Секретарь окружного бюро Ласкин нервничал. Москва требовала быстрее на бюро принять решение о готовности трассы к работе. 24 сентября поздно вечером Мазурук со своим помощником по политической части сумел переправиться на катере через Анадырский лиман. Рано утром 25 сентября началось заседание бюро. Открыл его секретарь бюро Ласкин. Невысокого роста, лет сорока, полноватый, с большой лысиной. Говорил он спокойно, медленно, точно боялся сказать лишнее. Отметил важность задания правительства, по строительству авиатрассы, подчеркнул огромную, руководящую роль партии большевиков, энтузиазм, трудолюбие строителей. Затем было представлено слово самому Мазуруку. Молодому полковнику авиации, Герою к лицу была военная форма. Сообщение его было коротким.
— Мы побывали в Якутске, Сусумане, Уэлькале — основных аэродромах перегона авиатехники. В целом они могут принимать и отправлять самолеты по трассе. Наши летчики достаточно хорошо подготовлены к тому, чтобы летать на американских самолетах. Решена проблема с переводом с английского на русский язык инструкций по эксплуатации самолетов. — в голосе Мазурука уверенность, знание дело. Он говорил так, как обычно говорил, проводя совещания в дивизии — четко, коротко, понятно. — Размещены летчики хорошо Они будут летать на своих участках, трасса ими хорошо изучена. На истребители придется подвешивать дополнительные баки с топливом, иначе они не смогут преодолевать большие расстояния. В целом, я повторюсь, трасса готова к приему самолетов. — Заключил Мазурук.
— Какая нужна помощь от бюро? — спросил Ласкин. В голосе его прозвучало подобострастная деловитость.
— Как всегда — люди. Они нужны будут для расчистки от снега аэродромов и для завершения строительства еще пяти домиков в Уэлькале. — ответил Мазурук.
— Выполним! Постараемся подкинуть вам белорыбицы. Кетой вы на зиму запаслись. Оленинки подбросим, как только проложим зимники, — всё так же с энтузиазмом доложил Ласкин.
— Вот это хорошо. Лётчикам оленина и рыба понравились. А питаться им, сами понимаете, нужно хорошо. Зимой будут летать в кислородных масках, на высоте пяти-шести километрах. А на такой высоте без маски не обойтись. Ласкин было уж хотел закрыть заседание (проект решения был подготовлен заранее), но тут дверь кабинета открылась, на пороге появился помощник секретаря по техническим вопросам Воропаев. Он смело направился к столу, за которым восседал Ласкин. Тот удивленно посмотрел на вошедшего, мол как посмел, войди туда, где обсуждается такой важный вопрос. Но тут заметил в руке помощника бланк телеграммы, подумал «Что-то, наверное, стряслось».
Подойдя к секретарскому столу, помощник протянул Ласкину телеграмму. Тот быстро прочитал ее. Лицо его стало пунцово красным, глаза расширились. Он вскочил и будто петух ранним утром торжественно прокукарекал:
— Пришла правительственная телеграмма, я зачитаю ее. «Анадырь, секретарю окружкома товарищу Ласкину.
Передайте трудящимся Чукотского округа, собравшим 2 261 719 рублей на строительство вооружения для Красной Армии, мой братский привет и благодарность Красной Армии. Иосиф СТАЛИН».
Секундная тишина. Не верилось, что пришла телеграмма от самого вождя. Затем все встали и зааплодировали. Кто-то крикнул: Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Сталин!
Все закричали «Ура!» Сам Ласкин произнес:
— Трудящиеся Чукотки благодарят товарища Сталина за столь высокую оценку их скромного труда и обещают еще больше работать на благо Победы над врагом. Все вновь прогорланили «Ура» и долго в кабинете секрета окружкома не стихали аплодисменты. Постановление бюро ВКП(б) было принято единогласно в нём говорилось:»особая воздушная линия правительством принята, передана в ведение Красной Армии и пущена в действие». Уже 7 октября 1942 года в Уэлькаль прибыли первые американские самолеты.
Секретарь Ласкин, после заседания бюро, пригласил полковника Мазурука и его начальника политотдела к себе в дом, чтобы отведать скромный обед.
