Всё-таки я ваш должник. А после займёмся руками.
- А после вы заснёте, - возразила Мериам, ловко скормив ему первую ложку. - У меня всё само прекрасно заживёт.
Шардаш съел всё до последней капли. Если сначала фыркал, выражая недовольство, что с ним обращались, как с ребёнком, то потом с таким аппетитом заглатывал бульон, что адептка боялась за свои пальцы.
После еды профессора потянуло в сон. В качестве десерта попотчевав Шардаша морошкой - тот уж совсем обленился, позволяя Мериам делать всё, что угодно, - адептка вытащила из-под него одеяло и, поколебавшись, начала раздевать. Никаких колких замечаний не последовало: уморенный профессор дремал.
- Пальцы тёплые, - неожиданно изрёк он, распахнув оба глаза.
Адептка взглянула на свои руки: они замерли на груди профессора, стаскивая рубашку.
- Ложись, - Мериам взвизгнула, когда Шардаш завалил её на себя. - Белки красные, позёвываешь. Напрыгалась уже. Сама хотя бы поела?
- Да, - пролепетала адептка, дивясь странному, непривычному профессору.
И дело вовсе не в обращении на 'ты', а в интонациях голоса, в том, как Шардаш, наплевав на приличия, распутывал колтун в её волосах. Сосредоточенно так, но аккуратно. А Мериам так и полулежала на его груди, упершись в неё ладонями. Потом резко села, скатившись на одеяло, и заявила, что ляжет на полу.
- Почему? - разочарованно протянул Шардаш.
Адептка не нашлась, что ответить, и нервно провела рукой по волосам, будто приглаживая их. Профессор пару минут пристально смотрел на неё, потом махнул рукой и отвернулся. Мериам по дыханию знала: не спит. Адептке тоже хотелось прилечь, но смущала вдруг ставшая неприличной близость к Шардашу. В ней появилось что-то личное, интимное, мешавшее пристроиться под боком профессора. Однако усталость взяла своё: зевнув, Мериам затушила очаг и световой шар и пристроилась на краешке постели. От порога тянуло холодом, одеяло было у Шардаша, поэтому адептке пришлось свернуться калачиком, чтобы согреться.
- Мериам! - чуть вибрирующим низким голосом позвал профессор.
Адептка сама себе удивилась: её будто что-то толкнуло к Шардашу. Профессор перекатился на другой бок. Его руки обвились вокруг талии Мериам, прижав к себе.
- Вы... вы поступили нечестно, мэтр! - адептка отчаянно пыталась вырваться, но, даже раненый, Шардаш легко справлялся с её потугами и хохотал.
- Да, это твоя четвертинка, - выдохнул профессор в ухо Мериам. - Если меня не слушает человек, послушает зверь.
- Моя мать - светлая, не из вашего клана, - адептка тяжело дышала, уморённая борьбой. Ей показалось, или рука Шардаша сползла вниз?
- Мериам Ики, я использовал совсем другой способ воздействия. А теперь закрыли рот, перестали брыкаться, и спать! Могу поцеловать на ночь.
Мериам отказалась, заёрзала в объятиях Шардаша и попросила ослабить хватку. Тот убрал руки вовсе, пробормотал что-то невнятное и заснул. Приподнявшись, адептка постаралась разглядеть в темноте его лицо, потом отодвинулась, устроившись так, чтобы едва касаться профессора.
21
Регенерация оборотня, помноженная на мастерство мага, дала результаты. Страшные переломы срастались, боль беспокоила Шардаша только при резких движениях и капризах погоды.
Мериам тоже не жаловалась на раны. Плечи зажили, шрам на руке вывел профессор. Прикосновение волшебной палочки напоминало щекотку. Блестящие частички на миг скрыли кожу адептки. Когда они рассеялись, от нападения оборотня не осталось и следа.
