прокормишь. Вот почему мы десятину им скинули, а они вместо двух сотен три выставят вскоре, почти всю молодежь под ружье призовут. Нам лучники сейчас намного важнее, чем деньги. Но они должны быть и пахари, а там такие земли пустуют.
— Ты хочешь сказать…
Старик задохнулся от догадки, настолько она его изумила. Никитин же только усмехнулся и пожал плечами.
— Нужно их брать под свою руку обратно, по крайней мере те селения, что наши раньше были. Что касается мора… Я их прошел — болезни уже нет, и вряд ли будет. Так что время терять нельзя, а то паны расторопнее окажутся — пан Сартский об этом уже намекал.
— Даже так?
— Мимоходом, вскользь, но что-то такое он говорил, не откровенно, конечно. А десятина? Мы ее так и так потеряли бы. Взамен же лучников получили. Но свое возьмем. Я тут покумекал немного — кроме прямых ведь есть косвенные налоги. У нас тракт, а потому будем драть за проезд и пошлину с торговцев. Небольшую для начала. Главное, чтобы торговать начали, а там посмотрим и прикинем, что к чему. А вот и наш гонец, сейчас услышим, что он нам скажет хорошего.
Орденец в запыленном красном плаще подскакал прямо к ним и лихо спрыгнул с лошади, что тяжело водила боками.
— Посланник нунция отбыл в Плонск, ваша светлость! И еще — дозорным «синим» был неким конным слугою передан этот свиток и сказаны слова, о которых вы заранее предупредили десятника: «Слоны идут на юг».
— Это хорошо, — только и сказал Андрей и взял свиток. Развернул, прочитал, наморщив лоб. И передал священнику со словами: — Даже моих куцых знаний латыни вполне достаточно, чтобы понять изложенное человеком, еще хуже меня владеющим этим языком. Почитай, брат!
Отец Павел быстро пробежался взглядом по письму и с нескрываемым уважением посмотрел на Никитина.
— Ты полностью прав, брат-командор, что отправляешь обратно половину наших конных. В Белогорье они нужнее. Но можно ли верить этому человеку? Не обманет ли он?
— Ложь ему боком выйдет, и он это знает! А вот Бяло Гуру потерять мы не имеем права!
— Сотня хирдманов — слишком серьезная угроза, чтобы нам пренебречь этой опасностью. Встречался я с ними пару раз…
Старый рыцарь скривился и машинально потер рубец, что был почти полностью скрыт бородой.
— Ну, пан Сартский, ну, щучий сын! — Андрей засмеялся, вот только смех его был грустным и неискренним. — Как бы между нашими молодыми рыцарями склоки не вышло — кому с нами идти, а кому обратно в Белогорье возвращаться?!
— Я сам с ними о том поговорю.
ГЛАВА 7
— Какая тут убогость! — тихо прошептал Андрей, медленно оглядывая замок. Хотя такое слово совсем не подходило для высившегося перед крестоносцами укрепления.
Обычный частокол из заостренных бревен, крайне небрежно и торопливо сложенная из валунов и раствора невысокая башня. Чуть ниже, в лощине, приютились два десятка крестьянских домов, маленьких и низких, будто половина стены в землю ушла, превратив хижину в полуземлянку. Рядышком разбиты крохотные огороды, по сотке, не больше. И то по доброй половине из них нужно было не ходить, а взбираться, настолько крутой был склон.
— Хлеб мы вовремя привезли, — отец Павел говорил глухо. — Их ждет голодная зима, и не первая. Тут даже собак почти нет.
— И дичи в горах мало, — горестно усмехнулся Андрей. Он полностью вымотался за эти три дня чрезвычайно трудного пути, но не в препятствиях тяжелого, а в той мокрой тягомотине, что постоянно лилась с неба. От кольчуги валил пар, лошади еле волочили за собой тяжелые телеги.
— Вздрогнули, навались!
