затянула шнурок сумки и, прижав драгоценную ношу к груди, поднялась.
— Вот, возьмите еще, — произнес бархатный мужской баритон, и перед ее опущенными глазами возникла ладонь с пыльным серебряным рублем.
Долли подняла глаза на говорившего. Перед ней, строго прищурив яркие синие глаза, стоял высокий красивый шатен лет двадцати пяти. Он протягивал ей монету левой рукой, потому что правая у него висела на широкой черной перевязи.
— Спасибо, — скромно поблагодарила незнакомца княжна, взяла монету и шагнула вперед, пытаясь обойти молодого человека.
Но он заступил ей дорогу и строго спросил:
— И откуда у тебя такие деньги, красавица?
— Я выполняю поручение своей хозяйки, — быстро нашлась Долли, — несу ее пожертвование настоятелю храма.
— Вот как? Это — очень почетное дело, давай я провожу тебя и прослежу, чтобы деньги попали по назначению, — сказал незнакомец и посмотрел на девушку с недоверием, явно считая ее воровкой. Долли сразу поняла, что от него все равно теперь не отделаешься, поэтому она улыбнулась молодому человеку своей самой обворожительной улыбкой и кивнула в знак согласия.
Он пропустил княжну вперед, а сам пошел с ней рядом, искоса рассматривая эту странную крестьянку. Долли с сожалением решила, что, похоже, она перестаралась с улыбкой, девушка прибавила шагу и еще через пару минут они подошли к кованым воротам в белой ограде церкви.
— Спасибо, что проводили, вам нет нужды взбираться на эту крутизну, ведь вы ранены.
Девушка сочувственно посмотрела на черную перевязь на руке незнакомца и кивнула на крутую лестницу, ведущую к входу в храм Святого Владимира.
— Я, вообще-то, ранен в руку, — весело парировал незнакомец, — поэтому моим ногам ничто не мешает подняться вместе с тобой.
— Как хотите, — согласилась девушка, развернулась и стремительно побежала вверх по крутой лестнице, решив, что если ее провожатый такой дошлый, то пусть побегает за ней.
Но молодой человек не отставал и, обогнав Долли, открыл перед ней тяжелую створку дубовой двери. Услышав шаги у входа, отец Серафим, следивший за мастерами, кладущими перекрытия, обернулся и пошел навстречу посетителям.
— Вы что-то забыли, ваше сиятельство? — обратился он к гостю.
— Нет, я сопровождаю к вам важного курьера с деньгами, — объяснил молодой человек и кивнул на Долли, стоящую за его спиной.
— Ах, ваша светлость, я вас и не заметил, — засуетился священник, — прошу простить, здесь пока еще темно. Вы хотели посмотреть, что сегодня начали делать?
— Нет, батюшка, я принесла деньги от графини Апраксиной, — сказала Долли, — но не сочтите за труд, сосчитайте, я по дороге уронила сумку, вдруг не все деньги собрала, здесь должно быть пятьсот рублей.
— Конечно, сейчас сосчитаю, — согласился отец Серафим, взял у Долли кожаную сумку и прошел в ризницу.
— Вот как — «ваша светлость»… — удивленно протянул молодой человек, — и что девица благородного происхождения делает в крестьянской одежде на улицах Москвы?
— Я очень сочувствую всем беднякам, потерявшим кров, помогаю им, как могу, и одеваюсь так же, как они, — скромно ответила княжна, опуская глаза. Ей очень хотелось засмеяться, глядя на изумленное лицо своего провожатого, но она боялась обидеть незнакомца.
— Хм, первый раз слышу такое от женщины, — хмыкнул молодой человек, скептически пожав плечами. Было видно, что он не верит ни одному слову девушки.
— Может быть, вы имели дело только с эгоистичными женщинами, которым не свойственно милосердие? — произнесла Долли, не поднимая глаз. Она боялась расхохотаться, ведь розыгрыш получился великолепным.