Мериам забрала заплечный мешок и обезвредила капкан, чтобы в него не попался ещё кто-нибудь. Вернулась пешком - на этом настояла сама. Морозный воздух румянил щёки и очищал сознание. Обдумать предстояло многое, в том числе, утреннее предложение Шардаша вернуться к людям. Оно прозвучало неожиданно, когда Мериам готовила завтрак. Профессор мотивировал его тем, что не желал адептке серьёзных неприятностей:
- Это уже дружба, Мериам, на это посмотрят иначе. Исключат из школы. Да и ведёте вы себя странно. Сначала тепло, потом холод. Всё утро от меня будто прячетесь.
- Просто... просто вы меня смутили вчера, - чуть слышно пробормотала адептка и нечаянно щедро сыпанула в кашу соли. Когда заметила, было поздно.
- И что же такого я сделал вчера? - насупился Шардаш. Сидя на кровати, он буравил Мериам взглядом. - Попытался вести себя по-человечески?
- Просто вы...
Адептка не закончила фразу и отвернулась. Вздохнула и добавила:
- Увы, я не такая. Простите.
- Хорошо, адептка Ики, получите кнут, - неожиданно резко сказал Шардаш и потянулся за волшебной палочкой. - Ну, чего глазами хлопаете? Не желаете забирать мешок - не забирайте.
- А как же каша...
- Выметайтесь! - рыкнул профессор и, позабыв о сломанной ноге, необдуманно со всей силы топнул по полу, чтобы тут же скривиться от боли и пройтись по умственным способностям людей.
Испуганная Мериам не посмела ослушаться, бросила кашу и не шагнула - прыгнула в вихрь перемещения, спиной ощущая ярость Шардаша. Что её вызвало, адептка так и не поняла, однако по возращению твёрдо заявила, что никуда не уйдёт, пока честное имя профессора не восстановят. Тот встретил её решение ледяным молчанием.
С тех пор минула неделя.
Шардаш уже ходил, хромая, с помощью самодельного костыля, но ходил, утром и вечером подлечивая ногу. Магия вернулась к профессору в полной мере, поэтому, маясь от вынужденного безделья, он накачал столько силы в кристалл перемещения, что хватило бы на дюжину переходов. Зато характер Шардаша испортился: вернулась прежняя въедливость, придирчивость, колкость. Мериам снова ощутила все прелести жертвы, но терпела, не позволяя себе плакать. Она списывала злобу профессора на болезнь.
Спали они в разных углах: Шардаш недвусмысленно дал понять, что никого греть больше не собирается, 'а если холодно, одеваться надо теплее'. Мериам обиделась, напомнила, что не сама ему в постель лезла, на что получила едкое:
- Рад, что с нравственностью у подрастающего поколения всё в порядке, а вот фантазия разгулялась. Я просто заботился о вашем здоровье. Теперь же, когда вы ничем не болеете, в этом нет необходимости.
Мериам непривычно было спать на полу у очага - и жёстко, и холодно. Пару раз она даже порывалась попросить Шардаша позволить прилечь на краешке, но раздумывала, бросив взгляд на спину профессора. Отныне он всегда спал к ней спиной.
Так пролетели десять дней.
Зима закружилась снегом за окном, завьюжила тропинки, играла с эхом в дымоходе. Воду приходилось брать из полыньи, а плескаться в сенях в лохани. Зато еды прибавилось. Шардаш расставлял ловушки и приносил зайцев. Когда смог опираться на раненую ногу, начал перекидываться и охотиться на всё, что видел, слышал и чувствовал. Мериам видела как-то, как он задрал кабана. Загнал на лёд, повалил одним ударом и рванул зубами горло. Всё это на глазах до смерти перепугавшейся адептки, под ноги которой через минуту швырнули страшный подарок. Мериам завизжала, отшатнулась и, поскользнувшись, на пятой точке съехала вниз по склону. Шардаш облизал окровавленную морду, рыкнул и скрылся в лесу. С чувствами адептки он считаться перестал, даже перекидывался в доме. Мериам приходилось
