— Это еще не все, — сказал Юсуф. — Она гадала, предсказывала будущее, предлагала счастливые имена для младенцев и все такое, но только за деньги, — добавил он. — Все считали, что, видимо, ее обвинили в колдовстве — может быть, заслуженно — там, откуда она приехала, потому она и появилась в Льейде.
— Как они полагали, откуда она?
— А с севера, конечно, потому что сеньор Раймон и его отец приехали оттуда. И хотя она как будто интересовалась, видел кто-нибудь отца сеньора Раймона или нет, она еще хотела знать, что сталось с сыном и где он теперь. Девочка слегка походила на сеньора Раймона в детстве, поэтому местные жители решили, что сеньор Арнауд, видимо, и ее отец. Но эту женщину никто не спрашивал.
— Как она выглядела? — спросила Ракель.
— Не знаю, — ответил Юсуф. — Никто не говорил, а спросить мне в голову не пришло. Правда, старая сеньора сказала, что она была высокой, сильной, настоящей сельской женщиной. Умела обращаться с самыми большими животными, ничего не боялась. В общем, она оставалась там, пока не получила плату за полгода, а потом однажды ночью исчезла, прихватив все свои вещи и несколько чужих.
— Ей сказали, что сеньор Раймон и сеньора Марта уехали в Жирону?
— Да, — ответил Юсуф. — И старая сеньора на той ферме — мать сеньоры Эстеллы — сказала, что, когда она скрылась, люди слегка беспокоились из-за того, что сказали ей, насколько они ее знали, она казалась несколько…
Он умолк, подыскивая нужное слово.
— Неприятной? — спросила Ракель.
— Опасной, — ответил Юсуф. — И мстительной, словно имела что-то против Раймона.
— Как она называла себя? — спросил Исаак.
— Беатриу, — ответил Юсуф. — Мне это запомнилось.
— Беатриу, — повторил врач. — Это самое интересное. Возможно, в тех местах это распространенное имя, но так звали мать сеньора Гильема. А дочь? Как ее звали?
— Простите, господин, — ответил Юсуф. — Я не спросил. Как глупо с моей стороны.
— Юсуф, ты не мог знать, что это окажется важным. Ты и так привез нам очень много интересных сведений.
2
Как только все в обоих домах позавтракали, Исаак с Юсуфом позвали Ракель и отправились к дому Понса.
— Мы надеялись, что вы скоро придете, — сказала Хуана. — Франсеска проснулась, но постоянно плачет и отчаянно держится за Хайме. Бедняга. Наконец-то он пошел позавтракать, сейчас с ней Роза.
— Пойду, обследую ее, — сказал Исаак.
— Папа, мне пойти с тобой? — спросила Ракель.
— Да, пожалуйста, хотя бы на первое время, — ответил ее отец и уверенно стал подниматься по лестнице.
Франсеска лежала в своей затемненной комнате, Роза, служанка Сибиллы, меняла на ее лбу холодный компресс. Исаак сел у кровати и взял Франсеску за руку. Рука дрожала, но была сравнительно холодной.
— Жара у нее нет? — спросил он Розу.
— Нет, сеньор Исаак. Сейчас у нее только болит голова. И рана на шее.
— Рану перевяжем снова. Сможешь найти чистые бинты?
— Конечно, сеньор, — ответила она. — Я вернусь через минуту.
— Будем надеяться, что нет, — сказал врач. — Потому что, сеньора Франсеска, я хочу сказать вам кое-что до того, как приняться за перевязку.
— Не браните меня, сеньор Исаак, — сказала Франсеска. — Если б вы знали, под какой тучей я живу…
— Кое-что об этом я знаю, — бодрым тоном сказал Исаак. — И сегодня узнаю гораздо больше. Достаточно, чтобы прогнать эту тучу полностью и навсегда, уверяю вас.
— Сомневаюсь, — сказала Франсеска. — Это невозможно.
— Еще как возможно, — сказал Исаак. — Вы сегодня ели?
— Я не могу есть. Меня тошнит.
— Именно потому, что не ели, — оживленно продолжал Исаак. — Сегодня вам нужно есть понемногу каждый час. Иначе, как сможет расти ваш ребенок?
— После того что сделала, у меня нет надежды сохранить ребенка, — сказала Франсеска и снова залилась слезами.
— Я не удивлюсь, если у вас родится совершенно здоровый ребенок, — заговорил Исаак. — Некоторые женщины, сеньора, живущие в самые счастливые времена, теряют детей, многие, живущие в голоде и хаосе войны, имеют их. Общего правила не существует. Но вам нужно делать все, чтобы помочь ребенку, и больше не слушать пустую болтовню. Если Ракель снимет старые бинты, будет ясно, что у вас с раной.
— Папа, мне понадобится свет. Сеньора, можно открыть ставни?
— Конечно, — вежливо ответила Франсеска. — Роза не открывала их из-за моей головной боли.
Ракель открыла ставни и достала свои ножницы, чтобы срезать старые бинты, жесткие от засохшей крови.
— Папа, нужно размочить их, чтобы снять с раны. Можно?
— Да. Размочи вином с водой и осторожно снимай. Нужно приложить к ране целебной мази, чтобы она заживала, как следует.
Едва Ракель сняла последний жесткий бинт с шеи пациентки, вернулась Роза с новыми бинтами. Ракель наклонилась, чтобы осмотреть рану.
— Ничего страшного, — сказала она. — Судя по тому, что говорили, сеньора, казалось чудом, что вы остались живы. Вы будете ощущать боль еще несколько дней, но могло быть и хуже.
— Нет, не могло, — сказала Франсеска, и слезы вновь заструились из ее глаз. — Я напрасно испортила себе внешность, потому что еще жива — во всяком случае, до тех пор, пока ношу ребенка.
— Чепуха, — сказала Ракель. — И не двигайтесь так. Ни к чему, чтобы рана открывалась вновь, когда я накладываю на нее мазь. Ну, вот. Теперь перевяжем вас снова, но бинтов на горле будет поменьше.
И она аккуратно наложила и завязала бинты.
— Ракель, посидишь с ней? — спросил Исаак. — Мне нужно поговорить с Розой. Возможно, она поможет нам развеять эти сомнения, и сеньора Франсеска вновь сможет спокойно спать.
— Конечно, папа.
Уходя, они слышали, как Ракель твердо говорила:
— Начнем с этого обжаренного кусочка хлеба и с маленькой чашки бульона. Если съедите это, дам вам час отдыха, потом снова потревожу, чтобы поели.
Выйдя с Розой во двор, Исаак услышал негромкие звуки, издаваемые сидящими вместе людьми, которым было нечего сказать друг другу.
— Кто здесь? — спросил он.
— Все мы, — ответил Понс. — То есть я, Хуана, Хайме и Сибилла. Мы так потрясены, что не можем разговаривать. И все не способны заниматься обычными делами.
— Юсуфа с вами нет? — спросил Исаак.
— Нет, — ответила Хуана. — Не знаю, куда он делся.
— Он в кухне, болтает с Фаустой и с кухаркой, — сказала Сибилла.
— Где его, наверняка, кормят еще одним завтраком, — сказал Исаак. — Но это придется прекратить, он нужен нам здесь.
