Проснулся в полдень, перво-наперво полез в карман пиджака, который висел на спинке стула. Доллары были на месте, аккуратно уложенные в пакет. Сел на кровати, пересчитал содержимое пакета. Тютелька в тютельку. «Мужики без дураков! — подумал Нукитин. — С такими приятно иметь дело».
Почувствовал в себе прилив энергии и бодрости, позвонил своей напарнице Ирине Львовне.
— Как ваши дела, милейшая Ириночка?
— Акт напишу дома, но проверку закончила. Потом всё расскажу. — ответила женщина.
— Давайте пообедаем вместе, я угощаю, потом будем собираться. Во сколько у нас самолет?
— Завтра утром, Сергей Иванович, вы просто запамятовали.
— Тем более пообедать хорошо надо. Потом, думаю, нас пригласят на вечерний банкет. — Нукитин самодовольно рассмеялся. — Мы задание своего начальства выполнили, всё уладили и могем спокойно отдохнуть на самом Крайнем Севере.
— Вы город-то посмотрели? — спросила женщина. — Меня вчера поводили по улицам, красиво, своеобразно.
— Надеюсь, что не красивее, чем в Москве. Да что мне смотреть! Я значимость городов по ресторанам определяю. Шучу, конечно. Посмотрю еще.
Не успел положить телефонную трубку, как уже зазвонил вновь аппарат.
На сей раз о здоровье Нукитина осведомлялся Бугров.
— Подкатывай ко мне в номер, возьмем мою спутницу Ирину и пообедаем. Определимся на сегодняшний вечер. Но своего милиционера пока к нам не привози. Обсудим без него его судьбу. Понял! — командирским тоном закончил Нукитин.
— Понял! — так же бодро ответил Бугров.
32. Прощание
Виктор Алексеевич Хвун, ранее мэр города, а теперь бывший мэр, ожидал машину. Через час он будет в аэропорту, затем в Москве, в новой своей квартире. Прощай Анадырь, прощай Чукотка! Тридцать лет отдано этому краю, тридцать лет молодой жизни. Обрусевший кореец из Казахстана, он начинал свою жизнь на Чукотке, как работник морского порта. Работал простым докером, бригадиром, потом инженером инженером, потом выбился в начальники всего морского порта, а уж позже был вначале назначен главой администрации города, затем избирался мэром.
Он всех знал в городе, и его знали все. Был доступен, спокоен, не кичился властью, старался поменьше людям делать вреда.
Казалось бы, что ж грустить. Впереди новая, спокойная обеспеченная жизнь. Он хорошо, как теперь говорят, упаковал себя в материальном плане. Есть квартира в Москве, есть дача, есть машина, высокая пенсия. Дети пристроены к хорошим должностям, имеют шикарные квартиры. Будут обеспечены внуки и даже правнуки. Собственно, ради этого он и отдал Северу почти половину свой жизни.
В последние годы он стал мудрее и спокойнее относиться к невзгодам судьбы. Его уже не волновало, когда молодые, бывшие его подчиненные, расшаркивались перед новым губернатором, топили всех и вся, чтобы получить место под солнцем олигарха. И получали.
Теперь часто ему вспоминался уже далекий 1068 год, когда он из Казахстана, где родился, приехал на Чукотку. Первая навигация в морском порту, первые большие, по тем временам, заработанные на Севере деньги. Ни с чем не сравнимо это ощущение финансовой независимости в годы молодости. Ты можешь лететь куда вздумаешь, ты можешь купить, что тебе хочется, ты можешь… Он мало что мог, и тогда. Нужно было помогать родителям, братьям и сестрам.
В этом городе нашел себе спутницу жизни, окончил заочно Дальневосточное высшее мореходное училище, нахватал болячек и теперь, прощался с ним.
Жена уже находилась в Москве и постоянно звонила, беспокоилась, даже опасалась, что он тут по каким-то причинам еще задержится. Причин ни каких не было. Ещё летом отправлен контейнер с вещами, давно уложены два чемодана, с которыми он и отбудет с Чукотки.
