которая двадцать лет проработала на этом посту, поставили, тоже специалиста из Омска и что… Разворовал всё за полгода. Сам в Москве, какие-то заказы, куда-то перечислял средства, распродал всё имущество дворца… Скрылся…
— Мы не одолеем эту напасть, эту заразу, в одиночку. Надо с народом брататься. — произнес художник Мерунов и уставился немигающим взглядом в чашку с чаем.
— На Чукотку прибывают жадные до власти и денег внуки Троцких, Парбусовых, — всего революционного отребья, которое развалило Россию тогда, развалит ее и теперь. Это я вам, как историк говорю, — сказала Лазатина.
В тишине слышно было, как напряженно и взволнованно дышит Вершкова, как угрюмо пыхтит Мерунов, как с умиротворенным испугом втягивает в себя воздух верующая Тотке.
— Прежде была диктатура КПСС, теперь диктатура денег. А эта диктатура посильнее партийной, потому что она бессмертна. — убежденно, протяжно, точно читала молитву произнесла Тотке. — Надо покориться. А плод — это явление природы, может Бога, чтобы мы двигались к совестливости и душевной чистоте. И каждый сам за это в ответе.
— Открытая толстовщина, — отрезала мрачно и тихо Лазатина.
— А я на всё происходящее тоже смотрю глазами проигравшего, вступил в разговор художник. А против лома, как известно, нет приема. А тут лом олигарха, причем, валютный.
— А я вот что из всего происходящего вынесла, — после вдумчивого молчания, спокойно оглядев всех присутствующих сказала Вершкова. Глаза ее были ясными, взор светлым и наполненным страстной верой. — Плод подарил мне настоящую любовь, а это великое счастье уже само по себе. Да, меня незаконно, незаслуженно снимают… Я только что твердо решила, что останусь работать в своем садике даже нянечкой. Да, я их переживу. Вечного ничего нет. Он уже в Лондон смылся. Олигарх наш. Он уйдет и все они, как короста со здорового тела нашей Чукотки слезут, сгинут, убегут отсюда. Вот тогда и закон и справедливость восторжествуют. Терпеть и работать нужно.
— Опять открытая толстовщина. Бьют по щеке, подставляй безропотно другую. А как бороться я и сама не знаю. — Лазатина налила в чашку горячего чая и стала небольшими глотками пить его. Её от волнения мучила жажда. Она ощущала в себе жар пустыни, будто она вдыхала пыльный горячий, воздух далекой жаркой древней земли, по дорогам которой, взметывая пыль, тащились арбы с человеческими пороками.
Несколько минут за столом все сидели молча.
И в эту минуту всеобщий мир, космический и земной, вселенский и микромир человека, вступи в новую полосу своего вечно изменяющегося состояния. Замедлились часы покоя и вселенской надежности, заспешили часы катаклизмов, природных цунами, землетрясений, угрожающих жизни человеку и всему живому явлений.
Но никто не мог знать этого.
Всё свершится позже, погибнуть сотни тысяч, миллионы людей.
— Беды в мире ничему нас не учат, сказала верующая Тотке. — А терпеть надо и жить честно, надо. Если не мы, так кто ж так будет жить.
— Я тут с вами на полной вашей стороне, — произнес художник вновь встряхнув своей седой львиной гривой волос на голове. — Мы, как пример, и другие к нам примкнут. Честных-то людей больше. Эти фу, ветерок неудач и их не будет. Как у одуванчика семена разлетятся. Насчёт плода, я так вымолвлю. Я видел его, держал в ладонях, пытался изобразить на холсте, но суть его почему-то исчезает, не поддается моему таланту. Но буду дерзать, может и сподоблюсь, может и получится что-то.
На том и разошлись, даже не наметив очередной встречи.
36. Перед завершением миссии
Стою возле Храма, возведенного в центре города, на самой большой городской площади. В пору моего детства и юности, на это площади проходили майские и ноябрьские манифестации, митинги за мир и военные парады. На трибуне, обшитой кумачом, стояли местные партийные босы, гремела музыка, звучали патриотические лозунги. Как это было давно!
