— Советую сделать то же самое, приятель, — сказал он. — Когда настанет пора ехать, скажешь мне спасибо.
К этому времени все остальные обсохли, но тоже оставались полуодетыми.
— Еда, — прорычал сержант, — а потом — сон. Когда посвежеет достаточно, чтобы можно было соображать, отправимся дальше.
— А когда это будет? — спросил Нарсис, смененный с дежурства и только что вышедший из воды.
— Когда я скажу, стражник, — холодно сказал сержант.
Когда они грузили поклажу, короба с провизией были повешены по бокам. Улибе и Доминго перенесли их к приятному местечку возле воды и подняли крышку.
— Они удивительно тяжелые, — заметил Улибе.
— И вот почему, — сказал сержант, доставая две крепко запечатанные глиняные бутыли. — И еще одна.
Две — тоже глиняные — миски, завернутые и обвязанные льняными полотенцами, были вытащены и поставлены рядышком. — А под ними — сушеные фрукты, ветчина и хлеб, посланные поварами Его преосвященства.
— Мы можем оставить это на ужин и на завтрак, — сказал Улибе. — Поскольку у нас нет ни малейшей надежды попасть в Барселону сегодня.
— Согласен, — кивнул сержант. — Эй, бездельники, налетай!
В глиняных бутылях было вино. Сержант вытащил пробку из одной и отправил Нарсиса к ручью, чтобы он поставил в воду охлаждаться вторую. Когда тот вернулся, зрелище на полянке поистине впечатляло. Одно блюдо было наполнено цыплятами и уткой, порезанной на куски и сдобренной густым острым соусом: все по-прежнему сохранило прохладу и свежесть под защитой глины — так, словно она еще этой ночью лежала в глубочайшем подвале дома. На другом блюде были чечевица и рис, приготовленные в мясном бульоне с луком, чесноком и чабрецом. Все с аппетитом накинулись на еду.
Когда все поели и уровень вина в бутыли изрядно понизился, разговоры (если таковые и были) прекратились. Нарсис заснул; некоторое время Доминго и Улибе тихо переговаривались на предмет лошадей, а затем тоже заснули; Мигель и Габриэль стояли на страже: Мигель — возле поклажи, а Габриэль — на краю рощицы, откуда он мог обозревать окрестности. Вокруг было тихо. Жара задушила пение птиц и писк мелких зверьков. Чувствительные натуры, подумал Юсуф, сейчас, должно быть, дома, спят в уюте и прохладе.
Будучи убежденным, что он — единственное бодрствующее живое существо в этой части света, Юсуф неожиданно уловил краем глаза движение. Он вгляделся внимательнее, не поворачивая головы, и увидел густой куст, под которым пряталось что-то коричневое. Оно моргнуло. Итак, нечто темно-коричневое с глазами. И приличных размеров, подумал он, но слишком маленькое для человека. Собака? Лисица? Что-то более угрожающее? Он едва не закричал в смятении. Его меч лежал слишком далеко, несмотря на все добрые советы, полученные этим утром. Используя свое тело как щит от этих наблюдающих глаз он очень медленно вытянул руку и поднял кусочек дерева. Он заметил, что Улибе Климен внимательно смотрит на него. Бейлиф, положив ладонь на рукоятку меча, почти незаметно покачал головой. Юсуф уронил деревяшку.
Из куста выскользнула тонкая белая рука и потянулась к куску хлеба, оставленному одним из стражников на земле. Улибе двигался так же быстро. Он сомкнул свою большую руку вокруг запястья и крепко сжал.
— Ну-ка, выходи, — спокойным тоном произнес он, не ослабляя хватки.
— Никто не сделает тебе ничего плохого. — Владелец руки не шевельнулся и не издал ни звука. — Если не выйдешь, мне придется тебя вытащить. — По-прежнему ни звука.