Отъезд — это своеобразная черта, за которую переступаешь, и уж назад невозможно вернуться. Его, как и многих северян, страшила всем известная статистика. На новом месте, в центральных районах страны, уехавшие с севера пенсионеры, как правила еще живут всего два-три года.
Остаться еще? Не пришелся он ко двору новой команде. Молодой губернатор его считал приспешником бывшего губернатора. А всех бывших безжалостно, планомерно выкорчевывали из руководящих и даже не руководящих должностей. Новая метла мела по-новому. Хвуну неоднократно намекали об добровольном уходе в отставку до конца срока. Он дотерпел до перевыборов. Свою кандидатуру он уже не выдвигал, понимал, что это бесполезно. Более молодой, более угодный нынешнему руководству округом заместитель мэра города дышал в затылок. Лучше уступить место рвущемуся к власти, лучше уступить дорогу, иначе будешь растоптан и подмят.
Пришли иные люди, пришло иное время.
Последние годы работы, фактически он был не удела. Они всё решали без него: перестраивали город, отпускали средства на различные акции и мероприятия. Они редко о чём-либо советовались с ним, лишь требовали делать то, или другое. Им нужен тупой, подобострастный, вечно благодарный исполнитель.
При былом губернаторе, он, как мэр города, мог спорить, возражать, отстаивать свою точку зрения. Теперь всё делалось так, как этого желал один человек — новый губернатор.
Да, при бывшем губернаторе, он имел личный счет в банке и мог пользоваться в личных целях средствами, которые поступали в городскую казну. Воровали все, вместе с самим губернатором. Теперь воруют иначе, но не менее чем в прошлом.
Нельзя отрицать и многих положительных фактов. В развитие городской инфраструктуры вкладываются такие бешеные деньги, о которых прежде невозможно было и мечтать. Город преобразился. Правда, цена этого преображения настолько высока, в затраченных средствах, что волос встает дыбом. Турецкие строители все материалы везут из Турции, даже тротуарную плитку, стекловату и кирпич, что можно было закупать в десятеро дешевле, под боком, в Приморье.
Со страхом Хвун думал, что ж будет с городом, когда поток средств иссякнет? Впрочем, его самого, уже всего через несколько часов в этом городе тоже не будет. Он заслужил покой, безбедную пенсию и право на светлые воспоминания о прожитом.
Странно, но будущее города уж не волновало его так сильно, как в годы работы мэром. Всего-то несколько месяцев прошло и такие разительные перемены в сознании, понимании долга и ответственности. Теперь он ни за что не отвечал, и судьба города, где гибнут молодые и старые души уже была не подвластна ему.
Несколько раз звонил телефон. Хвун не поднимал трубку. Шофёр должен подняться наверх и помочь ему поднести к машине чемоданы. Общаться ни с кем не хотелось. Он уже теперь, в настоящем, ощущал себя, как бы уже в прошлом. С городом того времени, времени его правления остался он, остался и город его времени. Да, пусть только на фотографиях кинокадрах и в памяти старожилов. «нет, — перебил он себя мысленно, — вся основа, вся сердцевина города, дома, все другие объекты, дух создание всё-таки его времени».
Да, они выкрасили эти дома, превратили их в «попугайчиков», как метко их окрестили люди, но суть-то основа — это былое, созданное за многие годы советской власти. И это не на одно десятилетие. Только через многие. Многие годы изменится эта суть, когда будут построены новые дома, проложены новые дороги.
Ведь когда-то город был из одних землянок, потом стал деревянным, потом кирпичным, теперь он бетонный, в будущем, возможно станет стеклянным или стальным, или пластиковым. Возможно, человечество создаст и другие строительные материалы.
Но как встроить души людские?
«В сущности, мы все насильники, — неожиданно подумал Хвун, имея ввиду всех, большого и малого ранга чиновников. — Одни за свое насилие ничего не дают людям, а другие стараются хоть как-то облегчить их жизнь».
