К началу ноября, когда в мокром Тверском крае установилась минусовая температура, Смирнов объявил о перерыве в занятиях. Тощий рядовой для вида кивнул, но продолжал: приспособил для тренировок раздевалку. Соорудил в углу приспособление, названное про себя дыбой. К полу прибил веревочную петлю, в нее вставлял пятку, у противоположной стены — вторую петлю. Меж раздвинутых ног помещал включенный обогреватель, и горячий воздух, поднимаясь вверх, прогревал бедра и колени.
Тут же лежал гвоздь: встав максимально широко, рядовой наклонялся и делал отметку, царапину на полу, возле пятки. Отмечал достигнутый прогресс. Делал перерыв, тщательно массировал бедра и голени — и начинал сначала.
Действуя по новой методике — с обогревателем между ног, — уже к середине месяца он добился прогресса почти в десять сантиметров.
Представьте конструкцию из мышц, костей, хрящей, сосудов, суставов и сухожилий. Это человеческая нога. У нее постоянная длина. Попробуйте растянуть конструкцию хотя бы на пару сантиметров — и вы поймете восторг рядового солдата.
Ноги болели круглосуточно. Болел зад, и спина, и колени. Упорный фанатик ходил, переваливаясь по-утиному. Приятели отпускали скабрезности. Но тощему было все равно. Вместо гвоздя теперь он использовал карандаш: отвоевав сантиметр, отчеркивал и писал дату. Так родители отмечают на дверном косяке рост ребенка.
В конце ноября удалось прибавить еще три сантиметра. Это была большая победа. Теперь тощий мог ударить соперника хотя бы в грудь. Счастливый, он рассчитал график — и увидел, что до полного торжества, до полноценного шпагата, осталось четыре с половиной месяца.
На следующий день после составления графика проснулся в пять утра с сильной болью. Ступни и колени распухли. Ходить было невозможно. Доковылял до санчасти — фельдшер озадаченно щупал, расспрашивал, вызвал приятеля, потом они, не сумев и вдвоем установить причину опухолей, позвонили врачу. К утру наш герой готов был выть от боли. В конце концов узнал, что болезнь называется ювенильный артрит, и был отправлен в госпиталь.
Конструкция из жил, мышц и хрящей оказалась не слишком надежна. Переохлаждение, перенапряжение — и вот начинающий каратека не способен даже сунуть ногу в сапог.
Ему завидовали. Госпиталь — это солдатский эдем, где не ходят строем и не вскакивают в шесть утра, повинуясь реву дежурного сержанта.
Две недели жил королем. Ел и спал. Его странный недуг не взволновал госпитальных лекарей, они ликвидировали опухоли за четыре дня посредством таблеток; оставшееся время недужный воин ничего не делал и посвящал растяжке все свободное время. Действовал так усердно, что лежавший с ним в одной палате старый дядька в чине полковника однажды прохрипел, что подаст рапорт. Морщинистый ветеран заподозрил солдата в членовредительстве: решил, что тощий воин специально издевается над собой, чтобы продлить курс лечения и подольше побыть в тепле и сытости.
За два дня до выписки в госпиталь привезли прогремевший фильм «Игла» с Виктором Цоем в главной роли. Смотреть на новую звезду пришли все, кто мог ходить. Тощий много слышал про «Иглу» и Цоя, но увиденное сильно разочаровало. Говорили, что Цой смотрится не хуже Брюса Ли, на самом деле сцены драк показались тощему дилетантскими, если не убогими. Хотя тип личности Цоя, разумеется, был тот же: человек-функция, человек-магнит, он служил идее, и она питала его. От Цоя невозможно было оторвать глаз.
К сожалению, пленка оказалась сильно заезжена и испорчена. Драк было две: в середине фильма — одна (короткая), и в финале — еще одна (длинная); весь фильм собравшиеся в зале ждали, когда начнется мочилово, — но, дождавшись, были очень разочарованы, возмущенно свистели и топали ногами: в самых эффектных эпизодах изображение вдруг начинало прыгать, наиболее захватывающие моменты проскакивали за долю секунды. Наверное, бобины с фильмом слишком долго переезжали из гарнизона в гарнизон и каждый солдат-киномеханик считал своим долгом вырезать один-два кадрика, самых красочных, на память.
Впрочем, тощий боец увидел достаточно, чтобы понять: Цой не умеет бить ногой в голову, у него нет растяжки.
