— А для чего же их тогда перебрасывают?
Вологодский хотя и всплеснул руками, искренне удивляясь, но смотрел твердо и внимательно.
— Судя по всему, для сбора наложенной Совнаркомом продразверстки на наше крестьянство. Как раз перед посевной села и накроют, излишки зерна, если не все, из закромов выгребут. А этих хлеборобов ведь нам кормить придется, Петр Васильевич.
— Это с какой стати?
— Красные не будут драться с нами в Западной Сибири, они ее сдадут, — Арчегов говорил глухо, голос был напряжен.
— Извольте объясниться, дражайший Константин Иванович! На основании каких данных вы сделали это свое умозаключение?
Вологодский буквально впился глазами в собеседника и в едва сдерживаемом волнении даже стал притопывать по мягкой ковровой дорожке, что устилала вагонный коридор.
— Выслушайте меня внимательно, Петр Васильевич. Мы проехали пару тысяч верст, и нигде, вплоть до Перми, я не видел военных приготовлений. И главное — железная дорога практически не функционирует, она дышит на ладан. Переброски войск, особенно массированные, невозможны. Они исключены полностью.
Арчегов усмехнулся, скривив губы, демонстративно постучал пальцами по оконному стеклу и посмотрел Вологодскому прямо в глаза. Тот напряженно молчал, не отводя взгляд.
— Вся транспортная инфраструктура сейчас в разрухе и полном запустении. Большевики с трудом пропихивают наши эшелоны с делегацией, всего с одним только полком и парочкой бронепоездов. Вагонный парк малочисленный, если не сказать, что недостаточный! Вы сами припомните — часто дымили на встреченных станциях паровозы? Маневрировали они по путям? Видели вы, как идет подготовка платформ, ремонтируют ли водокачки? Стоят на путях платформы с грузами или с накрытой брезентом военной техникой, да теми же пушками?
— Нет, очень редко, — после короткой паузы отозвался председатель правительства, наморщив лоб и припоминая. — Сооружения нигде не ремонтировали, это сразу бы в глаза бросилось. И эшелоны с войсками раза три только встретились.
— То-то и оно, Петр Васильевич. А это и гнетет меня, и наводит на размышления…
— Пойдемте в мое купе, Константин Иванович. И за чашкой чая обсудим ваши соображения. Может, так мы найдем ответы — и на сомнения, и на возникшие вопросы?
— В Каинске, Барабинске и Татарской идет формирование 8-й Тобольской, 9-й Ишимской и 10-й Курганской стрелковых дивизий, комплектуемых из уроженцев Западной Сибири и Урала. Отмечена переброска маньчжурских батальонов, которые по одному или два придаются каждой дивизии. Они вербуются из китайцев и японцев, но есть и корейцы. В Маньчжурии на линии КВЖД, при Заамурских охранных батальонах развернуты учебные команды, там за три месяца готовят из наемников солдат.
— Умеете вы обрадовать, товарищ Шапошников!
Троцкий уцепился пальцами за кончик своей узкой бородки, что свидетельствовало, что председатель Реввоенсовета Республики пребывал в крайне скверном расположении духа.
Однако коренастый военный в наглаженном френче, что выдавало в нем кадрового офицера бывшей императорской армии, не обратил на реплику «главнокомандующего» должного внимания и тем же въедливым тоном продолжил свой доклад.
— На Омском направлении установлено появление танков. По данным разведки, на вторую декаду мая назначен сбор отпускных, якобы для проведения учебных сборов, что позволит противнику в две-три недели довести численность всех соединений и частей действующей армии до полного штата. Это без призыва на службу запасных и без включения в состав новобранцев, проходящих обучение.
— Как они начнут свое наступление, товарищ Шапошников? И что могут достигнуть?
Троцкий справился с охватившим его волнением, но настроение стало еще хуже. Еще бы не расстроиться от таких известий!
Восточный фронт держала только 5-я красная армия, насчитывавшая пять стрелковых дивизий. Но каких?