— Что ж, как хочешь. — Улибе резко дернул и выволок из куста маленького тощего мальчишку с длинными, нечесаными волосами в грубой коричневой тунике, слишком большой по размеру. По грязному лицу катились слезы. — Ты голоден? — спокойно спросил Улибе, по-прежнему крепко сжимая тонкое запястье.
Мальчишка уставился на него огромными темными глазами.
— Глупый вопрос, — продолжал Улибе тем же тихим голосом. — Конечно, голоден. Разве растущие пареньки вроде тебя не вечно голодные? Так вот, ты окажешь великую честь нам и нашим мулам, если съешь что-нибудь из этого. То, что мы не съели, нам приходится нести с собой, а наши мулы уже перегружены. — С этими словами он взял с блюда ломоть хлеба и положил на него кусок цыпленка.
Потом подцепил второй ломоть хлеба, зачерпнул чечевицы и риса и положил его рядом с первым.
— Ну что? — усмехнулся он. — Если я тебя отпущу, ты останешься и поешь?
Мальчишка упорно молчал.
— Клянусь Господом Всемогущим и всем остальным, что тебе ничего не грозит. Мы посланцы епископа Жироны, а епископ не позволяет своим людям обижать детей. Ты останешься достаточно надолго, чтобы поесть?
Мальчик кивнул.
— Скажи это вслух. Ты можешь говорить?
— Я останусь. — Голос был хриплым и неуверенным, словно мальчик долгое время не открывал рта, но Улибе принял этот ответ и отпустил запястье. Мальчик схватил кусок цыпленка и начал судорожно есть.
— Парнишка и впрямь проголодался, — сказал сержант. — Но тут очень важно не давать ему много за один раз, Улибе. Вот, парень, — сказал он, — глотни вина и пережди, пока не освободится место для хлеба, иначе тебе будет плохо.
Тот взял бутыль, предложенную сержантом, и сделал маленький глоток. Потом сел и уставился на остатки еды.
— Мы направляемся из Жироны в Барселону, чтобы доставить этого маленького бездельника на корабль, — спокойным тоном сказал сержант, указывая на Юсуфа.
Мальчишка начал подниматься на ноги.
— Нет, нет, — успокоил его сержант. — Не волнуйся, парень. Это не пленник. Это воспитанник его величества, присоединившийся к нему на несколько месяцев в качестве пажа в его поместье. Разве это не так, Юсуф?
— Да, мой господин, — отозвался тот, пытаясь вложить искренность в каждое слово. — Клянусь, я направляюсь туда по собственному желанию. И здесь на этой лужайке — не знаю, видна ли она отсюда — моя кобыла. Она будет ждать меня в конюшне в Барселоне, и на обратном пути в Жирону я снова буду ехать на ней.
— Это правда? — прошептал мальчик, обращаясь к Улибе.
— Правда, и ничего, кроме правды, — кивнул тот. — Клянусь моей бессмертной душой, если это не так. Мы просто невинные путешественники. И теперь, думаю, ты сможешь подкрепиться еще получше.
Наступило долгое молчание, лишь время от времени нарушаемое похрапыванием и бурчанием Нарсиса, который по-прежнему мирно спал, пока мальчик разделывался с цыплятами, рисом и хлебом.
— Премного вам благодарен, сеньоры, — сказал он торжественно, что выглядело несколько чудно. — Я был очень голоден.
— Мы к вашим услугам, — пристально посмотрел на него Улибе. — Меня зовут Улибе, а это — сержант Его преосвященства, известный как Доминго, мальчика зовут Юсуф, тот, что храпит на земле, — это Нарсис, и там есть еще парочка бесполезных болванов, Мигель и Габриэль. Один из них стоит на страже. Он явно тебя не заметил.
— Я был по другую сторону ручья, — сказал мальчик. — Перешел его вброд, надеясь попросить у вас кусочек хлеба, но когда увидел, что вас так много…
— На этот счет мы не волновались, — сказал сержант. — Теперь, когда ты знаешь, кто мы такие, могу спросить твое имя?
