Она продолжала читать, думая, когда ее голос настолько охрипнет, что придется прекратить это. Неожиданно ее отец поднял руку.
— Ш-ш-ш, — негромко издал он и повернул голову к двери. — Кто-то подходит к нашим воротам?
— Не думаю, папа, — ответила Ракель. — Продолжать чтение?
— Да, — ответил он. — Прочти мне…
— Папа, теперь я слышу приближающиеся шаги.
— Превосходно, — сказал Исаак. — Наверно, это добрый сержант Доминго, которого я отправил с заданием по нашему делу. Давай спустимся, выясним.
Колокол зазвонил, когда Ракель, следуя за отцом, достигла подножья лестницы.
— Я посмотрю, кто там, — негромко сказала она и, обогнув Исаака, пошла отпирать и открывать ворота.
— Даниель! — воскликнула она, распахнув их.
— Очень рад тебя видеть, — негромко сказал Даниель, войдя внутрь и крепко обняв ее. — Но, насколько я понимаю, существует какая-то веская причина для моего возвращения домой как можно скорее. Что случилось?
— Теперь, когда ты здесь, все в порядке, — сказала Ракель.
— Это не совсем верно, — сказал ее отец. — Я тоже очень рад твоему возвращению, но есть причины, и очень веские, по которым твое присутствие здесь требовалось как можно скорее.
— Значит, я опоздал? — спросил Даниель. — Я ехал быстро, как только мог.
— С кем ты был в дороге? — спросила Ракель.
— Сперва с одним курьером, который вез письма в Перпиньян. Он остановился на ферме с конюшней у самого города, где часто проводит ночи. Я оставил лошадь там и пошел пешком один. Это казалось проще, чем будить всех.
— Я рад, что ты так поступил, — сказал Исаак. — Ты пришел как раз вовремя. Был ты дома, имел возможность умыться и переодеться?
— Нет, сеньор Исаак, и хотя был бы рад смыть дорожную пыль, я не мог заниматься этим, не выслушав вас.
— Превосходно. Найдешь воду и все, что нужно, у меня в кабинете. Ракель, принесешь Даниелю свечу? Мы будем ждать в гостиной.
Когда Даниель вошел, у камина стоял стул, рядом с ним стол. На него Ракель поставила остатки ужина: тарелку сытного бараньего супа, пахнущего травами и пряностями; разнообразное холодное мясо; хлеб и оливки.
— Великолепно, — сказал Даниель. — До этой минуты не сознавал, как проголодался. Так вот, сеньор, — заговорил он, повернувшись к Исааку, — по дороге сюда я догадался, что у вас есть причина узнать как можно скорее, что я выяснил. И хотя у меня в узле есть бумага, где все записано, я почти все хорошо помню.
— Мне действительно срочно нужны эти сведения, — сказал Исаак. — Продолжай, пожалуйста, есть, раз голоден, но в промежутках между глотками скажи, что узнал относительно сына двоюродной сестры Мордехая.
— Самое главное, что я выяснил — сын Фанеты мертв, — сказал без обиняков Даниель. — Как и сама Фанета. Они умерли перед праздниками прошлой осенью. Никакой самозванец не может быть тем Рувимом.
— Умерли? Ты уверен?
— Так сказала сеньора Перла, мать Фанеты и бабушка Рувима, — ответил Даниель. — И даже будь они живы, никто из тех, кто приехал сюда и назвался Рувимом, совершенно на него не похож. Сын Фанеты был худощавым, высоким, смуглым, темноволосым, с зелеными глазами. У него был друг, возможно, Лука, — продолжал он. — Я нашел на рынке мальчишку, который много раз видел их вместе. Этот друг жил далеко, на окраине города, и уехал из Мальорки, по меньшей мере, год назад.
— Куда? — спросил Исаак.
— Он был учеником, — ответил Даниель. — И, закончив обучение, покинул город. Домовладелица не имеет понятия, куда он отправился. По ее словам, сказал учителю — который тогда болел, — что вернется. Но не вернулся. Я не мог поговорить с его учителем, потому что она не знала, где он. Скорее всего, умер, — сказал Даниель. — Я не смог его найти.
— Какая профессия была у его учителя?
— Он был столяром.
— Это интересно, — сказал Исаак. — Что еще?
— Так — у этого мальчика был еще один друг, живший в самой неблагополучной части города, неподалеку от сыромятен. Имени его не знаю, но мой маленький осведомитель повел меня туда. Когда я сказал женщине, жившей в этом доме, что мне нужно, на меня набросились соседи — я не получил повреждений, — добавил он, — но это было неприятно. — Взял еще хлеба и мяса и, умолкнув на время, стал есть. — И это было не первым нападением на меня. Казалось, кому-то в городе очень не нравились мои наведения справок.
— А волнений в городе не было? — спросил Исаак. — В это время года…
— Как будто не было, — ответил Даниель, с удовольствием взяв еще хлеба и мяса. — Похоже, они преследовали меня, потому что это был я, не потому что питали недобрые чувства против общины. При первом нападении меня схватили, связали и оставили в чьей-то кухне.
— Схватили и связали? — переспросила Ракель, разрываясь между смехом и страхом. — Даже не верится. А что потом? Как ты убежал?
— Мне помогла маленькая девочка, — ответил Даниель. — Ее зовут Бенвольгуда. Меня связали не очень крепко, а она принесла мне нож. Потом показала дыру в стене, через которую я смог уползти. Думаю, это было не слишком героически. Я очень испачкался и сильно потряс этим сеньора Маймо, очень элегантного сеньора.
— Похоже, у тебя было богатое событиями путешествие, — уклончиво сказал Исаак.
— Оно было очень интересным, — сказал Даниель. — Нам нужно будет когда-нибудь поехать туда, — добавил он, повернулся к Ракели и коснулся ладонью ее руки. — Это красивое место. Но помимо этого я привез пачку писем для сеньора Мордехая. Не знаю, связаны ли они как-то с целью моего путешествия, но, думаю, нужно сейчас пойти, отдать их.
Он с большой неохотой поднялся из-за стола.
— Думаю, это превосходная мысль, — оживленно сказал Исаак. — Ракель, будь добра, проводи Даниеля. Мне нужно вернуться в кабинет. — Он первым пошел по коридору к ведущей во двор лестнице. — Прошу тебя говорить тихо, — добавил он. — Твоя мать спит с младенцем, надеюсь, сможет проспать до утра, если позволит твой братишка.
Исаак обнял дочь, что-то негромко сказал ей на ухо и пошел к своему кабинету.
Ракель взяла Даниеля за руку и повела к скамье у фонтана.
— Давай немного посидим здесь, — негромко сказала она.
— Что сказал твой отец? — негромко спросил Даниель.
— Что нет никакой срочности, вынуждающей тебя так быстро уходить, и что ему нужно о многом подумать перед тем, как ложиться спать. Думаю, имелось в виду, что, если будем сидеть тихо, он нам не помешает.
Даниель взял Ракель за руки и поднес их к губам.
— Твои руки прекрасны в свете фонаря, — заговорил он. — Они такие изящные, сильные, однако, когда лежат неподвижно, похожи на теплый мрамор. Когда ты слушаешь кого-нибудь и откладываешь работу, они лежат на коленях или на столе совершенно спокойно, расслабленно. Ты это знала? Они никогда не двигаются в бессмысленных жестах, как руки других женщин, и сейчас они заставляют меня понять, что беспокоить сеньора Мордехая слишком поздно. Отнесу письма ему завтра утром.
— Ты в самом деле думаешь, что папа это имел в виду, уходя в кабинет? — спросила Ракель с бульканьем радостного смеха в горле.
— Не сомневаюсь, — ответил Даниель. — Он тоже из плоти и крови.
