брандера.
— Капитан-лейтенант Дугдаль шел первым! — тихо напомнил адъютант, и Спиридов кивнул. Оставалось надеяться, что три других офицера будут более удачливы в своем дерзком предприятии.
Ждать пришлось долго, Спиридов мучительно вглядывался — ему мешали отсветы пламени на уже загоревшихся от русских бомб турецких кораблях. И тут почти одновременно зажглись на черной стене турецких мачт два ярких пятна, а через минуту в воздух взметнулись два ярких столба — то взорвались брандеры, набитые бочонками с порохом.
— Ура!!!
Единодушный выкрик обезумевшей от радости команды перекрыл рев канонады. И тут же рванул четвертый, последний брандер — небольшой столб пламени вырос чуть левее от места сдвоенной первой атаки.
— Ура!
— Виват!
На борту «Москвы» царило ликование — брандеры нашли свои цели, сцепились и взорвались. Теперь осталось…
— Ш-в-а-х!!!
Чудовищные взрывы закачали стоявший на якорях линкор. В течение минуты в небо взметнулись яркие языки пламени — то почти одновременно взорвались крюйт-камеры трех турецких кораблей. Горящие обломки разлетелись над бухтой и огненным дождем обрушились на сгрудившийся турецкий флот. Зарево пожаров моментально накрыло всю черную массу кораблей в бухте. А ветер весело раздувал пламя…
Добрые полчаса старый адмирал смотрел с кривой ухмылкой на огромный погребальный костер, в который превратился могучий и многочисленный турецкий флот, и тихо пробормотал себе под нос:
— Теперь можно и дерзать!
Берлин
— Ваше величество, срочное донесение от Манштейна! — Голос дежурного офицера вывел прусского короля из тревожных размышлений. Фридрих Прусский протянул руку к долгожданному свертку.
Старческими, но отнюдь не дрожащими пальцами он сломал печать, развернул бумагу и медленно прочитал текст. Криво улыбнулся, пробормотав еле слышно:
— Драка кривых со слепыми окончилась, теперь началось избиение! Как я ошибался тогда!
В голосе короля слышался нескрываемый сарказм. Вот уже год, как он с интересом взирал на войну своего ненавидимого им восточного соседа с турками. Поначалу схватка и развеселила его, и обнадежила. Осенние непонятные маневры армии Румянцева и еще более нелепые метания турок вызывали лишь улыбку, отчего он и назвал эту войну дракой между кривыми и слепыми. Смеялся…
Но каков итог? Русские овладели крепостью Хотин и стянули свои лучшие войска в Молдавию, выбив оттуда османов.
Потом еще одна оплеуха — Азов опять стал русским, Таганрог заново отстраивать начали, по Днепру укрепились. Татарские орды вышвырнуты за Кубань, а московиты подошли к отрогам Кавказа…
С сухим треском в пальцах короля сломалось перо — ему стало ясно, что все эти непонятные действия императора Петера имели четкую цель — обложить Крымское ханство со всех сторон и покончить с ним. Теперь вопрос только во времени.
Местный хан Каплан-Гирей увел большую часть своих диких татар в Валахию, на присоединение к главным силам турецкой армии. Русские этим и воспользовались, закрепившись по Днепру и обложив Очаков с Бендерами, отсекли путь татарам назад.
Вот он, план, во всей красе, а он жестоко ошибся, неправильно оценив их маневры, что выманили большую часть орды из Крыма. Теперь «любезный друг и брат» Петер хочет разбить армию визиря в Молдавии, полностью развязав себе руки с Крымом.
