— И не подавится!
— У, како смердит, окаянное!
Мальчишки, как встревоженные галчата, носились вдоль берега, махая руками. Кое-кто из сорванцов не удержался на раскисшем дерне и ухнулся в речку, благо невысоко падать — только брызги в разные стороны плюхнули.
— Прости, мя, грешную, узрела зверя невиданного! — Сморщенная старушка истово осеняла себя крестным знамением, но на колени не падала. Да и остальные прихожане, сгрудившись у отворенных врат храма, только крестились, не кричали — «ратуйте, православные, спасайтесь», как раньше…
Вверх по Каме, изрыгая из высокой трубы клубы черного дыма, глухо стукая ступицами широких колес по вспенивавшейся воде, медленно плыл кургузый и нескладный корабль, на котором отсутствовали мачты, паруса и привычные весла, а без них даже легкий струг не выгребет против стремительного течения могучей реки.
— И зовется сие чудо пароходом! — Степенный купец с лопатообразной бородой по всей груди, в добром кафтане с золотой цепью поперек живота, жадным взором уставился на реку. — И движется он по реке посредством дров, кои нагревают воду в пар, а тот вращает колеса. Вот и плывет это рукотворное чудо и волочет за собой баржу с тысячью пудов клади. А может и более потащить!
К знающему человеку прислушивались все собравшиеся на берегу, числом не менее доброй полусотни. Одеты отнюдь не бедно, многие и побогаче — и собрало их здесь не простое любопытство.
— Чей он?
— А стоит сколько?
— Кто ж спроворил сей кораблик?
— И сколько их?
— Как долго плыть вверх супротив быстрицы могут?
Вопросы посыпались градом — новинка вызвала самый живейший интерес. Да и не праздный — грузы тащить вверх по течению Камы удовольствие из недешевых, а тут само плывет! Да на дровах, почитай, задарма. Лесов-то вдоль реки много, рубить и рубить хоть сто лет можно.
— Сотворил его титулярный советник Ползунов Иван Иванович, что в Мотовилихе заводом управляет! Он там машины эти паровые делает, что на заводах уральских ставят. У меня одна такая руду вынимает, сотню работников заменяет. Сами знаете, что крестьян от нас отписали, велели впредь волею нанимать. Где столько людей сразу найдешь? Машина эта чудная вот недешево обошлась, но доход уже приносит.
— Да знаем про паровики, Степан Миронович! Ты о пароходе толкуй!
— Три их пока построили, все в казну отписаны! Но управляющий еще несколько штук строит на заводе, и мы можем под это дело деньгами вложиться. Сами подумайте, сколь извлечь из этого дела можно?!
Юконский острог
— Ох, ты, мати! Да сколько же его тут?!
Алехан кое-как сглотнул. Комок, вставший в горле, мешал дышать. А ведь верно говорят — в зобу дыханье сперло.
Голубой овал озерца был зажат со всех сторон горами, поросшими густым лесом. Странная природа — на той стороне Чукотка совершенно голая, одна тундра кругом, лишь на Камчатке сосны стоят. А здесь, на Аляске, кругом тайга дремучая, будто Сибирь, зверье почти непуганое.
И золото прямо под ногами набросано, вот только близок локоток, да не укусишь. Увиденное впечатляло — хрустальный овал с полсотни сажень в длину, да тридцать в ширину, дно чистое, ровное, будто родным российским песочком вымощена площадка в парке. Только песочек этот в солнечных лучах ярко играет, в озерной глади свет его так ломается, что золотое сияние от воды отходит.
— Это что?! Все золото, Алексей Григорьевич?!
Молодой моряк с курчавой шкиперской бородкой тоже кое-как сглотнул — представшее перед их глазами зрелище и на него произвело ошеломительное впечатление. Только бородатый казак остался равнодушен к увиденному, зорко посматривал по сторонам, сжимая в крепких ладонях барабанную винтовку, которую все привыкли называть штуцером.
