— Да нет! Место здесь богатейшее, с одной кучи полпуда намываем. А раньше самородки чуть ли не с кулак были, мы их за раз с десяток пудов насобирали. Сегодня уже полтаза намыли — а это почти два пуда без малого.
Григорий тяжело вздохнул — умаялся. Да и с похмелья тяжко работать, хоть и здоровьем Боженька и родители не обидели. Хорошо вчера посидели, вот только выходной делать не стали — лето короткое, а золота намыть много надо, чтоб в начале августа он с братом золото отсюда караваном увез, и побольше, пудов полтораста. Тогда презренного металла с лихвой хватит и царю отправить, и у испанцев закупить продовольствие и всякие нужности.
— Что вздыхаешь, брате? — с ехидцей спросил Алехан. — Ведь сам говорил, что место сие богатое. Или устал, поди?
— Не устал, замаялся маненько. Здесь много золотишка, но есть еще богаче. Намного богаче — бери, не хочу.
— И где ж такое чудо? И почему там не моете? Идти далече?
— Идти близко. Там за горой озерце есть — дно золотом прямо усеяно, по полпуда самородки есть, а то и больше. Собирай только…
— Так что ж не собираете-то?
— Три сажени глубина. Да не это плохо — вода там ледяная даже в жару. Мужик по прошлому году один нырял, из камчатских, пяток достал. С десяток фунтов веса в каждом из них было. Один так вообще с кулак! С мой кулак, не детский, отнюдь!
Григорий покачал своей лапищей, а Алехан задумчиво почесал затылок — размер самородка его впечатлил основательно.
— И что? Сбежал с ними?
— Отсюда бежать некуда, брат! За три дня он сгорел от лихоманки.
— Жаль мужика, — однако в хмыканье Алехана сострадание не проскользнуло. Он только спросил деловито: — А воду спустить нельзя?
— Камень сплошной. Перемычку долбить, так сизифов труд будет — там полверсты скальника. А золота много — мы обошли озеро, с долбленки «кошки» кидали, да где уж там. Дно усеяно, водица как хрусталь, все видно.
— Ты царю отпиши, он что-нибудь придумает, башковитый у нас государь-батюшка!
— Напишу! Давай-ка лучше туда сходи, к вечеру дойдете, переночуете на месте, у Игнат-креста. Сам все и увидишь собственными глазами.
— Давай, и то дело! — Алехан обрадовался, но виду не подал. Горбатиться ему уже порядком надоело. К грубой натужной работе не лежала у него душа, не то воспитание. Вот повоевать, да чтоб кровушка во все стороны летела, то это завсегда можно. А чтоб пахать с утра до вечера, да еще так?!
— Флотского офицерика взять нужно — он в Петропавловск поплывет, там все и расскажет наместнику.
— И то дело — давай тогда, брат, собираться в дорогу. Надо торопиться, чтоб к вечеру тебе там быть. Я в остроге останусь — маятно что-то…
Гречиничи
— Ваше императорское величество! Бендеры взяты штурмом! Сераскир сдался со всем гарнизоном!
Запыленный молодой офицер с обвязанной грязной тряпкой головой радостно скалил зубы, сверкая глазами на запыленном до черноты лице.
— Какие потери?! — Петр сразу спросил о наболевшем.
Армия таяла как весенний ледок на солнце: непривычный жаркий климат и скудная еда дорого обходились — больных ежедневно считали десятками. Если бы не поставленная медицина, наличие врачей в каждом полку, госпиталей при дивизиях, самые драконовские приказы по поддержанию санитарии на приемлемом уровне, то был бы вообще кошмар.
— Пятьсот сорок убитых да свыше тысячи раненых, государь, — адъютант князя Долгорукова отвечал с некоторой опаской. За излишнюю русскую кровь царь сурово наказывал. А потому офицер живо добавил:
— Османы дрались с утра до вечера, их пять тысяч положили. Еще десять тысяч в плен взяли, из них половина янычар. Вся артиллерия досталась — три с половиной сотни пушек и мортир, да к ним 30 тысяч разных бомб и ядер. Пороха тысяча бочонков, не подсчитали еще толком. Двадцать тысяч пудов одних сухарей да провианта всякого, что они для армии визиря в крепости собрали и хранили.