А у тощего — была. Не идеальная, — но лучше, чем у Цоя. Если бы не зима, если бы не артрит, возможно, тощий уже сидел бы в шпагате и наслаждался победой.
Постепенно шпагат стал навязчивой идеей. Тощий не просто хотел, — он вожделел со всей юной страстью. Он упражнялся до самого дембеля. Уже было ясно, что его связки не просто короткие, а ненормально короткие. Тщательно разогретые, ноги прекрасно слушались, но спустя час после того, как довольный и уставший спортсмен, кое-как умывшись из ведра, выходил за порог зала, ноги остывали, и проклятая система из мяса и жил опять сокращалась до своей обычной убогой длины.
Но начинающий каратека не переживал: он знал, что скоро вернется домой — и вот тогда начнется настоящее дело. Боевым искусствам будут посвящены несколько ближайших лет. Каждый день по нескольку часов, без спешки, с полной концентрацией.
Шпагат был неизбежен.
Демобилизованный рядовой боец войск ПВО переступил порог родительской квартиры в ноябре восемьдесят девятого года. Через неделю узнал, что неподалеку открывается клуб карате, и тут же внес плату за три месяца вперед.
Воспоминания о полутемном, пахнущем гнилым деревом армейском спортивном зале, о ржавом обогревателе и нацарапанных гвоздем отметках на сыром полу теперь вызывали только улыбку. Гражданская жизнь — это прежде всего масса свободного времени. Растяжке посвящалось два часа в день, по сорок пять минут утром, днем и вечером. Сделав сто пятьдесят приседаний и по сто пятьдесят махов правой и левой ногой, решительный дембель садился в ванную и включал горячую воду. Наполнял корыто так, чтобы ноги полностью погрузились в кипяток, и сидел, сколько мог выдержать. Далее — сопревший, задыхающийся — выпрыгивал, облачался в толстые шерстяные штаны, надежно хранящие тепло, — и делал еще по двести махов.
По вечерам — обязательный поход в видеосалон (если это было по карману). Неловкие костоломы — Сталлоне и Шварценеггер — не возбуждали, зато малый по имени Ван Дамм очень нравился. Его растяжка была великолепна. Культовый фильм «Кровавый спорт» был просмотрен около тридцати раз. Особенно импонировало, что у Рубанова и Ван Дамма одинаковый рост: метр семьдесят семь сантиметров.
В карате-клубе дембель скучал. Пока все делали по тридцать отжиманий на кулаках, он делал шестьдесят. Если вставал в спарринг — старался не бить в полную силу. Призрак первого учителя, старлея Смирнова, кружил вокруг и негромко посмеивался: «Опять понты! Зачем прыгаешь, зачем рожи корчишь? Вали его с одного удара, и пусть уползает!»
Утро начинал с пробежки. В дни, свободные от карате, ходил в другой зал, там тягал штангу. Уличных драк не искал и за первый год гражданской жизни так ни разу и не подрался.
Только в зале. Только с поклоном в адрес соперника.
До шпагата оставались считанные сантиметры.
Если мать просила помыть посуду, он ставил рядом с мойкой два табурета — один на другой, — задирал ногу и в таком положении манипулировал ложками и тарелками.
Позади было два с половиной года занятий. Теперь суровый дембель хотел не просто садиться на шпагат — после тщательной разминки и разогрева. Атаковать в любой момент, в зале и вне его, без подготовки, решать любой конфликт единственным ударом, без дискуссий, молча, боковым в висок; мгновенное движение, глубокий нокаут, и ты идешь дальше — вот чего хотел наш герой.
Однако биться было не с кем. И некогда. Трижды в неделю дембель садился в поезд и ехал в Москву, в университет, — хлопотать насчет возобновления учебы. Обложился учебниками. Древнерусская литература. Зарубежная литература XVIII века. Практическая стилистика русского языка. Но ни одна даже самая мудреная наука не давалась студенту так трудно, как растяжка.
Он купил журнал, посвященный звездам Голливуда, и прочел, что Жан-Клод Ван Дамм, приходя в кабинеты продюсеров, сразу брал два стула, ставил на расстоянии полутора метров друг от друга, садился меж стульев на шпагат и в таком положении вел переговоры. Дембель Рубанов был скромнее Ван Дамма и не хотел быть кинозвездой — но очень хотел однажды взять два стула и повторить тот же трюк.
Ему снилось, что он раздвигает ноги — шире, еще шире, и еще, потом наклоняется, упирается руками
