блатным законам или прошли через зону, — всего семь человек: сам Леха, а также Винт, Хром, Шныра, Косой, Пинцет и Крым. Имен их Марат не знал, так как приблатненные «коллеги» общались друг с другом исключительно по «кликухам».
Шестеро остальных разместились под крышей четвертого домика. Кроме Марата и Дмитрия, там поселились Константин Лишнев, Святослав Фокин, Александр Гарин и Борис Седов. Последнего Дима совсем не запомнил во время путешествия по морю. Наверное, потому, что Борис все время спал на верхней полке в каюте.
Выяснив расстановку сил, Дима сначала огорчился, что придется жить в одном доме с Лишневым. Новость была из разряда неприятных. Однако, поразмыслив, Клоков пришел к выводу, что это все-таки лучше, чем оказаться в одной компании с бывшими зэками. Жить по их законам, плясать под дудку Лехи- Гестапо. Еще в период морского перехода до острова Дима проникся недоверием к этой компании, а теперь, поближе познакомившись с Лехой в лазарете, отчетливо понимал: хуже варианта и быть не могло.
В конце концов парень утешился тем, что в домике, кроме Лишнева, обитали и вполне нормальные люди, а именно — Александр Гарин и Святослав Фокин. Вместе с самим Дмитрием их было уже трое, то есть половина. Марат Доценко, несмотря на дружбу с Лишневым, тоже казался человеком вполне адекватным. В общем, Дима вздохнул и принял все как должное.
— Заходи, — сказал Марат, приоткрыв дверь.
Дима вошел и огляделся. Когда-то раньше здесь все было сконструировано и приспособлено так, чтобы по максимуму сберечь тепло. Маленький «тамбур», сразу после входной двери. Еще одна дверь, уже не такая толстая и крепкая, но обитая то ли войлоком, то ли еще каким-то утеплителем. А потом короткий коридорчик и плотная ткань, перекрывающая проход в жилую зону. Три преграды на пути холодного воздуха. Сняв утепленную куртку и сапоги, Дима прошел внутрь дома.
Там царил полумрак — такой же, как и в женском домике. Маленькое закопченное окошко уже не удивило Клокова, стало чем-то привычным, чуть ли не естественным. Света хватало на улице. Хижина предназначалась для того, чтобы в ней отдыхать после трудного рабочего дня, а для этого не требовалось ни солнца, ни яркого освещения. На вечер и на ночь — лампы на аккумуляторах, генераторные фонари да охапка свечей про запас.
— Вот твоя койка, — показал Марат. И тут же, недолго думая, забросил туда баул Клокова, который до того держал в руках.
— А кто рядом? — облизнув пересохшие от волнения губы, спросил бывший студент.
— Рядом? — Марат огляделся, почесал затылок. — Там, у стены, — Святослав Фокин. Упросил место в углу, образок повесить. Потом — Сашка Гарин. Следом ты. Дальше Борис Седов и я. С другой стороны, у окна — Костя Лишнев.
«Лишнев самое лучшее место выбрал, — неприязненно подумал Дима. — Помню, читал, пахан на зоне всегда место возле окна выбирает. Типа, круто. Вот и Лишнев туда же. Пахан, е-мое…».
Дима подошел к грязному закопченному окошку: из него открывался вид на женский домик. Поморщившись, Клоков шагнул назад, вновь огляделся по сторонам.
— Марат, а где все? — спросил он, вдруг припомнив, что сто лет не видел сотоварищей из бригады.
— Как это где? — Доценко, сидевший на койке, даже подпрыгнул от удивления. — На работе, конечно!
— А почему никого не видно? Где они, что делают?
— Генератор резервный ставят, — махнул рукой Марат. И вдруг засмеялся: — Слушай, здесь все, как в шпионском фильме! Не видел еще трубы печные? Пойдем, покажу.
Он встал с места, двинулся к печке, потрескивавшей то ли дровами, то ли углем, в дальнем углу комнатки.
— Вишь, какая? — спросил Доценко, рукой вычерчивая извилистую линию.
Дима проследил за указательным пальцем собеседника. Труба у печки и впрямь была удивительная. Она уходила не вверх, а вбок. Причем старую кирпичную кладку разобрали совсем недавно, заменив обычную вытяжку на толстую железную трубу, которая, как ни странно, шла не вверх, а к полу! И исчезала где-то за стеной дома.
