было таким же большим, как и весь он, с сеточкой суровых морщин вокруг блестящих зеленых глаз. Его нос, несколько раз сломанный в драках, которыми, похоже, он только гордился, был приплюснутым и крючковатым. А кожа стала коричневой и жесткой, как старое седло.
А его язык… Конечно, Коко не считала себя ханжой, но, в конце концов, она все-таки женщина.
Но этот мужчина умел готовить. Пожалуй, это было его единственным положительным качеством, отчасти искупающим многочисленные недостатки.
Пока Голландец возился у плиты, она руководила двумя поварами. Сегодня специальным блюдом были густой суп с морепродуктами по-ново-английски и фаршированная форель. И пока все шло как по маслу.
— Мистер Ван Хорн, — проговорила Коко тоном, который не уставал его раздражать, — на время своего отсутствия я оставляю здесь все под вашу личную ответственность. Пока не вижу никаких проблем, но на случай, если что-то случится, запомните — я в столовой в семейном крыле.
Повернув голову, Голландец окинул ее насмешливым взглядом. Эта женщина выглядела сегодня такой лоснящейся и прилизанной, будто собиралась в какую-то оперу, подумал старый моряк. Вся в красном шелке и жемчугах. Он хотел презрительно фыркнуть, но понимал, что дамочка подойдет тогда поближе и ее проклятый парфюм разрушит все удовольствие, которое он получает от запаха риса с карри.
— Я готовил для трехсот здоровенных мужиков, — заявил он хриплым, шершавым, как наждачная бумага, голосом, — как-нибудь уж управлюсь с парой дюжин туристов с постными физиономиями.
— Наши гости, — проговорила Коко сквозь зубы, — возможно, несколько более привередливы, чем матросы, посаженные на какое-то ржавое корыто и приученные есть что придется.
Один из помощников официанта неуклюже проскользнул на кухню, неся стопку грязных тарелок. Голландец гневно устремил взгляд на одну из них, где лежали наполовину недоеденные закуски. На его судне команда дочиста съедала все со своих тарелок.
— Черт побери, не так уж они и голодны, а?
— Мистер Ван Хорн, — Коко оскорбленно фыркнула, — вы будете все время оставаться на кухне. Я не позволю, чтобы вы снова выходили в столовую и поносили наших гостей за их вкусовые пристрастия. Побольше украшений на этот салат, пожалуйста, — заметила она одному из поваров и вышла из кухни.
— Не выношу самодовольных, смазливых баб, — пробормотал Голландец. «И если бы не Нэйт, — кисло подумал он, — никогда бы не позволил командовать собою женщине».
Натаниэль, однако, вовсе не разделял презрения своего бывшего сослуживца к дамам. Он любил их всех до единой. Наслаждался их взглядами, запахами, голосами и был более чем доволен, проводя время в семейной гостиной в обществе шести самых потрясающих женщин, которых только встречал в своей жизни.
Женщины семьи Кэлхун не уставали его восхищать. Нежные, добрые глаза Сюзанны, ленивая сексуальность Лайлы, проворная практичность Аманды, дерзкое и насмешливое личико Сиси, не говоря уже о женственной элегантности Коко.
Они делали пребывание Натаниэля в Башнях маленьким раем на земле.
Что же до шестой женщины… Потягивая виски с содовой, он наблюдал за Меган О’Райли. Внешне неприступная, она могла таить в себе множество сюрпризов, размышлял Нэйт. По части внешности совсем не уступает великолепным сестричкам Кэлхун. Ее голос, в котором слегка чувствовались оклахомские протяжные интонации, только добавлял ей индивидуальности. Чего ей недоставало, заключил он, так это непринужденной теплоты, которую так и излучали другие обитательницы этого дома. Натаниэль так и не решил, является ли это выражением присущей ей холодности, или она просто смущена. Чем бы это ни было, оно затронуло ее довольно глубоко. Трудно оставаться холодной или смущенной в комнате, полной смеющихся взрослых, воркующих малышей и играющей ребятни.