Полдюжины лучников в грязных серых плащах на руках выволакивали повозку из ямы, куда она свалилась из-за небрежности возницы с красными, как у кролика, от усталости глазами.
— Лошади совсем из сил выбились, брат-командор! Отдых будет как нельзя для нас кстати. — Отец Павел вытер мокрым рукавом сутаны лицо — и стал похож на нищего из трущобы с потеками грязи на лице.
— Не помешало бы нам помыться, особенно тебе, святой отец, — ухмыльнулся Андрей.
Дав шенкеля, он направил усталого коня в открытые настежь замковые ворота, сколоченные из толстенных дубовых плах. Жеребец, прочувствовав ситуацию и догадавшись, вот умная скотина, что внутри ждет его овес, величаво нырнул под воротную арку — Андрей склонился к гриве, чтобы не зацепить потолочное бревно.
Их давно ждали — трое коней «синих», отправленных сюда с утра, совершенно сухие, накрытые попонами, стояли под навесом и уже лениво жевали сено. Рядом фыркали хозяйские кони, отнюдь не в столь жалком виде, как поначалу представлялось Андрею.
Довольно сытые и круглые лошадки, числом в семь, косили глазами в сторону гостей. Лето, отъелись на траве, а вот зимой будет для них туго — сена вряд ли запасли много, добрых покосов в горах мало. А овса вообще нет, не сеют его здесь.
— Ваша светлость. — Скуластый воин взял коня под узду рукою, единственной, но крепкой.
Своенравный жеребец это прочувствовал сразу и встал как вкопанный, проявив исключительную терпимость, хотя до того замаял Андрея своими пакостными выходками, только по милости своей не сбросив с седла неумелого кавалериста.
— Я кастелян замка — Анджей Рагоза. Барон приказал в каждом доме греть воду и встречать дорогих гостей. Давно ждем… Боже, как давно…
Кадык у воина дернулся, все лицо разом сморщилось, словно он захотел зарыдать, но сдержался. И Андрей мысленно посочувствовал тезке — первый раз за долгие годы к ним пришла помощь.
А ведь нет ничего хуже, как воевать с лютым и многочисленным врагом, постоянно надеяться на помощь, но в глубине души знать, что ее не будет. Он покосился на священника — лицо старика окаменело, а через грязь было видно покрасневшее лицо.
Отцу Павлу было намного хуже, чем ему: стыд одолевал за то человеческое равнодушие, преодолеть которое не смог даже он. И лишь «пинок» нунция из Кракова достиг желаемого — крестоносцы выбрались из Белогорья.
— Болото оно такое, завсегда засасывает, — пробормотал Андрей под нос и спрыгнул с седла, глухо лязгнув навьюченным на него железом доспехов.
Оглядел внутренний двор, примерно такой же, как в Белогорском замке. Тут все было сбито чрезвычайно плотно, имелась даже коптящее небо кузница. И, сопровождаемый кастеляном, направился в башню, что выполняла многие функции — и жилой дом, и житница, и последнее убежище, если враги ворвутся в крепость.
Там его ждали две служанки, худые женщины лет тридцати, с острыми, как у галок, лицами, и тут же отвели в небольшую комнатку, где исходили паром две большие бочки.
Душа Андрея разом возликовала — о таком удовольствии, как принять горячую ванну, он мечтал все эти два месяца, что пребывал в чуждом для него мире. Вошедшие вслед за ним Арни и Грумуж, теперь не только постоянные телохранители, но и его собственные оруженосцы, которым он вручил на турнире серебряные пояса и шпоры, принялись в четыре руки освобождать командора от доспехов.
Разоблачали споро и быстро, со сноровкой и опытом, так что через пару минут Андрей, в костюме Адама до грехопадения, уже орлом восседал в бочке, испытывая неслыханное наслаждение.
— Твою мать, но как хорошо! — только и произнес он с нескрываемым удовольствием — над поверхностью воды выглядывала только голова. Зато все тело, хоть и поджав колени к груди, нежилось в
