Египет и Элен – вот что было тогда Вселенной для Ромни Лоуэлла. Но потом наступил день, когда ему пришлось возвращаться в Англию. Его мать, которую Ромни очень любил, находясь при смерти, послала за ним. Ему очень не хотелось оставлять Элен одну в Маленьком Дворце, построенном специально для нее, где она ожидала появления на свет ребенка. Но он также не хотел, чтобы она ехала с ним в Англию. Он писал:
«Мысли о жене не давали мне покоя. Она умоляла не покидать ее, а я должен был ехать, поэтому я терзался противоречивыми чувствами. Снова и снова я просил Элен спокойно дождаться моего возвращения, потому что до рождения нашего ребенка оставалось всего два месяца. Но она решила ехать вместе со мной, и я до сих пор помню выражение ее глаз, когда она говорила: «Кто знает, Ромни, если ты оставишь меня здесь, мы можем больше никогда не увидеться…» Я пытался обратить в шутку все ее страхи, но неожиданно сам поверил в них и согласился взять ее с собой. Хотя я терпеть не могу всех этих технических новшеств нашего века, но на этот раз был рад, что существуют быстроходные комфортабельные корабли. Мы добрались до Александрии, оттуда морем до Венеции, поездом до Парижа и наконец прибыли в Англию.»
Продолжая свой рассказ, Ромни Лоуэлл поведал об их возвращении в Лондон. Казалось, все складывается удачно, ведь он успел к матери, а Элен благополучно перенесла путешествие. Все его опасения на ее счет оказались совершенно беспочвенными. У Элен было единственное желание, которое он разделял: как можно быстрее вернуться в Египет. У нее была та же непреодолимая тяга к раскопкам, то же мистическое чувство, что они оба являются современными воплощениями неких служителей Изиды, которые знали и любили друг друга еще во времена одной из канувших в Лету династий Древнего Египта.
Они уже все подготовили к возвращению в Александрию, но никто из них не учел опасности, вызванной резкой сменой климата – слишком быстро Элен была возвращена в холодную и сырую Англию. Она уже так привыкла к теплу и яркому солнцу! В тот самый день, когда они должны были отправиться в обратный путь, Элен слегла с жестокой простудой. Ромни Лоуэллу пришлось отменить отъезд.
Элен уже не было суждено подняться с постели в своей спальне, выходящей окнами на серую Темзу. Маленькая Айрис родилась раньше срока, и при родах ее мать умерла.
Первые несколько дней, писал Ромни Лоуэлл, он был настолько потрясен свалившимся на него горем, настолько охвачен отчаяньем, чувством вины, сознанием того, что он ни в коем случае не должен был привозить жену в Англию несмотря на ее просьбы и уговоры, что его совершенно не заботила судьба несчастного ребенка, невольно послужившего причиной трагедии. Однако, заботливые сестры и доктора спасли хрупкую маленькую жизнь. Девочка выжила. И Ромни Лоуэлл тоже выжил, но у него осталось только одно жгучее желание – поскорее вернуться в Египет, страну, которую так любила Элен. Она сама хотела, чтобы Ромни уехал, взяв с собой дочь. Он дал жене торжественную клятву, что выполнит ее последнюю просьбу. В своем послании Лоуэлл приводил ее слова:
«Наша дочь как Изида, Дочь Земли и Неба… Верни ей солнце. Как и я, она не выживет в этом холодном сыром климате. Наше место в Египте. Она тоже должна быть там, Ромни.»
Понемногу в нем начал просыпаться интерес к дочери, который постепенно перерос во всепоглощающее чувство. Он решил нанять няньку и перевезти девочку на берег Нила в Маленький Дворец. Она должна была воспитываться, как Дочь Земли и Неба; именно в ней оживет дух Изиды. Лоуэлл настолько уверовал в это, что отнес дочь в одну из лондонских церквей и попросил, чтобы ее нарекли именем великой богини. Лоуэлл писал:
«Священник был человеком старым с ортодоксальными взглядами. Он был шокирован, как сам выразился, выбором языческого имени, и несмотря на мои возражения окрестил мою дочь, дав ей имя Айрис, наиболее близкое к египетскому звучанию [3]».
Читая вслух эти записи, Стивен понимал, почему Ромни Лоуэлл, потрясенный тяжелой утратой, стал почти фанатиком. Он поручил маленькую Айрис заботам няньки, решив, что его дочь никогда не соприкоснется с холодным жестоким миром, который убил его жену.
