«Тудыть тебя через колено! – бормотал Вовус испачканными мокрой землей губами. – Будь я проклят, дурак! Валяюсь тут, как принцесса!»
Он поднялся на ноги, потирая поясницу, сделал неловкий и безнадежный взмах левой рукой, хрипло вякнул нечто малопонятное, а потом потерял равновесие и плюхнулся в лужу позади себя. Копчик снова взвыл острой болью, а под ним, вне Вовкиного тела, что-то хрустнуло. Сдвинувшись в сторону и пошарив пальцами в грязи, Вовка вытащил из-под себя свой мобильный.
«Ё… твою дивизию! Вот и позвонил!» – подумал он с досадой.
Надо было как-то выбираться отсюда, не дожидаясь, пока вернется чертов геликоптер, который Вовус так позорно проворонил.
Подняв голову и приложив ко лбу козырьком ладонь, Вовка стал рассматривать тьму над головой. Небо было затянуто тучами, однако тучи эти были уже просто темными, а не черными, что предвещало рассвет. Вокруг также слегка посветлело.
Прямо перед собой, метрах в трех, Вовус разглядел пологий край обрыва, то есть тот, с которого он скатился в фольксе, а обернувшись, увидел, что стоит на краю выступа, за которым разверзлась новая пропасть. Вовус догадывался, что там, за краем, метрах в двадцати внизу – каменистое дно ущелья и речка, сейчас очень полноводная.
Он вытер со лба то ли дождевую воду, то ли пот. Ему стало жарко, хоть воздух и был очень холодным.
– Мать-перемать, а если б я сюда рухнул?! – удивился своему счастью Вовус, сделав осторожный шажочек вперед и заглянув вниз. – Сон в руку, сон в руку…
Облегчение сменилось смутным беспокойством: он подумал о брате и о Вере. Вдруг убийца вернется? Вдруг он будет не один?
– Не раскисай, иди вперед! – решительно приказал себе Вовус, добавив к произнесенной фразе пару матерных выражений, возымевших ободряющее действие.
На прощание обошел свой «фольксваген». Лежавшая на боку серебристо-серая машина словно бы светилась изнутри, как инопланетный корабль. Хозяйский глаз различил вмятины на кузове.
Вовус сказал тихо:
– Прощай, друг…
И пошел к обрыву, с которого скатился пятнадцать минут назад.
Из гигантской ямы Вовка выбирался, наверное, целый час. Идти вверх было невозможно тяжело: ноги скользили в грязи, вязли в размокшей земле. Вовус хотел сохранить ноги хотя бы отчасти сухими, поэтому он старался наступать на куски асфальта. Получалось не больно хорошо. Сам себе он напоминал белого медведя на Северном полюсе, прыгающего со льдины на льдину. Только «льдины» у него были черные. Да и сам он больше напоминал мокрого трубочиста. Развлекая себя мыслями о мишках на Севере, Вовус таки выбрался на дорогу и бросил прощальный взгляд вниз, на свой автомобиль.
Грустный фолькс лежал брошенный, одинокий и беспомощный. Владелец машины прошипел ругательство, адресованное ливню и обвалу, повернулся спиной к обрыву и побежал прочь. Серое утро светлело.
Холодные щупальца ливня стекали Вовусу под капюшон, на шею, но под курткой его одежда еще оставалась сухой. Тем не менее он мерз все сильнее. Пытаясь согреться, Вовка ускорил темп.
Вовус попытался посчитать, сколько часов потребуется ему, чтобы добраться до Дома. Ехал он со скоростью не больше ста километров в час, и времени от его отъезда и до того момента, как он свалился в яму, прошло около сорока минут, за вычетом того получаса, что он продремал на обочине. Значит, проехал он километров сорок. А бежать он будет со скоростью пять километров в час, то есть на обратную дорогу потратит восемь часов.
Огляделся и вспомнил о старой дороге на Домбай, по которой отец возил их с братом в горы. Старая дорога скакала с горки на горку, шокировала резкими поворотами и частенько пугала путников камнепадами. Новую трассу строили по пословице: тише едешь – дальше будешь, в результате чего протяженность пути выросла почти в два раза.
Вовус старую дорогу очень любил – за те давние поездки с ночевками в палатке, с кострами и рыбалкой.