Три были порядком обескровлены в зимних боях под Новониколаевском и Омском. Еще две, наголову разбитые белыми, 30-я и 35-я дивизии, кроме номеров и штабов, имели лишь несколько тысяч необученных рабочих и совершенно ненадежных мобилизованных крестьян, а потому находились в резерве и спешно приводились в порядок. Плюс малочисленная кавалерия, которую и принимать в расчет не следовало.
Сибиряки норовили выставить против трех омских дивизий три армейских корпуса — шесть стрелковых дивизий с сильной кавалерией, укомплектованных по полному штату в пятнадцать тысяч едоков, половину из которых составляют активные штыки и сабли.
Да вдобавок во втором эшелоне и резерве белые имели войска Иркутского военного округа — еще две стрелковых и казачью дивизии, а также гвардию. И это без учета Забайкалья и Приамурья, где было по одной стрелковой и казачьей дивизии, и двух отдельных туркестанских стрелковых бригад. И самое страшное — южнее Омска, в степной полосе, линию перемирия удерживала только одна потрепанная кавалерийская бригада красных, против которой развертывался конный корпус из трех полностью укомплектованных казачьих дивизий.
Тот еще враг, казачня — лютый, умелый, непримиримый! Недаром он к ним испытывал стойкую ненависть!
— Наша Омская группировка будет обойдена массой вражеской кавалерии с юга, окружена и уничтожена, в лучшем для нас случае, в течение двух недель после начала наступления, — голос начальника оперативного управления полевого штаба был бесстрастен.
Бывший полковник Генерального штаба императорской армии до тонкостей знал свое дело и не предавался эмоциям. И этот тон уязвил Троцкого — уничтожение главных сил армии за две недели назвать лучшим случаем?! А что ж тогда худший?! Неделя или несколько дней?!
— Потому представляется необходимым начать немедленный отвод наших частей за Ишим и тем самым избежать окружения. Либо немедленно усилить нашу 5-ю армию не менее чем тремя свежими стрелковыми и двумя кавалерийскими дивизиями.
— У нас нет резервов для усиления восточного фронта, товарищ Троцкий. Да и переброска войск чрезвычайно затруднительна.
Главком Каменев, тоже из «бывших», поправил пальцем длинные усы, искоса, с укоризной во взгляде, посмотрел на предреввоенсовета, который прекрасно понял, где здесь «собака зарыта».
Именно сам Троцкий в ноябре прошлого года распорядился передать 3-ю армию на южное направление, против Деникина, самонадеянно посчитав, что с колчаковцами покончено раз и навсегда. Эта его ошибка дорого обошлась Республике, и приведет, в чем Лев Давыдович уже не сомневался, к еще более тяжким последствиям.
— «Сибиряки» готовятся нарушить заключенное в марте перемирие и начать боевые действия уже в начале июня… Несмотря на то что их делегация прибыла для переговоров… Но есть одна странность…
Каменев сверкнул глазами и посмотрел на Шапошникова. Полковники что-то скрывали, и Троцкий это заметил. Крепко сжав пальцы в кулак, спросил резким, чуточку взвинченным голосом:
— Какая еще странность?!
— Отмечена переброска полка Гвардейской сводно-стрелковой бригады из Новониколаевска на восток. Более того, судя по имеющимся разведывательным донесениям, в течение двух-трех недель еще один полк этой бригады будет переброшен в Иркутск.
— Что-то тут не так, — только и произнес в задумчивости Троцкий, снова дернув себя за бородку.
В отличие от Шапошникова и Каменева он был не военным, а политиком. И умел здесь увязывать концы с концами — с одной стороны, Сибирская армия явно готовит наступление с решительными целями, а с другой — Вологодский завтра уже будет в Москве и станет говорить о мире, а не о войне, иначе бы не отправился в эту поездку.
Тогда к чему сейчас идет такая нарочитая демонстрация?! Явно не правительство стоит за этим