Далее в документе, привезенном Стивеном, говорилось о появлении в доме мисс Морган, о заботливом и тщательном воспитании Айрис и о том, как она была посвящена в тайны и чудеса откопанного Ромни Лоуэллом храма. Когда эта работа была закончена, правительство в награду пожаловало ему титул паши. Он извлек из-под земли настоящие сокровища, и Египет был признателен ему за это. Каирский музей получил большую часть сокровищ, но и Лоуэлл-паша не остался обойденным. Он и его дочь могли теперь позволить себе жить в роскоши и продолжать свои исследования.
И только в конце письма Лоуэлл-паша выразил сомнения в том, что он правильно воспитывал свою дочь.
«Я молю небо, чтобы она всегда была так же счастлива, как сейчас, и чтобы ей никогда не пришлось покидать Страну Тайн и Солнечного Света, но в один прекрасный день она достигнет совершеннолетия, и что же? Несмотря на то, что Египет и все, что с ним связано, глубоко укоренился в нас, настоящая ее родина – Англия. Айрис англичанка по рождению. Неужели я все-таки был неправ, держа ее в неведении относительно тех изменений, которые произошли в мире? О Элен, я пытался сдержать данное тебе слово, но иногда мне становится страшно за нашего ребенка!»
Стивен кончил читать и, подняв взгляд на Айрис, увидел, что она сильно побледнела, а в ее глазах появилось выражение растерянности и одиночества. Стивену стало жаль ее. У него даже мелькнула мысль, что будет преступлением пересаживать этот экзотический цветок на суровую каменистую почву – разве не была она частью древнего загадочного Египта?
Стивен понял, что ему первому придется нарушить молчание. Он встал и, чувствуя себя не в своей тарелке, подошел к ней. Удивительная история, которую он только что прочел Айрис, взволновала его до глубины души. Однако он знал, что ему надо оставить эмоции в стороне ради блага самой Айрис, потому что ей все равно рано или поздно придется столкнуться с реальностью.
– Теперь, я думаю, вы понимаете, почему вам нужно ехать в Англию, – мягко сказал он. – Когда вам исполнится двадцать один год, вы сможете расстаться с тетушкой, если пожелаете, и снова вернуться сюда.
Она сдавленно вскрикнула и вскочила на ноги, стиснув маленькие кулачки и подняв подбородок.
– Нет, нет, нет! Я не поеду! Вы не заставите меня! – воскликнула она дрожащим от волнения голосом.
– Моя дорогая Айрис, – начал он, – если вы позволите мне так вас называть. Я старше вас. Я понимаю, что творится у вас в душе, но все же прошу ради вашего отца…
– Даже ради него я не поеду, – резко перебила она. – О, уходите, пожалуйста! Я не хочу вас видеть! Я была так счастлива, пока не явились вы. Я никогда не позволю вам увезти меня из Египта!
Она замолчала, судорожно вздохнула и, повернувшись, стремительно выбежала из комнаты.
Стивен постоял, глядя ей вслед, затем снова присел на стул и налил себе вина. О Господи, подумал он, зачем я только взвалил на себя это бремя? Как вообще может простой человек справиться с этим буйным существом, с этой юной девушкой, совершенно ничего не знающей о современной жизни?
Однако, как ни странно, эти несколько часов, проведенных с дочерью Лоуэлла-паши, вселили в Стивена твердую решимость исполнить последнюю волю старика. Девушка безусловно нуждалась в защите и руководстве, и он просто обязан помочь ей. Лучшее, что он мог пока предпринять, это остаться здесь. После того, что он узнал, будет неудивительно, если заявится один из ее экстравагантных друзей и перенесет ее в какое-нибудь неведомое место, и больше о ней никто ничего не услышит. Кроме того, помимо растущей заинтересованности в судьбе Айрис, Стивен в принципе всегда стремился доводить до конца дело, за которое брался.
Следующим шагом, по его мнению, должно быть установление контакта с гувернанткой и попытка сделать ее своим союзником, но, черт возьми, – похоже, что это воплощение богини Изиды пользуется во дворце неограниченной властью, и будет нелегко рассматривать ее как «ребенка в глазах закона».
И потом еще была Элизабет…
Прошлой зимой в Каире на одном из приемов Стивен познакомился с Элизабет, единственной дочерью сэра Уильяма Мартина, мирового судьи, и теперь был с ней обручен.