Ушедшее короткое время сознание человека превратило почти в вечность. Смена эпох, смена мировоззрения.
Снесли памятник вождю, снесли четырёхэтажное здание бывшего окружкома КПСС. Площадь укрыли бетоном и тротуарной разноцветной плиткой, установили флагштоки и модные уличные фонари. Она стала огромной и красивой. Деревянный золотистый Храм доминирует над нею.
Я только что прочитал в одной из московских газет статью о построенном в Анадыре Храме. И мне подумалось, что люди, прочитав эту статью, решат, как разумна и счастлива жизнь здесь, на Крайнем Севере. Обман эта статья или — правда? Вот она.
Построенный в Анадыре Храм, является самым крупным в мире деревянным зданием такого типа.
Сколько на земле православных Храмов? Построенный в столице Чукотки кафедральный Собор Святой Живоначальной Троицы, по заверению самих строителей особый. Он уже сейчас становится символом, к которому тянутся не только жители, но и все прибывающие люди на Чукотку. Девять золоченых куполов, желтые светящиеся стены храма на высоком берегу лимана, на заснеженном пространстве, хорошо видны со всех сторон.
В течение 2 лет строители ассоциации «Экорт» (Экологически рациональные технологии) завезли из села Знаменское в Омской области, материалы в Анадырь и возвели Храм.
Даже строительство бетонного цоколя было сопряжено с трудностями. Грунт, где предстояло построить Храм, оказался талым, имеющим плюсовую температуру. Пришлось удлинить сваи и более прочным делать сам фундамент. Второй год, зимой, с помощью нагнетания вентиляторами морозного воздуха, ведется заморозка грунта. По периметру установлены специальные охладители, в народе называемые «керосинками», которые предотвращают оттайку грунта летом.
Генеральный директор ассоциации «Экорт» Владимир Гришмановский, руководитель стройки, рассказал, что подобных крупных храмовых деревянных зданий в мире нет, тем более на Крайнем Севере. На Чукотке свирепствуют не только морозы, (до минус 50), но и дуют шквальные, до 45 метров в секунду, ветры.
— Архитектор Павел Аверченко, один из первых стал сотрудничать с нашей фирмой. Проект Храм в Анадыре, — это его лебединая песня. Он спроектирован в виде пирамиды или чукотской яранги, — говорит Гришмановский, — поэтому шквальные ветер не натыкается на Храм, а обтекает его. К тому же строители использовали особые ветроустойчивые технологии. Фактически вся конструкция Храма от крестов, куполов и стен, скреплена с фундаментом, который особо прочный. В эту зиму ветры достигали до 43 метров в секунду. Храм прекрасно перенес эти ветры, без единого урона, хотя другие современные, построенные недавно, здания в городе, это известно, лишились части крыш, облицовки и так далее.
При строительстве Храма использовалось много различных пород дерева: стены сделаны из сибирской сосны, полы из лиственницы, и потолки из лиственницы, часть обшивки внутри Храма — душистая ель, на двери пошел ясень, в иконостасе применен ильм, кедр, липа и другие ценные породы. Стены сделаны двойные, а между ними пространство заполнено негорючим базальтовым утеплителем. Дерево пропитано антисептиками и антипиренами, которые охраняют его от огня, гниения, насекомых, атмосферных влияний. На кровлю пошли 4 мл. толщины медные листы. Медь, как утверждают строители, может простоять 5 веков без ухудшения своего качества. Колокола отлиты в Воронеже. Подобран звукоряд, каждый колокол имеет свою ноту. Колокола были опробованы и звучат они отлично.
Давление центральной части здания на стены, подчас перекашивает всё строение. Дерево — живой материал и строители, как рассказал Гришмановский, вынуждены были найти ряд не стандартных решений, чтобы избежать этого. Это была сложная работа, и в ходе ее многое приходилось осуществлять
