смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Ценность аппаратов подобного класса обусловлена наличием микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины. За счет автоматической дозировки происходит эффективная и быстрая декомпрессия, подчас не требующая выполнения «глубокой площадки» на двадцати четырех, и двух мелководных – на двенадцати и шести метрах. В нижней части ребризера размещен двухлитровый резервный баллон, наполненный обычным воздухом. Он предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров и поэтому шутливо именуется «парашютом дайвера».
* * *
Эвакуация происходит нормально: за первой шестеркой вверх ушла вторая; из труб верхних торпедных аппаратов мы готовимся встретить следующую шестерку. И вдруг происходит сбой: один из молодых матросов (второй в левом верхнем аппарате) запаниковал и застрял посередине.
Вообще-то назвать торпедный аппарат трубой не совсем правильно. Внутренность обычной трубы гладкая, а тут чего только нет: направляющие дорожки, датчики всевозможных приборов, обтюрирующие кольца, отверстия клапанов осушения и вентиляции, зацепы, шпиндели, наварыши и прочая чертовщина, подчас мешающая продвижению подводника. Что-то из вышеперечисленного мальчишку и «поймало».
Я осветил себя фонарем и красноречиво показал: «Не дергайся! Сейчас поможем».
Вытянув вперед руки, ныряю в трубу. Кто-то из товарищей подталкивает за ноги, помогая протиснуться в тесную утробу и добраться до бедолаги.
Состояние у него хреновое: ворочается, трясет башкой, мычит. Лекарство для таких случаев одно, и других не придумано – резко ударив по рукам, сую кулак под выпученные стекла оранжевого шлема.
«Понял?»
«Да-да, понял», – кивает он.
Ощупываю костюм, снаряжение, тяну на себя… Не получается – что-то удерживает его на месте.
Во второй попытке принимает участие подводник, находящийся у задней крышки аппарата. Я тяну застрявшего моряка на себя, тот толкает. И тоже безуспешно.
«Нет, так дело не пойдет!» – Прекращаю силовое решение проблемы. Еще немного, и мы разорвем его гидрокомбинезон, а это чревато летальным исходом.
– Миша, утрамбуй меня хорошенько и просигналь – пусть закрывают, – спокойным голосом обращаюсь к Жуку.
Миша усердно трамбует, затем стучит по корпусу лодки. В ответ закрываются передние крышки; шипит воздух, вытесняющий из аппарата воду…
Через минуту давление воздуха выравнено. Открываются задние крышки, мокрые стенки трубы поблескивают, отражая тусклый свет аварийных ламп носового отсека.
Стягиваю с лица маску и рычу:
– Вылезай!
Два паренька, включая неуклюжего салагу, шустро покидают шлюз…
Лишь в середине лета вода в Белом море прогревается до тринадцати градусов. Однако сия роскошь касается исключительно поверхностных слоев, тогда как на глубине пятидесяти метров даже в начале августа вода остается ледяной.
Исходя из данной арифметики, мы используем самую теплую рабочую одежку – так называемые «сухари», или гидрокомбинезоны-мембраны сухого типа. Они полностью изолируют тело от смертельного холода и обеспечивают относительный комфорт на глубине.
Многие подводники недолюбливают данный прикид из-за непростой процедуры одевания, а также за жесткий и тяжеловатый материал. Но, как говорится, здоровье дороже, ибо переохлаждение сулит куда большие неприятности. Это факт.
Поначалу для обогрева комбинезонов мы использовали носимые на поясном ремне аккумуляторные батареи, питающие эластичные нагревательные элементы под ближайшим к телу слоем ткани. Позже перешли на систему аргонного поддува, состоящую из маленького баллона, редуктора и шланга. На приличной глубине, когда давление с силой обжимает сухой гидрокомбинезон, между ним и телом практически не остается теплоизолирующей воздушной прослойки, что ускоряет потерю драгоценного тепла. Вот тогда пловец и подтравливает под костюм инертный газ. Вспотеть система не позволяет и эффективно работает не дольше тридцати-сорока минут. И все же в критические моменты помогает.
Да, к сожалению, прошли те времена, когда мы использовали в своей работе отечественное снаряжение. Ныне разработка и производство родной «снаряги» безнадежно отстает, а кое-что вообще не выпускается. Приходится довольствоваться раритетами или вкладывать деньги в развитие забугорных компаний. А жаль, ведь некоторые из наших «штучек» до сих пор остаются непревзойденными по тактико- техническим данным. Даже при всей их неказистой топорности.
Ладно, хватит о грустном. Пора заканчивать спасательную операцию…
В торпедном отсеке нас встречают Устюжанин с напарником и два оставшихся подводника из экипажа терпящей бедствие субмарины. Слабый свет аварийных ламп, тяжелый воздух, насыщенный углекислым газом, гнетущая тишина, нарушаемая звонкой капелью воды.
Георгий взволнован.
– Что стряслось? Почему вернулись?
Вкратце объясняю причину, а мальчишка-матрос – виновник происшествия – стоит, понуро опустив голову.
– В чем дело, моряк? Я же тебя инструктировал! – осматривает Устюжанин его костюм на предмет повреждений.
– Виноват, – шмыгает тот носом. – Зацепился за что-то лямкой дыхательного аппарата…
– Ладно, не дрейфь – сейчас организуем вторую попытку.
Я тоже стараюсь поддержать новичка:
– Попробуешь ползти, слегка повернувшись на бок. Так проще, усек?
– Так точно…
Пора решить главный вопрос. Дело в том, что торпедные аппараты и аварийно-спасательные люки центрального или кормового отсеков имеют лишь одно общее назначение – возможность использовать их как шлюзовые камеры. Зато отличий хоть отбавляй, и одно из главных заключается в том, что последние подводники, уходящие через люк, выполняют шлюзование самостоятельно: закрывают или открывают его крышки, заполняют водой или осушают, выравнивают давление… А управление торпедными аппаратами производится исключительно из торпедного отсека. Отсюда вытекает интересная особенность: последний моряк, покидающий субмарину через трубу аппарата, прежде обязан затопить носовой отсек и выровнять его давление с внешним и только после этого открыть обе крышки.
Оборачиваюсь к Устюжанину:
– Кто останется?
– Я, конечно! – искренне удивляется он вопросу.
– Это почему же?
– Ты же по плану работаешь снаружи. А я тут…
– Хорошо, – соглашаюсь, отлично понимая, что старый товарищ не уступает мне ни в знаниях, ни в опыте, ни в силе желания поскорее завершить спасательную операцию.
Мы меняем матросам аппараты (старых может не хватить на вторую попытку), запихиваем нашего «героя» первым в сухую левую трубу и дожидаемся, пока он не упрется головой в переднюю крышку.
– Дополз? – нависаю над отверстием.
– Так точно! Дальше некуда.
– Ну, слава богу…
* * *
Нервотрепка закончилась нашей победой. Неторопливо отсчитывая мусинги и часто выполняя «площадки», мы поднимаемся на поверхность. В последней партии нас девять человек. Два матросика,
