял ее пользоваться правой рукой. Двадцать лет спустя она все еще путалась.
Было не очень-то справедливо обвинять ее дорогого старого папочку в том, что она сейчас сидела в заглохшей машине неизвестно где. Но это помогало.
Итак, она сделала неправильный поворот. Но это не так страшно. Все, что ей надо было решить, это идти ли вверх или вниз по дороге.
Она не принадлежала к числу женщин, легко впадающих в панику, напротив, к тем, кто тщательно, упрямо, искал выход из любой ситуации. Так она и поступала теперь, изучая заново весь путь по карте, определяя место, где она ошиблась, затем двигаясь по карте вперед к ближайшему городу.
«Эммитсборо», — решила она. Если уж она не совсем бестолковая, то сможет пройти по дороге около двух миль. Она доберется до города, или, если повезет, до ближайшего дома, откуда позвонит Рою и признается, что была глупа, неумела и безответственна. В данный момент такое признание казалось предпочтительней ночи в автомобиле.
Лайза сунула ключи в карман брюк, схватила сумочку и двинулась в путь.
В ее намерения вовсе не входило провести вечер подобным образом. Она представляла себе, как подъедет к дому Роя на добрых двенадцать часов раньше, чем он ждал ее. Она хотела сделать ему сюрприз, а потом открыть привезенную с собой бутылку шампанского.
Ведь не каждый день могла она похвастаться тем, что ей досталась партия Дульсинеи в «Дон- Кихоте», который ставили в ее труппе. Хотя она относилась к женщинам, умеющим заводить друзей и поддерживающим эту дружбу, больше всего ей хотелось поделиться новостью именно со своим братом.
Она легко представила себе, как засветится его лицо, когда она сообщит ему это, как он засмеется, схватит ее в охапку и начнет кружить. Это было заслугой ее матери, упорно, день за днем, водившей ее на занятия танцем. Но именно Рой понял ее тягу к танцу, поддерживал и верил в нее.
В кустах что-то зашелестело. Будучи с головы до пят городской жительницей, Лайза вздрогнула, завизжала и затем выругалась. «Где же было, в конце концов, уличное освещение», — подумала она и вдвойне порадовалась тому, что сжимала в руке фонарь.
Чтобы утешить себя, она стала рисовать в уме, насколько все могло бы быть хуже. Мог бы лить дождь. Могло быть холодно. Вдруг заухала сова, заставив ее ускорить шаг. На нее могла бы напасть банда сексуальных маньяков. Она могла бы сломать ногу. При мысли об этом она поежилась. Сломанная нога была гораздо хуже банды насильников.
Через неделю у нее должны были начаться репетиции. Лайза представила, как она раскрывает кружевной черный веер, грациозно вращаясь и делая дюжину фуэте.
Она уже видела в своем воображении свет сцены, слышала музыку, ощущала чудо. В ее жизни не было ничего, ничего важнее танца. Шестнадцать лет она ждала, трудилась, молила судьбу дать ей шанс доказать, что она может быть танцовщией-солисткой.
«Теперь она добилась этого», — подумалось ей, и обхватив себя руками, она сделала три пируэта посреди темной дороги. Это действительно стоило каждой судороги, каждой капельки пота и каждой ее слезы.
Она продолжала улыбаться, когда увидела автомобиль, появившийся за поворотом дороги и направляющийся в лес. Первой ее мыслью было: «спасена». Может быть там окажется симпатичный, толковый мужчина — она терпеть не могла пользоваться своим женским обаянием, но теперь было не до подобных рассуждений — который смог бы починить ее машину.
Но на краю дороги она остановилась, удивляясь, зачем машина углублялась в кусты, полускрывшись из вида. Она сделала несколько неуверенных шагов вперед и спросила — Эй! Есть там кто-нибудь? — Взглянула на дорогу, этот бесконечный темный туннель, и сделала еще один шаг, осторожно обходя овраг. — Эй! Не могли бы вы мне помочь? — Она светила себе под ноги фонарем, опасаясь подвернуть ногу, и стала спускаться по пологому откосу. — Здесь есть кто-нибудь? — Услышав шорох кустарника, она посмотрела вверх. — Моя машина, — начала было она и запнулась.
Казалось, они возникли из деревьев. Две смутные фигуры в черном. Без лиц, без четких очертаний. Ее охватил страх, инстинктивный и острый. Луч света, который она направила на них, задрожал. Она шагнула назад, повернулась, чтобы бежать, но те двигались стремительно.
Она закричала от боли и ужаса, когда ее грубо схватили и дернули за волосы. Чья-то рука обхватила ее за талию и подняла вверх. В ее мозгу пронесся черный кошмар насилия, преследующий каждую женщину. Она лягнула изо всех сил своими длинными ногами, но они лишь попали в пустоту. Отбиваясь руками и ногами, она ударила фонарем по чьей-то голове. Раздалось ворчанье, ругань и хватка ослабла. Вырываясь на свободу, она почувствовала, как рвут на части ее блузку.
Что-то ударило ее по лицу, отчего она зашаталась, а зрение помутилось. Затем она бежала уже вслепую. Она понимала, что рыдает. Каждый вздох обжигал ей горло. Она попыталась остановить рыдания, соображая в своем паническом состоянии, что те могут ее услышать и поймать.
Она поняла, что углубилась в лес и потеряла всякую ориентацию. Упавшие стволы деревьев превратились в ловушки, буйная листва в преграды. Она была кроликом, быстрым, но обезумевшим от страха, за которым гналась безжалостная свора гончих. Полная дикого ужаса, она мчалась вперед. Ее сердце так громко билось, что она даже не слышала торопливых шагов своих преследователей.
Он схватил ее резким движением, сильно ударив ее коленом о камень. Она услышала хруст кости. Ее