— К вашему сведению, этот храм восстанавливается на деньги моей семьи, — взорвался незнакомец, — двоюродный брат моей матери, действительный статский советник Вольский, сам подал ходатайство губернатору о его восстановлении и пожертвовал сюда большие личные средства.
— А, так вы представитель главного благодетеля? — догадалась княжна, — отец Серафим говорил мне о вашем дяде, даже фамилию называл, но я ее не запомнила.
— Ну, зачем запоминать фамилию человека, жертвующего огромные деньги на восстановление церкви, ведь это — рядовое событие, все так делают, — обиделся ее собеседник.
— Конечно, так и есть, — согласилась Долли, забавляясь в душе, — вот и наша семья так же поступает.
— Да, что-то я не то говорю, — помолчав, растерянно сказал молодой человек, — раз мы с вами делаем общее благое дело, позвольте представиться, сударыня, я — ротмистр лейб-гвардии Уланского полка граф Михаил Печерский, не окажете ли мне честь сообщить ваше имя?
Долли молчала, опустив глаза, она и так попалась на вранье, назвав себя служанкой тетушки, и теперь ей совсем не хотелось снова оказаться в неловком положении, но и называть свое имя она также сочла неразумным. Ее быстрый ум прокручивал разные варианты ответа, наконец, девушка решила сказать правду, при этом не сказав ничего конкретного.
— Я — племянница графини Апраксиной, и, как я уже сказала, выполняю ее поручение.
— Вы не хотите назвать мне свое имя? — простодушно осведомился Печерский, — я не произвел на вас хорошего впечатления?
— Не я это сказала, — лукаво ответила Долли, пожимая плечами — растерянный граф был таким забавным, что разыгрывать его было одно удовольствие.
Их разговор прервал отец Серафим, вышедший из ризницы с кожаной сумкой в руках.
— Передайте, пожалуйста, мою благодарность ее сиятельству, я пересчитал: все деньги на месте, вы можете не беспокоиться.
— Я очень рада, и обязательно все передам тете, — пообещала княжна, попрощалась со священником и направилась к двери. За спиной она услышала, как ее новый знакомый простился с отцом Серафимом и быстро пошел вслед за ней. Он обогнал девушку и здоровой рукой открыл перед ней тяжелую дверь.
— Позвольте мне хотя бы проводить вас, — робкий голос молодого человека звучал совсем потерянно.
Долли подняла на него глаза, увидела его совершенно растерянное лицо и, не выдержав, расхохоталась.
— Да бог с вами, хотите провожать, так идите, я живу рядом, — сквозь смех проговорила она, — только, чур, ничего у меня не выспрашивать, можете говорить только о себе.
Она легко сбежала по крутой лестнице, ведущей с холма на дорогу, и направилась в сторону своего переулка. Нежданный провожатый легко догнал ее и зашагал рядом.
— Хорошо, раз вы разрешили, я буду рассказывать о себе. Я, как все в армии, прошел в этой войне от Ковно до Москвы, а потом обратно к границе и дальше по Европе. Под Лейпцигом был ранен, и теперь нахожусь на лечении в подмосковном имении моей семьи. Здесь я выполняю поручение дяди, он — большой чин в министерстве иностранных дел, и сейчас уехал вместе со своим министром в Париж — подписывать капитуляцию французов, попросив меня присматривать за восстановлением этого храма. Его мать, а моя бабка, была урожденная Лопухина, и эта церковь, примыкавшая к их владениям, всегда была семейной.
Они свернули в Колпачный переулок и начали подниматься в гору, вдоль беленой стены старинных палат.
— Вот этот дом тоже был построен моими предками, а теперь принадлежит моей дальней родне, — касаясь ладонью нагретых солнцем кирпичей, рассказывал молодой человек, стараясь заинтересовать свою молчаливую спутницу. — Мама мне говорила, что Лопухины по велению Петра Великого предоставили этот дом гетману Мазепе, когда тот жил в Москве, а после его измены им это припомнили.
Он с надеждой посмотрел в серьезное лицо девушки, старательно опускавшей глаза, чтобы не рассмеяться, но, не поняв ее настроения, снова начал рассказывать:
