— Не без этого, ваша милость! На сем торговля стоит. Но и риск немалый — если бы мою повозку воины местного пана нашли, то не сносить мне головы. А потому в обход шли, коней притомили, страху натерпелись, и все лишь для пользы богоугодного ордена Святого Креста, коему наша матерь-церковь покровительствует.
— Откинь дерюгу! — Андрею надоели славословия купца. — Я хочу твой товар посмотреть!
— Да, ваша милость, сейчас. — Торговец услужливо засуетился, отдергивая дерюгу и открывая содержимое. И первое, что бросилось в глаза, — длинные бруски из какого-то дерева, что занимали по длине почти всю отнюдь не короткую повозку.
— Это тис, ваша милость, он намного лучше, чем ясень или вяз, из которого в здешних землях луки делают. Мне по случаю досталось, из восточных Карпат в Плонск завезли. Задорого купил, по два гроша дал…
— Хватит брехать, Заволя. С дурика привезли, ты за бесценок и прикупил — такая заготовка для двух луков грош стоит, красная ей цена. А вяз или ясень за полгроша идут. — От гневного голоса священника купец махом скривился, но тут же вернул прежнее умильное выражение, надеясь подороже всучить залежалый товар.
— Так ведь нужный он, батюшка. У пана Сартского арбалетчиков много, а тис-то всяко лучше вяза…
— На полсотни шагов дальше бьет, и только. Арбалет на полторы сотни. Так что разница не велика. Не возьмут у тебя здесь ничего.
— Как же так, святой отец?! Вез, рисковал…
— А почему они длинные такие? — спросил Андрей, прервав причитания торговца, и тут же поймал на себе недоуменные взгляды, будто ляпнул неслыханную глупость, и решил поправиться: — Везти такие неудобно. Из повозки едва не торчат. Могли и увидеть.
— А, ваша милость, — облегченно протянул купец, взглянув с некоторым одобрением, — благодарствую за заботу, только лучные мастера длинные бруски берут и потом на два пилят, дабы каждому по руке было, кому длиннее, а кому покороче. По руке, значится. Да и редок тис — ядовит, скотина дохнет, вот и извели его. Только там, на востоке, он еще в горах растет.
— А еще что привез? — спросил Андрей, не в силах оторвать свой взгляд от брусков: не мог вспомнить что-то важное, о чем он знал давно, но как-то запамятовал. А ведь читал когда-то про тисовые луки…
— Доспехи там ратные, из кожи. Почти новые, с дюжину. Ну, некоторые самую малость попорченные. Но мы их подлатали. Топоры хорошие, три десятка, наконечники для стрел, пара сотен.
— Продырявленные, ты хотел сказать. Бывшие в употреблении, — хмыкнул Андрей, оценив предприимчивость купца. Расчет тот имел верный — паны Сартский с Завойским наверняка попытаются взять реванш, и белогорским селянам придется несладко. Потому они будут рады купить у него втридорога оружие и доспехи.
«А ведь на этом и нам нужно сыграть. Страх перед разъяренными панами сделает местных аборигенов намного сговорчивей. И за „крышу“ мы с них хорошо стрясти можем. Нет, надо сделать иначе, как у наших рэкетиров принято — пусть сами себя защищают, но при этом и нам платят», — Андрей хмыкнул, и тут в памяти всплыло то, самое нужное, что он прочитал в романе Конан Дойля «Белый отряд» про тисовые луки.
— Мы возьмем у тебя всю повозку — в Белогорье не повезешь!
Вот тут орденцев проняло от таких слов — они все вылупили на него глаза с немым воплем, в котором читалось одно. Особенно красноречивым был взгляд отца Павла, в котором прямо прорвалось:
«Ты что творишь, самозванец хренов! Зачем нам это дерьмо?! Ты почто казну орденскую, и без того тощую, как вымя козы, такими дурными тратами изводишь?!»
— Тридцать злотых, ваша милость. — Купец радостно выдохнул, глаза полыхнули алчным огнем. Еще бы — знатные рыцари платят не торгуясь, а потому можно заломить несусветную цену, но тут же опомнился и заканючил скороговоркой:
— Хороший товар, очень дешевый. Задарма почти отдаю, себе, бедному, в убыток, лишь бы орден Креста смог этих панов унять, чтоб наша церковь довольна была!
— Хорошая цена, справедливая! — почти благодушным голосом бросил Андрей и крепко сжал руку священника, который хотел разразиться гневной отповедью на такой беззастенчивый и наглый залом цены.
— Сейчас мы все быстро подсчитаем. Полсотни брусков по грошу, это два с половиной злотого. По грошу, купец, — красная цена! Не спорь! Три десятка топоров по пять грошей. Это тоже хорошая цена, купец, — без топорищ берем и неточеные. Такие на грош дешевле будут. Но мы по пять берем, цени нашу щедрость. Это еще на семь с половиной злотых. Доспехи кожаные, «бэу», так сказать, дадим по пятнадцать грошей, как за новые. Это еще столько же будет. Наконечники по полгроша примем за пару, итого на пять злотых!
Андрей быстро производил подсчет, умножая цифры в голове и переводя гроши в злотые, и чуть не засмеялся, глядя на ошарашенные лица купца и старого священника, ошеломленных таким проявлением математических способностей.
— Итого на двадцать два с половиной злотого, — подвел итог Андрей и сделал вывод, что местным барыгам далеко до так называемых менеджеров в его времени. Те даже дерьмо ухитряются продавать и из воздуха деньги делать. И нанес ошеломительный для купца удар:
— Арбалет плохенький, но так и быть, возьмем за пять злотых, переплатим в полтора раза. Это я так, сегодня добрый! То же и секиры — по злотому. Но и половинку злотого за риск и усердие. Итого три десятка золотых монет. Расплатись с ним, брат Павел, он честный малый.
Купец разевал рот как рыба — попытка содрать с орденцев подороже у него не вышла, да еще своего оружия при этом лишился. А священнику, который уже открыл рот, Андрей хитро подмигнул, и тот поперхнулся словом, сообразив, что командор ведет какую-то хитрую игру.
— Арбалет… Это… И секиры, ваша милость! — пришел в себя торговец, но Андрей не дал ему возможности вытребовать обратно свое оружие.
— Я сказал, что забираю все оружие и содержимое с повозки! Ты попросил тридцать злотых. Цена тебя устроила, нас тоже. А потому сгружай вон у тех навесов, Заволя!
— Дык как же я обратно безоружным поеду, и с такими деньжищами?! А вдруг тати?! — во весь голос взвыл купец.
— Ты прав, — хмыкнул Андрей и добавил непонятное: — Нам с тобой еще предстоит коммерцией заняться, — и повернулся к Арни. — Дай ему два наших топора и охотничий лук с двумя десятками стрел. Это тебе дар от ордена, отобьешься в дороге. А в упор стрелять лук более годится, арбалет тут не пляшет! Пока его зарядишь…
— А какие нам еще торговые дела решать, ваша милость? — В купце явно имелась предприимчивая жилка, а потому нужные для себя слова он махом выловил в чужой речи и перетолмачил на свой лад.
— Через шесть недель ты привезешь сюда вдвое больше тисовых брусков, длинных, точно таких. Возьмем по грошу штуку. И тул для стрел сотню, не меньше. — Купец непроизвольно охнул, не сдержались и орденцы, ибо размеры заказа впечатляли.
— И стрел длинных, для дальнобойных арабских луков, с узкими наконечниками на броню, оперенных — три тысячи! Вот таких длинных, — он взял палку и прикинул размер — как раз до середины тисового бруска.
— Дык не успею, срок-то короткий, — запричитал купец и умоляюще сложил руки. — Где я столько тиса враз возьму?
— Хочешь жить — умей вертеться! — с легкой гримасой неудовольствия парировал его просьбу Андрей и зло усмехнулся, сжав зубы.
— Тогда привезешь за четыре недели втрое больше брусков от нынешнего — полторы сотни! Мне как раз хватит, не луки же из них делать. Но доставишь тул две сотни, и стрел вдвое больше от сказанного! А если раньше на день сюда прибудешь, то ползлотого тебе дам за спешность. На четыре дня — два злотых. Считать умеешь? Но без обмана, все привезешь новое и хорошо сделанное, изъянов всяких быть не должно. Смотри у меня!