В данный момент Нэйт обнимал одну из самых своих любимых женщин. Дженни скакала у него на коленях, бомбардируя вопросами.
— Ты собираешься жениться на тете Коко?
— Она не пойдет за меня.
— А я пойду. — Дженни смотрела на него сияющими глазами, начинающая сердцеедка с отсутствующим передним зубом. — Мы можем пожениться в саду, как мама с папочкой. Тогда ты будешь жить с нами.
— Самое заманчивое предложение в моей жизни. — Нэйт погладил жестким, мозолистым пальцем ее щечку.
— Но тебе придется подождать, пока я вырасту.
— Всегда мудро заставлять мужчину ждать. — Эта реплика принадлежала Лайле, которая полулежала на диванчике с малышкой на руках, положив голову на плечо мужа. — Не позволяй ему тебя торопить, Дженни. Поспешишь — людей насмешишь.
— Уж она-то знает, — заметила Аманда. — Лайла посвятила всю жизнь самосовершенствованию в науке медлительности.
— Я совсем не готов отдать мою девочку. — Холт сгреб Дженни в охапку. — Особенно какому-то матросу с затонувшего корыта.
— Да я обойду тебя на нем с завязанными глазами, Бредфорд.
— Не-а. — Алекс вступился на защиту семейной чести. — Папа самый лучший капитан. Он умеет управлять кораблем лучше всех. Даже если в него будут палить преступники. — С собственническим чувством Алекс обнял Холта за ногу. — В него даже стреляли. У него на ноге шрам от пули.
Холт ухмыльнулся, глядя на своего друга:
— Ну что, Нэйт, получил? Лучше обзаведись своей собственной группой поддержки.
— А в тебя когда-нибудь стреляли? — Алексу нужно было знать все.
— Не могу похвастаться пулей, — Натаниэль повертел стакан с виски, наслаждаясь ароматом, — но помню, один грек на острове Корфу хотел перерезать мне горло.
Глаза Алекса расширились и стали похожими на огромные блюдца. Кевин придвинулся поближе к бравому капитану со своего места на ковре.
— Правда? — Алекса очень интересовали ножевые ранения. Он знал, что у Натаниэля есть татуировка изрыгающего пламя дракона на плече, но шрам показался ему даже лучше. — А ты ударил его в ответ и убил насмерть?
— Не-а. — Натаниэль ощутил настороженный и явно неодобрительный взгляд Меган. — Парень промахнулся и попал мне в плечо, а Голландец оглушил его бутылкой узо.
Потрясенный и впечатленный рассказом, Кевин придвинулся еще ближе:
— А у вас есть шрам?
— Конечно.
Аманда успела перехватить руку Натаниэля прежде, чем тот начал расстегивать рубашку.
— Давайте закроем тему, а не то каждый мужчина в этой комнате разоблачится, чтобы продемонстрировать свои боевые ранения. Вот Слоан очень гордится одним шрамом, полученным от коварной колючей проволоки.
— Он прекрасен, — согласился Слоан. — Но Меган обладает гораздо более эффектной отметиной.
— Помолчи, Слоан.
— Да ладно, дай парню похвастаться своей единственной сестричкой. — Слоан самодовольно обнял ее за плечи. — Ей тогда как раз стукнуло двенадцать — маленький упрямый сорванец. У нас был мустанг жеребец с почти таким же дурным нравом, как и у моей сестренки. Однажды эта девчонка его оседлала, уверенная, что сможет усмирить. Что ж, ей удалось проехать около полумили, прежде чем тот выбросил ее из седла.
— Он не выбрасывал меня из седла, — поджав губы, возразила Меган. — Порвалась уздечка.
— Это уже ее версия развития событий. — Слоан быстро сжал упрямицу в объятиях. — Суровая же правда заключается в том, что лошадь сбросила ее на изгородь из колючей проволоки, и наездница приземлилась прямо на свою филейную часть. Сдается мне, ты не могла сидеть потом около шести недель.