— Это хорошо, очень хорошо, — Петр удовлетворенно хмыкнул, кивнув головой.
Потери меньше тех, на которые он рассчитывал, отдавая приказ на штурм. Но больше, чем хотелось бы. Но тут ничего не попишешь — турок в крепости сидело чуть ли не столько же, как осаждающих их солдат Долгорукова. Да еще янычары — те до последнего воюют!
Захваченного провианта хватит всю русскую армию полмесяца кормить без отказа. Не это ли благо? Только одно плохо — осадный корпус к завтрашнему сражению не успеет, а две дивизии, пусть и потрепанные, пригодились бы сильно.
— Кавалерия и казаки еще вчера вышли маршем, сегодня к вечеру здесь будут! — Офицер словно прочитал его мысли.
— Два полка драгун, полк гусар и три полка донских казаков да курень запорожцев и еще оба своих батальона егерей генерал-аншеф сюда отправил на подводах для спешности. Подставы на пути им сделаны — князь заблаговременно о том распорядился.
— Молодец князь, расторопен. О пользе думает. Да, вот что…
Петр задумался, вертя в руках врученный гонцом пакет. Он не любил сразу читать донесения, предпочитал вначале хорошо опросить посланца — ибо тот, зачастую не зная содержимого депеши, мог поведать кое-что иное, о чем в письменном тексте могли утаить или просто запамятовать.
— Кто особо отличился при штурме крепости?
— Бригадир Власов с Ингерманландским и Новгородским полками первыми ворвались в Бендеры через взорванную миной стену!
— Старый знакомец, — благожелательно фыркнул Петр. — В прошлый раз со своими ингерманландцами успел к Гостилицам вовремя и сейчас отличился! Ну что ж — быть ему генерал-майором, и так долго в бригадирах ходит. Так ведь?
Вопрос относился к Гудовичу, и тот моментально доложил:
— Три года с лишним, с сентября нынешнего четыре будет, — начальник штаба имел хорошую память и помнил о том, что у самого Петра с памяти выветривалось.
— Подготовьте приказ, Андрей Васильевич, о его производстве. — Петр крайне неохотно раздавал генеральские чины, устроив будущим полководцам «чистилище» в виде бригадирства.
Сам этот чин был отменен, но должность осталась, и ее занимали полковники. Если с бригадой офицер не справлялся, то его немедленно убирали обратно на полк, и наоборот — толковому командиру полка поручали командовать бригаду. И срок был определен — не менее трех лет. Справился — получай густые генеральские эполеты, нет — снимай с погон корону, будь простым полковником.
Этим решением дорога в генералитет была приоткрыта для башковитых и энергичных, пусть и не «породистых». А вот родовитые и бесталанные тем отсекались, и связи не помогали — ты, друг любезный, бригадой три года откомандуй, и чтоб на лучшем счету была, без потерь от болезней или казнокрадства. И чтоб солдаты обучены были, стреляли хорошо, здоровы и энергичны. Ответ перед самим императором держать будешь.
А потому эту должность невзлюбили карьеристы и подхалимы, что без мыла кое-куда пролезть хотели. Про таких в армии с насмешками говорили — голову из грязи высунули, зато ж… там осталась. На виду ведь у всех бригадиры, очковтирательство не поможет, лень и нерадивость сразу в глаза бьют. Тут честно служить надобно, исправно лямку тянуть.
— А кто первым на стену крепостную взобрался?
Петр спросил с интересом — ведь из множества доблестных и отчаянно храбрых солдат мало кому удается в таком случае в живых остаться, оттого уцелевшему и вся слава надлежит. А таких солдат или
