категорию музыкальных заставок.
— И это очень уместный термин, раз уж имеются свидетельства, что моей музыкой заключенных заставляют что-то такое делать, — сказал Кристофер.
Мы все расхохотались.
Тем не менее в воздухе витала какая-то неловкость; тон беседы то и дело перескакивал с иронии на искреннее желание заработать.
— И это только в одном допросном помещении, — вспомнил Дэнни. — А если их там целая дюжина? Тут уже серьезными суммами попахивает. Кстати, а кто у них заказчик?
— Хороший вопрос, — сказал Кристофер. — Наверное, правительство. Как ты думаешь, это мне на руку или нет?
— А может, установим отдельный тариф для МОССАДа? — предложил Дэнни.
Мы рассмеялись.
— Как бы то ни было, я считаю, что мы просто обязаны требовать свои отчисления, — сказал Кристофер. — Если бы я сочинял песни специально для армии, они бы ведь платили проценты с каждого исполнения?
— Нет, — возразил Дэнни. — Ты бы просто работал на них по договору найма.
— Да? Ну в таком случае они могут на меня не рассчитывать, — заявил Кристофер.
— Это еще как посмотреть, — сказал Дэнни. — Раз ты гражданин Америки, то обязан работать на армию, если она того пожелает.
— Тогда могли бы и спросить… Может, я бы в добровольцы записался, — буркнул Кристофер.
Сейчас он выглядел много серьезнее. Дэнни снял очки и потер переносицу.
— А тебе не кажется, — наконец сказал он, — что в период кризиса несколько неэтично выклянчивать деньги за использование твоей музыки?
И они на пару зашлись безудержным хохотом.
Поздней осенью 2003 года, после обмена многочисленными факсами и электронными письмами, а также после того как мои анкеты прошли придирчивую проверку в американском посольстве, госдепе и Пентагоне, Управление психологических операций наконец согласилось показать мне свою коллекцию компакт-дисков.
Адам Пьоре, журналист «Ньюсуика», говорил, что музыкальный репертуар для обработки военнопленных составлялся как раз в штаб-квартире ПСИОП. Сама коллекция размещается в невысоком кирпичном здании на территории базы Форт-Брэгг, в пятистах ярдах от того места, где — если верить слухам — находилась Козлаборатория. Я то и дело бросал взгляды за окно в надежде увидеть хромающих или ошалелых коз, однако безуспешно.
Военные психологи начали с того, что познакомили меня со своими записями звуковых эффектов.
— По сути дела, — объяснял сержант, бывший моим гидом на начальном этапе экскурсии, — здесь речь идет о создании у противника иллюзии, что они слышат нечто, чего нет на самом деле.
Один из компакт-дисков со звуковыми эффектами имел наклейку с надписью «Взвинченный женский голос: „Мой муж тебя никогда не любил!“».
— Мы скупили на корню всю выпущенную партию, — сообщил сержант.
Мы рассмеялись.
«Галопирующие лошади», гласила другая наклейка. Мы вновь рассмеялись и согласились, что лет триста назад это сработало бы, но никак не сегодня.
Затем он дал мне прослушать нечто более подходящее: «Танки».
Радиостудию заполнили танковый гул и лязг. Возникало впечатление, что они надвигаются на тебя со всех сторон одновременно. Сержант пояснил, что иногда динамики размещают, скажем, с восточного склона холма, где они работают на полную мощность, в то время как настоящие танки, переведя двигатели в малошумящий режим, скрытно заходят на противника с запада.
После этого он поставил мне компакт-диски с арабской музыкой («Наши аналитики и специалисты знают, что именно у них популярно и может быть уместно в контексте культуры, поэтому мы приобретаем такую музыку, чтобы обращаться к населению»), а затем и коллекцию записей Аврил Лавин и Норы Джонс.
— А каким образом Аврил Лавин может использоваться на территории враждебного государства? — поинтересовался я.
Несколько секунд молчания.
— В ряде регионов мира западная музыка популярна, — наконец сказал он. — Мы стараемся идти в ногу со временем.
— А кто составляет этот репертуар? — далее спросил я.
— Наши аналитики, в сотрудничестве с нашими специалистами.
— И для каких стран?
— Я не могу обсуждать эту тему, — ответил он.
Моя экскурсия у военных психологов была умело срежиссированной постановкой. Такой же тур мог быть предложен конгрессмену или заезжему высокопоставленному чиновнику. Здешние офицеры отлично знают, что написать в буклете, как подготовить сувенирный компакт-диск, какой кнопочкой включается динамик, какую сделать фотографию на память и что именно показывать экскурсантам.
Вот они и показали мне свои радио- и телестудии, видеоархив, чьи полки забиты дисками и кассетами с ярлыками типа «База Гуантанамо» и так далее. Я заметил на стене плакат, напомнивший мне об официальных функциях военно-психологического подразделения: «Капитуляционные формулировки. Контроль толпы. Тактическая маскировка. Беспокоящие действия. Нетрадиционные средства. Меры безопасности на иностранной территории».
Мне показали станки для печатания листовок, а также доставочные канистры. При сбрасывании с самолетов они раскрываются в воздухе, рассеивая десятки тысяч страниц по вражеской территории.
Американцы всегда опережали иракцев по части умелой пропаганды. Например, в самом начале войны в Персидском заливе иракские военные психологи еще пытались сбрасывать на американских солдат свои листовки в надежде нанести сокрушительный удар по моральному духу интервентов. Так в этих листовках было написано вот что: «Ваши жены сейчас занимаются сексом с Бартом Симпсоном и Бертом Рейнольдсом».
Затем меня провели в конференц-зал, где познакомили со специалистами и аналитиками. Некоторые были в униформе. Другие выглядели просто как дружелюбные умники в очках и деловых костюмах.
Специалисты показали мне кое-какие листовки, которые пару месяцев назад разбрасывались с вертолетов на головы иракским солдатам. На одной я прочел: «Никто не выигрывает от оружия массового поражения. По любому подразделению, решившему использовать оружие массового поражения, коалиционные войска немедленно нанесут решительный ответный удар».
— Этот информационный продукт, — объяснил один из специалистов, — проводит ясную и недвусмысленную связь между
— То есть… как это? — не понял я.
— Их неудовлетворенная потребность, — сказал он, — это нежелание попасть под наш решительный ответный удар. А наше желательное поведение — это нежелание попасть под их оружие массового поражения.
Я глубокомысленно кивнул.
— Наиболее эффективные информационные продукты, — продолжал он, — связывают неудовлетворенную потребность с их стороны с желательным поведением с нашей стороны.
Молчание.
— Отметим, что ОМП
— Вы всерьез считаете, что… — начал было я. — Впрочем, не важно.
Я взял в руку следующую листовку. Она гласила: «Ваш народ не кормят. Ваши дети голодны. В то