Живо сориентировавшись, Вовка сбежал с трассы в лесополосу, продрался сквозь кусты, выскочил на слой мягкой плотной мертвой травы. Отсюда начиналась нехоженая степь. Было так пустынно, что Вовусу показалось, будто на всем белом свете он остался совсем один, окруженный бесконечным пространством и поливаемый нескончаемыми струями дождя.
Дорога нашлась минут через двадцать, к тому времени целина, покрытая кочками и низенькими коварными малоразличимыми кустарниками, утомила Вовку до такой степени, что он начал спотыкаться на каждом шагу.
Выбравшись на старую дорогу, Вовус вздохнул с облегчением. Согласно расчетам, идти ему предстояло еще четыре часа. По новой дороге он плелся бы семь.
И тем не менее очень скоро Вовка измотался до такой степени, что темнело в глазах. Иногда он с надеждой оборачивался, надеясь увидеть попутку, но никого не было, ни единой машины, телеги, арбы. Пытаясь подбодрить себя, время от времени он ругался вслух самым грубым образом и пытался черпать силы в мыслях о Вере. Только бы с ней и с Лексусом все было хорошо, думал он, ускоряя шаг.
Самой тяжелой частью пути оказался подъем на Змейку.
На последних ста метрах пути Вовке встретился удивительный объект.
Вместо того чтобы пойти по серпантину, Вовус нашел тропинку, срезавшую приличный участок пути. Недолго думая, не представляя себе, насколько труден будет путь вверх через лес, он свернул с серпантина на тропу. Вошел в лес, в его сырую глубину, получил пару раз ветками по морде. И, теряя силы, вдруг разглядел впереди, за деревьями, неопознанный объект. Вскоре объект принял форму автомобиля, а именно старенького «форда». Один такой «форд» был Вовусу очень знаком: он достался Вере и Асе в наследство от отца. Правда, припомнил Вовус, «форд» тестя был голубым, а этот – темно-синим.
Осматривая находку, Вовус вспомнил, что долгие годы «форд» тестя стоял в гараже, потому что Вера не хотела продавать его из сентиментальных соображений. А буквально три месяца назад какие-то негодяи взломали гараж и угнали автомобиль. Вера написала заявление в милицию, но сотрудники правоохранительных органов взялись за поиски без особого энтузиазма…
А теперь двойник похищенного старичка мок под дождем в лесу на горе Змейка. Кто-то поднялся на «форде» до середины серпантина, а потом задом съехал на небольшую поляну за кустами боярышника, скрывшего машину от любопытных взглядов с дороги.
Вовус присмотрелся к гладкому боку машины и разглядел, что краска на боку старого «форда» выглядела свежей.
Вовус покачал головой, недоуменно усмехнулся и отправился дальше. Через десять – пятнадцать метров он снова вышел на серпантин. До Дома оставалось всего ничего!
На пороге Дома Вовка почувствовал, что, открыв дверь, он тут же упадет на пол и уснет. А если в Доме находятся убийцы, то он будет их самой легкой жертвой.
Ключи нашлись неожиданно быстро – во внутреннем кармане отяжелевшей от воды куртки. Он отпер дверь и на полусогнутых ногах, качаясь, вошел в холл. Его замерзшее лицо и легкие обжег суховатый теплый воздух кондиционированного помещения. С улицы все запахи Дома казались острыми и яркими, а сильнее всего ощущался запах крови…
Дом был тих, будто бы даже пуст. Вовус заглянул на кухню, ожидая увидеть лужу крови на прежнем месте, но кухня сияла чистотой. Тогда он шагнул в сторону гостиной и привалился плечом к стене.
В комнате на диване спала Вера. Это был мирный сон, глубокий и крепкий. Ее лицо было абсолютно спокойно, лоб расслаблен, и брови Веры ровными черными линиями отделяли ясный чистый лоб от остальной части лица: глаз, прикрытых голубоватыми веками, крупного прямого носа, обветренных губ, словно бы искусанных в беспокойстве. Их цвет казался неожиданно ярким на бледном лице женщины.
Но еще ярче было то, что увидел Вовка на полу, у ног снохи: лужа крови.
Вовка сделал маленький шаг вперед и только тогда разглядел, что лужа натекла из простреленной груди его младшего брата, его единственного друга и по-настоящему родного человека. Лексуса.
А у Веры в руке был зажат «Макаров».
