— А что думает об этом мой лекарь?
— Это вполне возможно, — сказал Исаак. — Но если ваше преосвященство не возражает, я хотел бы сопровождать Жилберта и взять с собой дочь. Думаю, это путешествие окажется для него более трудным, чем он полагает, и я хочу осмотреть его рану, когда он прибудет в имение, а также перевязать ему руку.
— Это устроит вас?
— Конечно, — сказал Жилберт.
— Отлично. Капитан все устроит. Желаю вам счастливого воссоединения с отцом и молюсь о том, чтобы вы не опоздали и успели повидаться с ним.
— Чтобы повидаться с ним? О, конечно. Но в имении находится мой дядя, на случай если отца уже не будет.
— И, конечно, вы можете взять мула и людей, чтобы отправиться к своей семье. А теперь я прощаюсь с вами. На рассвете я отправляюсь в Таррагону. Франсес и Бернат едут со мной. И, Жилберт, кем бы вы ни были, я от всего сердца желаю вам большего счастья, чем прежде.
— И кто же я, по вашему мнению, ваше преосвященство?
— Не знаю, — ответил Беренгер. — Но пусть Господь пребудет с вами завтра и всегда. Пойдемте обедать.
И трое мужчин в сопровождении Юсуфа поднялись по лестнице и по галерее отправились в большую столовую, где все собрались на ужин.
Глава шестая
Среда, 30 апреля
Когда следующим утром капитан вошел в дворцовый зал, он был уже почти пуст.
— Приветствую вас, сеньор, — сказал он. — Рад видеть вас здесь, за столом. Это означает, что вы можете ехать верхом?
— Да, могу, — ответил Жилберт, который сидел за столом и завтракал.
— Отлично. Его преосвященство и священники уехали на восходе. Вы поедете на муле его преосвященства. Это послушное животное — настолько послушное, насколько можно ждать от мула. И я буду иметь честь сопровождать вас.
— Я очень благодарен. Вы видели лекаря? Он едет?
— Да, капитан, — донесся голос из широкого дверного проема.
— Вы удивительно точны, господин Исаак, — заметил капитан, поворачиваясь, чтобы поприветствовать лекаря и его дочь. — Если мы поедем прямо сейчас, мы сможем присоединиться к остальным, не задерживая их. Сегодня предстоит долгое путешествие.
— Тогда давайте поедем, не откладывая, — сказал Исаак.
— Его преосвященство сказал мне, что имение вашего отца находится всего в часе неторопливой езды отсюда. Это верно?
— Да. Даже если это будет неспешная прогулка, то выйдет не намного дольше.
Остальные путешественники должны были отправиться в путь спустя примерно час, но в условленное время во внутреннем дворе стояло всего несколько человек. Старшина стражников и повар его преосвященства были заняты закупкой хлеба и другой снеди, чтобы пополнить запасы.
— Думаю, мы готовы ехать, старшина, — сказал повар. — Мы проверили запасы и приказали грузиться.
Но повозки не были загружены.
Старшина стражников холодно огляделся, пересчитывая свою команду.
— Где все? — спросил он, с трудом сдерживая гнев.
— В конюшне, — ответил поваренок. Остальные молчали.
— И что они там делают? — спросил старшина.
— Им пришлось встать до зари, а потом оседлать животных для тех, кто уехал на рассвете. Они сказали, что устали и не пойдут дальше, — сказал поваренок и побежал к повозке, делая вид, что у него дел невпроворот.
— Я им покажу «устали», — сказал старшина и вошел в конюшню.
Его рев поднял всех на ноги, но работа все равно не спорилась, усталые руки плохо слушались, и пришлось потратить вдвое больше времени, чем обычно. Когда все повозки были загружены, а мулы оседланы, солнце уже поднялось над верхушками деревьев и ярко сияло в вышине.
Жилберт и капитан, в сопровождении Исаака и Ракели, спокойно ехали по дороге. Их путь занял несколько больше времени, чем обещал молодой человек.
— Прошу прощения, капитан, — сказал Жилберт. — Я никогда не ездил этой дорой так медленно. Проселочная дорога, что ведет к нашим землям, начинается сразу за этим холмом, и я обещаю, что вскоре все смогут отдохнуть — и люди, и животные.
— Пока мы впереди остальных, то все в порядке, — заметил капитан. — Очень приятное утро.
Хотя дорога была ровной, пейзаж по обеим сторонам представлял собой поросшие лесом холмы. Слева от них вдали горы образовывали преграду, отделяющую их от моря. Всадники поднялись на небольшой холм, пересекли стремительную речку и остановились.
— Это та самая дорога? — спросил капитан.
— Да, — ответил Жилберт.
Капитан повесил кусок черной тряпки на ветвь, свисающую над ручьем.
— Это будет знаком для старшины стражников, что он добрался до нужной дороги, — сказал он. — Он будет ждать нас здесь.
Утоптанная дорога бежала прямо поперек равнины.
— Теперь уже недалеко, — сказал Жилберт. — Миля или около того.
Дорога к усадьбе начиналась от главной в двух милях от этого места и уходила в глубь темной рощи, раскинувшейся на берегу речки Фуа.
— Как тихо, — тревожно заметил Жилберт. — Все еще, наверно, спят.
— Значит, слуги вашего отца не слишком трудолюбивы, — сказал капитал. — Если, конечно, тишина не из-за…
— Смерти моего отца? Наверняка нет, — сказал Жилберт. — Ну-ка, мой любезный мул, давай-ка узнаем, где все. Наверно, все — в полях и не слышат нас.
— Земли вашего отца должно быть довольно обширны, — сказал Исаак. — Я слышу только пение птиц вдалеке и… стук копыт, как мне кажется. Далеко. Возможно, на землях вашего соседа.
Тишина, окутавшая их, заставила путников двигаться очень тихо и осторожно. Сделав еще один поворот, они увидели дом и остановились. Два низких крыла, расходящиеся по обеим сторонам от прямоугольного центрального строения, образовывали внутренний двор, защищенный крепкими деревянными воротами. Ворота были полуоткрыты, как будто привратник начал было открывать их, но забыл завершить свой труд. Из одной из труб на крыше вился дым.
Капитан указал на землю перед собой. Там виднелось темневшее на солнце большое пятно уже впитавшейся крови. В полной тишине он спешился, вытащил меч и наклонился, чтобы коснуться пятна.
— Еще не высохло, — пробормотал он. — Интересно, чья это кровь.
— Должно быть, привратника, — тревожно произнес Жилберт. — И собаки.
— Я намерен осмотреть дом. Не спешивайтесь и стойте, где стоите.
— Нет, капитан, — спокойно сказал Жилберт. — Лучше помогите мне спешиться.
— Что ты видишь? — мягко спросил Исаак у дочери, и, пока Жилберту помогали слезть с мула, Ракель быстро описала ему открывшуюся перед ними картину.
— Прислушайся, — сказал Исаак. В наступившей тишине не слышно даже птичьего щебета. — Я все