Да два индейца, данные старшим братом в проводники, почти не смотрели на озерное дно — тяга белых людей к желтому металлу была для них пока непонятна. Ведь ни на что не годится, мягкий больно — то ли дело железные топоры и ножи да те же ружья.
— Золото, свет мой Антоша, золото и есть. Самое доподлинное. А вот и Игнат-крест стоит! Помер здесь мужик, нырял сюда.
Срубленный из ствола лиственницы крест был выше Орлова на добрый аршин, потемневший, суровый. Этот край с лихвой забирал жизни человеческие, слишком негостеприимен он был к пришлым людям…
Берега у озера были обрывистые и сразу уходили вниз почти вертикально. Спуститься к воде было невозможно, и лишь в одном месте к хрустальной глади шел относительно пологий откос. Именно здесь они и стояли, хмуро глядя на воду.
Орлов уже убедился, что вода не просто ледяная, а какая-то смертельно стужная. Стоило опустить в нее ладонь, как от холода заныли зубы, а тело под теплой паркой покрылось холоднючими мурашками. Нет, нырять сюда за самородками он бы не стал ни за какие коврижки, даже под страхом смертной казни.
— Байкал-дедушка суровенек, но он живой, хоть и строгий. Да и теплый. А сие озерце мертвое. — Казак хмурил брови, а глаза были настороженными.
— С чего ты взял, Кузьма?
— А с того, Алексей Григорьевич, что ростом ты велик, но не видишь многое. Здесь ни травы-тины нет, ни рыбешек малых. Мертвое озеро, вот так-то. А оттого место это худое!
— Брось каркать, Кузьма! — Казаку, своему доверенному человеку, Алехан позволял многое. Меринов пристал к нему еще в Якутском остроге, куда его злая воля начальства закинула с Иркута-реки, где он имел хозяйство. И вот уже семь лет тот был рядом с ним, не раз отвел неминуемую смерть от копья алеута или колошской стрелы. Да и
— Нам бы это золото как-нибудь достать! — вслух подумал Орлов. — Отвести воду невозможно, тут скалы одни. Взрывать надобно, так на то тысячи пудов пороха потребны. Вычерпать? Смешно! Тут и тыща народа за месяц не управится, а дождями осенью опять все до краев зальет. Что делать будем, братцы? Богатство-то какое впусту лежит!
— Тут золота на многие сотни пудов, если не тысячи. — Мичман Антон Караваев задумался, и неожиданно его лицо прояснилось, что сразу же заметил бывший гвардеец.
— А ну-ка, ну-ка, выкладывай свою задумку, — голос Орлова стал вкрадчивым, сразу почувствовал он запах «жареного», интуиция была еще та, от многих невзгод спасала.
— Три года назад в Кронштадте государь был! С людьми занимался, а мы случайно подсматривали. Все в кожаной одежде были, плотной, швы варом промазаны, чтоб вода не попала. А поддевка шерстяная, чтоб в воде холодно не было, — осень поздняя стояла. На головы капюшоны кожаные надеты, а в них маска с глазами из толстого стекла, чтоб под водой смотреть. С бочонками у нашего корабля возились, под днище приспосабливали. Для чего сие делали — непонятно! Но под водой эти пловцы долго находились, по три минуты, а то и более.
— Не может быть?! — Орлов оживился. Моряку он поверил сразу, и в голове у него начал тут же складываться план. Но спросил, желая уточнить: — Они сами так долго были или хитрое приспособление какое применяли? Ведь больше минуты и я не нырял еще ни разу! А государь наш хитер и на выдумки всяческие горазд!
— Видел на них бочата махонькие на спинах из бронзы. Трубка от них в рот прямо шла, в кожаном нашлепнике. А на бочатах вертушки сверху стояли, они их и крутили, когда под воду ныряли. И пузырьки воздуха по воде шли, то я сам видел. Будто дышали они там!
— Воздух в эти бронзовые сосуды накачан был. Или помпой, или мехами. Но много не накачаешь, так, пяток раз вздохнуть и выдохнуть. Оттого и пузырьки по воде шли.