— Просек? — ухмыльнулся Марат. — Такая вот штука в каждом доме. И знаешь, что самое прикольное? Эти трубы по земле идут. В сторону, чуть ли не на сто метров. К скале. Лишь там уходят вверх. Так что, когда мы топим печь, дым где-то над скалой уходит в облака.
«Еще один факт в пользу того, что наши работодатели обожают игры в секретность, — подумал Клоков. — Черт! Зачем же им все это надо?!»
Но вслух он спросил совсем о другом.
— Марат, я, конечно, не печник, профан в этом деле. Однако тяга вверх должна идти. Иначе печь по-черному топиться будет. Весь дым внутри помещения останется.
— Точно! — кивнул Доценко. — А потому, здесь есть очень хитрая штука — воздухонаддув.
Он похлопал ладонью по небольшому ящику, который стоял неподалеку от печки. Дима, осмотрев прибор, увидел патрубок, толщиной с человеческую руку, который подходил к железной печной трубе.
— Ага! — понял он. — Когда растапливаешь печь, надо запустить электромотор. Поток воздуха разгонится по магистрали. Труба понемногу разогреется, возникнет тяга. Дым пойдет к выходу, а не внутрь комнаты. Хитро.
— Именно, — поддержал Марат. — Мы тут хотя и недолго, но таких прибамбасиков много нашли. Тот же дизель-генератор, что наши сегодня монтируют. Он расположен в подземной пещере. Выхлоп — точно так же, как дым из нашей печи — отводится в скалы. В трещины. Чтоб создавалась иллюзия, будто из-под земли, из-под камней дымок «курится». Впрочем, дизель-генераторы сам увидишь, еще запасной монтировать надо. Сегодня тебе нельзя на работы, Зинаида не велела. А завтра — смена, в полный рост.
— А ты чего? — дослушав Марата, спросил Клоков. — Ты чего тут?
— Сегодня дежурю по казарме, — приставив ладонь к виску, пояснил Марат. — За печью приглядываю. Тут, знаешь, центрального отопления не имеется. Если погаснет огонь да налетит холодный ветер, останемся ночевать при минус десяти. Жизнь медом не покажется. Так что будем по одному, по очереди, оставаться в избушке — хранителями огня.
— Выходит, — задумчиво глядя на закопченное окно, не удержался Дима, — ты и за огнем присмотрел, и за Зинкой…
— А то ж! — ухмыльнулся Марат, ничуть не обидевшись. — Надо место застолбить, пока не поздно. Люблю я, знаешь, светленьких…
Дима опустился на свою койку, подпер голову руками. Ни о каком чувстве Доценко к «Зинке- корзинке», как назвала ее повариха, речи не шло. Точно так же, как у Лехи-Гестапо к Любане. Были животные инстинкты, которые просились — нет, рвались! — наружу. Требовали удовлетворения. И каждый выкручивался, как мог. Как позволяли обстоятельства.
Дима снял теплый свитер, лег на койку и накрылся одеялом. Говорить ни о чем не хотелось.
— Ты отдохни покудова, — поддержал его Марат. — Правильно! Зинка говорила — тебе надо сегодня побольше лежать. И есть. Покемарь пока. А я за печкой послежу да за углем потом сбегаю.
«Зинка-резинка, — подумал Клоков. — Такая же давалка, как и Любаня…».
Он горько усмехнулся, повернулся на бок. Закрыл глаза, притворяясь, будто спит.
Информация о том, что Любаня «неровно дышит» в сторону Лехи-Гестапо, таки дошла до нужного адресата. Это Клоков понял на следующее утро. Стычка Кости Лишнева и лидера «партии зэков», как окрестил ее Дима, произошла сразу после завтрака. Кто кого зацепил, кто кому не уступил дороги — оставалось только догадываться. Скорее всего, инициатором потасовки выступал бывший спецназовец, так как в истории с Любаней именно его можно было считать пострадавшей стороной.
Дима только-только успел встать из-за стола. Холодно поклонился поварихе, обронив дежурно- равнодушное «спасибо», как в тамбуре что-то загрохотало.
— Ссука! — раздался крик. — Попишу, в натуре!
Мгновенно образовалась цепочка людей, рвавшихся в тамбур. Дима оказался в хвосте «очереди», но