Военные с радостью согласились.
Ласкин жил в небольшом домике, приютившемся на берегу реки казачки.
И в доме было всё скромно. Двухспальная панцерная кровать в небольшой комнате с казенным диваном, казенные дорожки на полу, еще крохотная кухня, с плитой, небольшим столом. Вот за ним-то и разместились.
Мазуруку скромная обстановка в домике секретаря понравилась.
«Настоящий, скромный человек», — подумал он.
Ласкин с женой людьми оказались хлебосольными. Угощали военных жареной и копченой рыбой, жареной олениной, маринованными грибами, моченой морошкой и брусникой — дарами чукотской тундры.
— Как видите с голоду мы тут, на Чукотке не помрем. Всё это богатство дает наш тундровой огород и закрома морские и речные. Только не ленись.
Распитая бутылка коньяка оживила и разговор, и употребление чукотских деликатесов.
Затем пришел посыльный и сообщил, что собачьи упряжки к переправе на другую сторону лимана готовы. Со вчерашнего дня лиман напротив рыбоперерабатывающей базы встал. Толщина льда около тридцати сантиметров. Каюры уже без особой опасности перевозят людей через лиман на этом участке.
Мазурук и его политработник распрощались с гостеприимным секретарем чукотского бюро ВКП(б). Им еще не раз придется встретиться на суровых чукотских дорогах.
То военное время выпало на юность моего отца. Он жил неподалеку от дома секретаря бюро Ласкина. Не раз видел, как садились, прямо на лед лимана самолеты. На фронт отца не могли забрать по состоянию здоровья, хотя он не одно заявление написал в райком комсомола с просьбой отправить его на борьбу с фашистами. Ему говорили, что его фронт — это трудовой фронт и нужно тут, как следует, организовать сбор средств на строительство самолетов и танков для Красной Армии.
Поднимаясь по лестнице, я приостановился. Вот здесь, где теперь размещается большой, недавно отремонтированный турецкими строителями больничный комплекс и располагались домики где жил и секретарь Ласкин и мой отец со своей матерью, следовательно, с моей бабушкой. Тропки и дорожки заросли травой, забвеньем. Это и есть движение времени. А домики-то ютились на взгорке не случайно, в ту пору весной река Казачка затапливала всю низменность. Это теперь она так обмелела, что и весной, и летом, ее перейдешь в болотных резиновых сапогах. И это есть движение времени.
Отец еще рассказывал, что сразу после войны, на Чукотку забросили несколько дивизий армии Рокоссовского. Сталин намеревался силой вернуть России некогда проданную Аляску. Солдаты тогда строили много и для себя и для населения, но и безобразничали. Пили, дрались с местными мужчинами, насиловали женщин. Это и послужило, в последствии, одной из причин, что большинство войск с Чукотки вывели.
Однажды ночью в комнатку, где ютился мой отец со своей матерью, ворвались два пьяных солдата и стали заламывать ей руки, чтобы совершить недоброе дело. Мать кричала, отбивалась, а отец схватил топор и кинулся ее защищать, Но солдаты быстро его скрутили и, наверное, голову бы оторвали, но на крики прибежали соседи и солдатам пришлось бежать. Потом их, всё-таки нашли и судили. Законы тогда были строгие.
Но вот и улица Ленина. Жаль, что не сохранилось двухэтажное деревянное здание школы. В ней учились многие, многие анадырцы, в том числе и космонавт Павел Виноградов. А могли бы сохранить, как памятник послевоенного зодчества.
На месте школы разбили небольшой сквер. Сквозь небольшие деревца были видны красивые здания студенческого городка. Я не пошел по бывшей центральной улице, а свернул на настоящую — улицу Отке. Она самая благоустроенная, самая нарядная и привлекательная. Проезжая часть ровная, тротуары уложены специальной, разноцветной плиткой. Современные фонари освещают ее ночью.
Мимо прошла группа девочек. Они весело щебетали, разговаривая о школе, о том, что соскучились по учебе, что теперь у них в классах новые парты, новая учительница и новые компьютеры.
Я улыбнулся и позавидовал им. В мое время компьютеры появились, когда я уже заканчивал институт.