И вот донесение Манштейна, что при русской армии обретается, — под Ларгой десять тысяч турок истреблено, татары бежали. Не это удивительно, а то, что русские потеряли меньше сотни солдат. Турецкие укрепления были разрушены артиллерийским огнем, пошедших на прорыв османов встретили убийственным огнем из новых винтовок и полностью выкосили — те даже не добежали до врага…
Наличие этого грозного оружия и остановило год назад короля, когда он стал подумывать о возвращении присвоенной русскими Восточной Пруссии. У «любезного» Петера, как говорят сами русские, семь пятниц на неделе. Постоянно пишет, что не прочь возвратить Пруссии те земли, но делает совершенно противоположное — всех местных пруссаков к присяге себе подвел. Вот такие его слова и дела!
Нет, надо еще ждать! Если ввязаться в войну, когда в Польше очередная панская заматня идет, когда Австрия оружием у границ бряцать начинает, ведь тешинский вопрос с ней до сих пор не урегулирован, то можно крепко обжечь руки. Нет, пока нельзя!
Перевооружить армию нарезными мушкетами с русскими пулями — придумал же их Кулибин, такую вещь, в ствол легко закатывается, а при выстреле сама в нарезы входит от расширяющихся пороховыми газами стенок. На это время потребно — с год, не меньше.
Да и соседи сейчас не спят — сами такими ружьями свои армии перевооружать готовятся. Вот только затраты огромные, враз не осилить. Лет десять, никак не меньше, нужно для того, чтоб все солдаты такие мушкеты получили, а то и больше. Да и не нужна спешка, если воевать не придется, а мерами дипломатическими своих целей добиться.
А потому следует сделать все, чтоб русские подольше увязли в войне с Турцией. А еще лучше, чтоб и в польские дела «сердечный друг» Петер влез! Вот когда северные медведи обессилят, можно и вмешаться, пригрозив. Пусть откупаются Восточной Пруссией с Кенигсбергом, да еще Киль с Голштинией не худо бы вытребовать!
Но нет — свою Голштинию царь не отдаст. Он может с турками замириться ради нее и обрушит свою армию на Берлин, а ведь Западная Пруссия и Бранденбург с Померанией до сих пор от прошлой Семилетней войны не отошли. Да еще цезарцы, шлюхины дети, свои руки на его владениях погреть захотят, это как пить дать!
Король в раздражении отбросил перо — Цорндорф, Гросс-Егерсдорф и Куненсдорф показали тогда, что русские умеют драться, ведь в последнем сражении многотысячная армия пруссаков была не просто разбита, а разбежалась. Русские тогда вошли в Берлин.
— Нет уж! Я буду выжидать, время терпит. А завтра мне есть о чем поговорить с русским послом!
Юконский острог
Золотой прииск удивил Алехана — нет, золота имелось много, вот только добывали его каторжным трудом, другого слова он просто не находил. Он раньше считал, что руки у него натруженные, но не предполагал, как брат ухитрился такие мужицкие мозоли себе сделать.
Зато сейчас все понял — чтобы намыть пуд золота, надо перекидать лопатой огромную кучу песка и щебня с отвалов. И не просто бросать, а на решетчатый лоток, что под углом стоял в ледяной проточной воде.
Золото тяжелое, и падало на шкуру, разложенную на дне, а простой песок сносило водой. Вроде нехитрая работа, но жутко выматывающая, Алехан уже через три часа совершенно не чувствовал поясницы — онемела вся, свинцом налилась с непривычки. И ноги заледенели, хотя работники в воде менялись через каждые четверть часа.
Четыре десятка мужиков — русских и алеутов — работали с хрипом и матами, включая батюшку, что как заведенный повторял после очередного хулительного слова «прости мя, грешного, Господи».
Только индейцы местные не трудились, они к такой работе и непривычные были, да и не почитался у них такой каторжный труд. Зато охрану несли бдительно и на подхвате стояли. Хоть шерсти клок…
— Да уж! — только и пробормотал Алексей. — Раньше я как-то не задумывался, откуда червонцы берутся!
— Что говоришь-то, Алеша? — Григорий бросил бадейку, которой черпал песок, и повернулся к брату.
— Трудненько добывать золотишко!
